Выбор

— Брат. У младшего брата требовательный голос. Мефисто вздыхает, сдвигает очки на кончик носа и поднимает взгляд от документов. Сейчас поздно — ночь, документы, однако, имеют срок годности, так что они с Рином до сих пор в академии. — Да, Рин? — Хочу на улицу. Младший немногословен, когда недоволен чем-то. Мефисто фыркает, откидывается на спинку кресла, дышит размеренно после двух часов сидения в одной и той же скрюченной позе. Говорит: — Зови Амаймона, Астарота или Вельзевула и… — Со мной Баал сходит. — Баал, — повторяет Мефисто и вопросительно оглядывает пространство вокруг. В ответ на зов из-за спины Рина выходит черный грим — ростом с самого Рина. Смотрит на Мефисто требовательно, да и как самой адекватной из сестер отказать? Мефисто кивает, снова надвигая на нос очки. — Только, пожалуйста, не таскайте сюда набериусов, брошенных котят и… Но их уже след простыл. Мефисто снова вздыхает. — Значит, ребенка притащите? Ну-ну… Восемь лет назад Мефисто украл Рина, спрятал от Фуджимото до того, как тот объявился в пещере, где рожала Юри. Был ли он тогда готов к тому, что младшего придется воспитывать? Что, раз попросив помощи у Люцифера — потому что Амаймону нельзя доверить ребенка, — впоследствии он будет делить свое время с ним со всеми остальными братьями и сестрами? Что младший брат будет расти странноватым, скрытноватым и будет, кажется, слишком стремиться в Геенну, несмотря на огромную любовь к людям и их измерению? Что младший эту любовь будет пытаться скрывать за показным хулиганством? Мефисто хмыкает сам себе в пустом кабинете, освещенном только старой настольной лампой. Думал ли он тогда, что младший брат будет расти с поддержкой семьи и… таким похожим на него? Не думал. Может быть, он вообще ни о чем в тот момент не думал — дыхание так и норовило спереть, сердце билось незначительно, но заметно быстрее, а руки оттягивала горячая тяжесть: огонь отца мог сжечь его, но не трогал, извиваясь вокруг мальчишки. Его тогда тот же Люц запечатал — и свалил со словами, что ненавидит детей. Ненавидит он, как же. А сам мелкого со всей Гоетией уже познакомил. Пожалуй, Рин привлекал их — был непривычным, теплым, живым. Они давно не росли, давно привыкли к могуществу друг друга, к общей отстраненности. Забыли о том, что они — то, что люди называют семьей. Даже Мефистофель забыл, что говорить о более… закостенелых братьях. Но Рин родился в мире людей. Под патронажем Мефисто он читал людские книги, сказки и легенды, и пусть он хоть тысячу раз обожал демонов и духов, досаждающих людям в них, он любил и верил во многое из того, о чем демоны уже давно забыли или никогда не знали. Он умел заботиться и считал, хоть и молча, упрямый мальчишка, что забота необходима всем. Он заботился о бездомных животных, трепетно относился к низшим демонам, помогал каждому встречному человеку, даже когда тот за секунду до этого держал в руках нож — зачем еще ему охрана? Рин не ходил в школу — Мефисто учил его сам, иногда Вельзевул, иногда… Ватикан, проверяющий, как там их «оружие». Какое-то время они правда считали, что Рин их — ровно до тех пор, пока лет в пять он не заблагоухал Геенной так, словно у него и тело было оттуда. Сильнейшие братья отметились, оставили на нем покровительственные метки, скалили зубы из-за его спины старым хрычам из Ватикана — от Рина отстали. Теперь только иногда приходили наблюдать, насколько он лоялен к Ассии, и, что закономерно, уходили довольными. Послышалась знакомая энергия. — Амаймон, — позвал, не отвлекаясь от бесконечных бумажек, Мефисто. Скользнул взглядом в самый темный угол комнаты, как бы требуя вылезать уже, что как маленький, — что ты здесь делаешь? Младший брат вышел из тени, взглянул как-то сквозь — скучающе. Как и почти всегда. — Я искал Рина, — ответил демон. Потянулся, хрустя позвонками, — без него в Геенне ску-учно. Он с кем-то из братьев? — предположил живо хозяин земли. — Я давно не видел Люцифера. — Люц говорил, что у вас проблемы с северными территориями, так что, думаю, он там, — сказал Мефисто, расписываясь в одном из договоров. — А с Рином сегодня Баал. Амаймон вздрогнул, как кот, — плечами и округлил глаза — едва заметно, впрочем, у брата они и так всегда были как блюдца, разве что часто полуприкрытые от уныния. — Иди, найди их, если хочешь. — Хитро улыбнувшись, Мефисто даже отвел взгляд от документов, взглянув в лицо брату. — Рин наверняка будет рад. Амаймон посмотрел на него взглядом, хорошо скрывающим подозрительность, особо не свойственную демону. — Они с сестрой слишком легко поладили, — высказался наконец Амаймон. Мефисто снова вернулся к документам, заскучавший, и отмахнулся ладонью от младшего. — Сестра — женщина, к тому же она давно хотела ребенка. Мне тоже когда-то было интересно, каково это — растить кого-то, кто будет полностью зависеть от тебя. Амаймон покачался задумчиво, перекатываясь с пятки на носок. — Я никогда об этом не думал, — признался он. — Ты сам еще ребенок, брат. Вы с Рином близки по разуму, — хмыкнул Мефисто. И опять вздохнул. Амаймон прищурил зеленые глаза. — Что-то ты много вздыхаешь. В чем дело? — Спалить бы все эти, — он подхватил пальцами листы из стопки не просмотренных документов в разочарованном жесте, — к пеклу. Каждое лето в Ассии — одно и то же: бесконечные приказы от Ватикана, от японского министерства образования, проверки школы и печатей по периметру. Посылать экзорцистов на это дело — и то бумажки писать нужно. Отвратительно. Не зря в чистилище есть место, где люди годами перебирают бумажки. — Его голос сочился неприязнью, горькой, как зелья Марбаса. Амаймон поморщился. — Возвращайся, когда Рин повзрослеет, — в бессчетный раз предложил Амаймон. — Когда он будет готов жить в Геенне. Возвращайся, брат. Мефисто вздохнул. Покачал головой. — Я буду здесь, Амаймон. Я выбрал. Хозяин земли еще покрутился в ректорской, повытаскивал толстые тяжелые книги с полок, прислушался к ощущению старшей сестры в этом мире. И исчез в тени. Мефисто вздохнул. В кабинете шуршащим шумом продолжал литься лишь скрип пера.