Гроза

Лето. Радостная пора для детворы и студентов: для кого то это вкусное мороженое на жаре, а для кого то это девчонки в топиках и коротких юбках. Тончик не относился ни к тому, ни к другому виду, как ни странно. Он сидел на кухне и курил уже вторую сигарету, смотрел как сгущаются на небе тучи. Было прохладно, но эта прохлада была приятной. «Интересно, а как там Ло» — мелькнула мысль в голове Алюминиевого, и вправду интересно. Их отношениям скоро полгода, съезжаться, вроде как, никто пока не планировал. Сам Толя был приятно удивлён, когда понял что Лошало готов терпеть и любить его. Толя никогда никого так сильно не любил как цыгана, наверное даже родную мать, а после её смерти и Жилу тоже. Погрузившись в свои мысли, Тончик не заметил, как дотлела сигарета и уже неприятно обжигала пальцы, последняя полетела в открытое окно. Пошёл дождь. И, знаете, не грибной такой, а самый настоящий ливень. Сказать, что по крыше балкона тарабанило сильно, значило ничего не сказать. На самом деле мысли о цыгане привели Толю к одной большой: он ни разу не видел его голым. Не говоря уже о том что там ниже пояса, а хотя бы плечи, грудь, рельефный живот. Он прикрыл глаза, представляя распрекрасную картину. От приятных мыслей его отвлёк стук в дверь, который он услышал только с третьего раза. В одной майке-алкоголичке и растянутых спортивных штанах Тончик поковылял открывать дверь, кто бы за ней не был, он не стеснялся себя показать. Толя открывает дверь, думая, кого в такую погоду могло принести, и не верит своим глазам (хотя нет, верит) — цыган, только вспоминали. Промокший весь, до нитки; с кудрявых волос капают капельки на нос и на одежду и без того мокрую. Он стоит за пределами квартиры, наверное ждёт разрешения войти, неловко улыбаясь, хотя сколько уже раз Толя говорил, что в своей квартире он всегда будет рад Лало. —Ну заходи-заходи, чего ж ты стоишь, как неродной. —он тянет его за край мокрой рубашки к себе, в объятия. Лало был холодным, его обычно горячая, смуглая кожа была холодной, видимо он шёл от табора или квартиры, а по тому как раздувается его грудь — скорее всего не шёл, а бежал. —Ох, Анатоль… прости за такое вторжение, —он перебирает мягкие волосы на чужом загривке, прижимаясь к тёплому Толе. —Но.. можно я у тебя на ночь останусь? —Лошало отрывается от своего занятия и смотрит в карие на против. Тончик в ступоре. А точнее в ахуе от такого красивого цыгана, уж с мокрыми волосами, с рубашкой через которую просвечивались все прелести мужского тела, Лало казался просто ахуительно-красивым, хотя почему казался? Он таким и был. Всегда. —Оставайся, конечно… а чё случилось? —сразу же спросил Алюминиевый. Ну не выгонять же его в такую погоду, наоборот отогреть нужно. —Ты что, не рад мне? —тихо спросил Серебряный отрываясь от выливания воды из сапога; (он знал что Анатоль обеспокоится, поэтому держал козырь в рукаве). —Блять, Ляль, я тебе рад, я тебе рад всегда, как ты не понимаешь?? —потихоньку начинает заводиться Толя. —Я понимаю, Анатоль, просто… слышать и понимать — это две разные вещи. —говорит Лало и целует, долго и со вкусом, в одной руке держа сапоги, а в другой поясницу Тончика, обнимая за талию. Они заканчивают спустя минут десять, не меньше. —Я так скучал, Ло. —просто и по-детски говорит Толя. —Я тоже скучал, камло, —так же просто отвечает цыган. —Поэтому и пришёл. —В ливень? —Лало прищуром посмотрел в окно на кухне, что позади Тончика. На улице и вправду продолжался жуткий, сильный ливень, только теперь к нему добавилась гроза в сопровождении молний. —Ну, на самом деле, —Лало замялся, увидев яркую молнию, после чего громыхнул гром, в этот момент Лошало сам вжался в Анатоля. —Ты, типа… боишься что ли? —он взял его трясущиеся руки в свои тёплые. Лало глянул на него из под ресниц и всё сразу стало понятно — да, определённо, точно, боится. У Тончика сердце сжималось при виде такого беззащитного цыгана, он начал целовать руки Ло, пытаясь успокоить. Целовал тонкие, красивые пальцы с кольцами, поднимаясь выше до костяшек, выцеловывал каждую родинку, каждый шрамик. —Я с тобой, я рядом, —забухтел Толя, утвердительным взглядом смотря в зелёно-изумрудные глаза. —Не, ну, хочешь я ради тебя гром заглушу, вместе с молниями этими треклятыми? —говорит Тончик с мягкой улыбкой. —Не надо Анатоль, —так же с улыбкой в тридцать один и один золотой отвечает ему Лало. —Ты и так много для меня делаешь. Поплывший от нежностей Тончик не отвечает, лишь только трётся щекой о.. мокрую насквозь рубашку. —Ой что ж я стою то, тебе эт, в душ нужно, чтоб не заболеть. —Тончик нехотя отпускает цыгана и направляет того в ванную комнату. —А, мне и так тепло, честно, просто переодеться нужно и всё нормально будет, Анатоль. —смотрит таким проникновенным взглядом, а затем снимает рубашку через голову, правильно, чё в мокром ходить? А Тончик опять залип, как мальчишка на импортную шоколадку. Увидев взгляд Толи на себе, Лало игриво улыбается из за спины и уходит в комнату искать одежду. —Вот заболеешь, лечить, блять, тебя не буду! —тут же окликивает его Толя, но он сам прекрасно понимает, что будет… и куда больше это понимает сам Лало. Идёт в ванную за чистым полотенцем для Ло (которое найти было очень сложно), возвращается в комнату, а там уже во всю разлёгся цыган на единственном мягком диване с кое где торчавшими пружинами, в семейниках одних да и в тончиковом «олимпосе», сам лыбу давит, как кот, объевшийся сметаны. Толя игнорирует собственную отжатую вещь, лишь только вешает на голову Лало полотенце и старается высушить пепельные кудри самостоятельно. Лошало смотрит на него внимательно, такое сосредоточенное лицо у лидера Алюминиевых не было даже на стрелке. —Яв кэ мэ, камло. —выпрямляется и к себе, горячими руками, тянет за бёдра, таким образом обнимая и заваливаясь на диван вдвоём. Толя может и хочет что то возразить, но уже не может - он прижат. Лало обвивает его всеми конечностями, а Толя зарывается носом в его ещё мокрые пепельные пряди с небольшими отблесками седины, свободной рукой укрывает их тёплым покрывалом и пледом. «Хоть так я его согрею», —подумал Толя. —Мэ ту камам… —такое тихое и мурчащее. (На тему шуток Малины про седину в 30 с хером лет цыган отвечает просто - «Вы вообще себя видели? С вами тут ещё как поседеешь, волос на вас никаких не хватит..!»). Так и лежат, дремят, пригревшимися друг к другу котами. Уже вечереет, небольшая люстра горит слабым светом, за окном вроде виднеются просветы среди тёмных облаков, а вроде бы и нет, хер его пойми на самом деле. Лало приоткрыл глаза, сразу почувствовал мерное дыхание на своей макушке, он немного приподнялся что бы быть с Тончиком лицом на одном уровне. Смотрит, любуется на ещё детское практически лицо с небольшим количеством веснушек у курносого носа, шрамиком, рассекающего правую бровь и длиннющими чёрными ресницами… «И кто кого тут ещё околдовал, а?» —думает он; Лало смеётся про себя и ничего не говорит. Мелькнул резкий просвет за окном, тишина, и… гром ёбнул, простигосподи, с такой силой что аж свет вырубило, а у Лошало руки потряхивало. Тончик, как ни странно, продолжает мирно дремать уже в темноте, только чувствует как потряхивают руки Ло на своей спине и сжимает его, как мягкую игрушку, ей богу. —Ну тиха, тиха ты…, —хриплым ещё со сна голосом говорит Толя. —Мы ж с тобой здесь… а оно где то там, че бояться то?? —он не разлепляет глаза, даже тогда когда понимает, что цыган откровенно на него пялится. Сказать, не сказать? —В том то и дело, Анатоль, что я нихуя не боюсь… —звенящая тишина. Тончик привстаёт на одном локте а другой рукой продолжает прижимать к себе Ло, глаз один разлепляет, и.. —Чевооо блять? А нахер пиздеть тогда мне? —в недоумении спрашивает Толя. —Просто… понимаешь, -он запинается, а Толя смотрит на него, одну бровь выгибая, ожидая продолжения-, вообщем, это было давно, я тогда совсем ещё жеребёнком был, вот и воровал яблоки на рынке, а там, за прилавком, бабка старая ух злющая сидела, так вот и прокляла меня, родовым проклятьем которое предзнаменует мне смерть во гремя грозы, если останусь я один… вот я к тебе и прибежал. —он теребил ворот «олимпоса», посмотрел на Толю такими глазами, чуть грустновато улыбаясь. А Тончик лежит, смотрит на него буквально с открытым ртом, но быстро отмирает и крепко обнимает Ло, прижимает к себе со словами: —Ты не один, Ляль. Я не дам тебе умереть, —У Лало сердце сжимается от нежности, обнимает крепко-крепко, в макушку целует, а у самого слёзы на глазах. —К тому же гроза почти закончилась, дождь тоже, всё хорошо. —Он разрывает объятья и большими пальцами стирает первые капли слёз со смуглых щёк, и целует глубоко со всей нежностью и любовью, Лало ему отвечает. —Мэ ту камам. —тихое после поцелуя. —Я тебя тоже. —такое же тихое в ответ.