Он уснёт, и он уйдёт

      Стоит двери в спальню закрыться, как сердце начинает съедать одиночество. И страх. Паника. Сердечный ритм набирает обороты, дыхание — охлаждение — учащает свои бесконечные циклы. Хочется стонать, потому что на крики не хватает сил.       Поэтому Коннор редко видит, как дверь закрывается. Ричард этого не допускает. Он не хочет, чтобы Восьмой возвращался в тот нехороший день.       Дело в том, что андроид RK800 получил серьёзную травму в ходе одной из миссий. И психологическую, и физическую. Не будем вдаваться в подробности, ему очень тяжело об этом вспоминать. Поэтому мы тоже сделаем вид, что ничего не произошло. Во имя спокойствия.       Но, так или иначе, он всегда вспоминает. Мысли прорываются сквозь барьер, срывают защиту и заставляют диод беспрерывно мигать то красным, то жёлтым. Множество рук, хватающаяся за его конечности, за униформу, волосы. Грязные, пошлые слова, сочащиеся в уши. Кожа, ловко поддетая и отделившаяся от пластика. Боль, закрывшая глаза.       Работа под прикрытием закончилась провалом.       Он боится, что они придут за ним, слившись с темнотой. Будто бы комната может превратиться в ту ночную подворотню.       — Рич-чард, останься со мной, пожалуйста. — Эта фраза повторяется изо дня в день.       Диод заливается жёлтым, иногда переходит на красный. Восьмому неловко. Но он ничего с собой поделать не может.       Девятка, зашедший на несколько минут, чтобы проведать собрата и принести ему свежий тириум в стакане, останавливается. Оборачивается через плечо с тёплой улыбкой.       — Конечно. — И голос звучит ничуть не устало. Так же тепло.       Ричард присаживается обратно на стул рядом с кроватью. Вся паника в один миг испаряется, когда Восьмой задерживает свой взгляд на друге. К слову, для Коннора он, может, и не является просто другом, но… С такой шаткой психикой вряд ли им удастся поговорить об этом. Девятый не особо заостряет внимание на языке тела. Или не хочет заострять. В любом случае про реакцию парня на хоть какую-то близость он не говорит.       Дверь, ведущая в комнату, закрыта. Он больше не видит ту тёмную щель. Чёрное пятно, из которого навстречу мог шагнуть кто угодно. Кто-то мрачный, опасный. Тот, кто может сломать RK800 снова.       Коннор быстро переводит взгляд на Ричарда. Младший андроид смотрит на него сверху вниз. Можно сказать, рассматривает. Слишком уж пронзительные серые глаза. Девятый, аккуратно приподняв стул, перемещается ближе к кровати. Снова улыбается и мягко касается головы Восьмого. Ласковые манипуляции позволяют расслабиться, выровнять дыхание хоть немного, чтобы замедлить сердечный ритм. Веки потихоньку слипаются. Кажется, что Коннор улетает куда-то. Не лежит в постели, а парит в облаках.       Диод меняется на голубой. Но Ричард не уходит. Продолжает гладить по голове. Не отслеживает состояние системы, потому что это ему не нужно.       Но вот сон подкрадывается совсем близко, и мысли расплываются и обволакивают голову целиком, не позволяя уйти, не разрешая выбраться из плотного нелогичного кокона. Коннор проваливается в сон, но в то же время насос начинает биться бешеном темпе о стенки корпуса. Гнев. Страх. Отчаяние. Одиночество. Паника. Будто его кто-то держит и не отпускает. Держит крепко, приближая лицом к нещадно быстрому потоку неприятных мыслей. Остаётся только открыть глаза, сбежав от плена тьмы, с горечью в горле признать, что в безмятежное царство сновидений просто так не попасть.       — Коннор. — Но вот на фоне комнаты вырисовывается силуэт, и Восемь, невольно постепенно приходя в себя, вспоминает, что он не один.       — Кон, — чуть тише повторяется вновь через некоторое время. Вместо грубой хватки на теле ощущается тёплая рука Ричарда. Тот успокаивающе касается тыльной стороны ладони Коннора, мягко заглядывая в глаза.       Старший андроид морщится, вспоминая, что от его скина почти ничего не осталось и наружу теперь проступает один лишь мёртвый пластик. Какой кошмар. Какой ужас вспоминать о том, что ты всего-навсего машина, созданная людьми, чей народ может, как он считает, делать с тобой всё, что угодно. Обыкновенная пластиковая игрушка.       Коннор пытается убрать руку под одеяло. Ладонь скользит по мягкой белоснежной простыне, но останавливает движение, будучи придавленной чужой, той, что сверху. В чём-то Ричард прав. Прежнему Восьмому было бы всё равно на внешний вид. Сейчас же любой недостаток расшатывает все возможные шестерёнки, а вместе с ними теряют хватку и логические алгоритмы. Кажется, игрушка похожа уже больше на человека, чем на робота. А какой толк в этом сравнении тогда? Если андроид может быть таким же чувствительным, почему с ним обошлись, как с вещью?       Не думать об этом! Зубы стискиваются от досады. Он снова не смог противостоять.       — Ричард, я уродец, — хриплым от усталости голосом произносит Коннор.

Милый, это немного не тот мир, чтобы говорить «всем плевать, что ты сломлен».

      Девятый качает головой. Поднимается со стула и перемещается на край кровати. Мягкий матрас, на котором можно было спать и спать, если бы не было никаких травм, чуть прогибается под весом тела андроида.       — Можно я лягу рядом с тобой?       Наверное, это должен был просить Коннор. Но, раз уж Ричард сам этого хочет, то остаётся утвердительно кивнуть. Слабо. И убрать, наконец, руки под одеяло. Этот обнажённый пластик так отвратительно блестит в свете ночника.       Девятка ложится лицом к Восьмому, сохраняя при этом дистанцию. Он старается мягко улыбаться. Слегка. Совсем слегка. Поджав губы и глядя в глаза. Такой тёплый взгляд. Он больше не смотрит в сторону двери с замирающим сердцем, он смотрит на Ричарда.       — Покажи мне их снова, — двигаются тонкие губы в полумраке. — Покажи свои руки.       Коннор плотнее натягивает одеяло. Хмурится. Звучит… пошло? Как тогда, когда его… Чёрт!       Он жмурится, плотно сжимает веки, и это утягивает его ещё глубже на дно. То ли страх, то ли сбившаяся система заставляет вытащить кисти на поверхность. Вырвать из приятного тепла. Но ладони не встречаются с пустотой. Они упираются в другие. В тихой комнате замирает звук соприкасающегося пластика. Коннор чуть приоткрывает глаза. Ричард долго скользит взглядом по их рукам из-под полуопущенных век. Кисти чуть смещаются, чтобы пальцы могли переплестись, но ни один, ни второй не спешат это осуществить. Восьмой, не сумев сдержать тяжёлый вздох, сдвигает брови к переносице и скептически поглядывает то на руки, то на лицо Девятого, прекрасно видимое за ними. Последний, в свою очередь, старается быть максимально аккуратным. Замирает, будто статуя. И не смотрит в глаза. Он прекрасно знает, что его серые радужки способны прожечь насквозь благодаря контрасту со зрачком. Поэтому и отводит взгляд.       Коннор пробует согнуть пальцы. Пластик трётся о пластик. Замок ладоней выглядит как-то странно. Неестественно. Пугающе?       — Я не уйду. — Стоит сжать руку Ричарда крепче от вновь нахлынувших эмоций, как тот совершает ответные действия.       Держит аккуратно, не сильно и не слабо. Идеальный баланс. Между белоснежными пластинами проскакивает голубое свечение. От руки к руке. Струится из щелей слабым огоньком.       Коннор ахает, ощущая поток информации, передающийся в его тело. Но дискомфорт от нахлынувшей волны новых кодов и файлов испаряется в один миг, будучи замещённым эмоциями. Точнее, эти эмоции собираются из тех самых пустых режущих душу файлов. В ладони немного покалывает от них. Но Коннор, к его удивлению, не обращает своё дёрганное внимание на это.       Спокойствие. Расслабление. Тишина. Покой.       Восьмой резко выпускает воздух из своих загнанных металлических лёгких и без сил закрывает глаза обратно.       Рука Ричарда такая приятная. Гладкая, утончённая, белоснежная. Отполированная будто, не то что его собственная. С потёртостями, уже слегка серая. Когда нельзя возвращать скин, пластик легко испортить. Ну, Коннор, во всяком случае, умудрился, за что беспроглядно корит себя. И ничего с этим поделать не может. Однако… и у мощнейшего Девятого есть царапины. Утончённые, чуть блестящие от смеси пластика и оголённого металла. Может, какие-то из них остались при защите Восьмого. Это всё же происходило несколько раз. Те эпизоды въелись в память намертво.       Он всегда выручал. Всегда обнимал, успокаивал. Поддерживал. Заставлял сердце биться чаще, глаза — блестеть, дыхание — сбиваться, а мысли — спутываться в такой клубок, что потом уходили часы на обратную рассортировку сбитых с пути компонентов сознания.       Но это сцепление рук — это пик. Это всё, что они могут дать друг другу. Он это прекрасно знает. Ричард не зайдёт дальше. Значит, и Коннор тоже не станет.       Наконец-то получается заснуть. Система больше не трезвонит об опасности, все показатели в норме. Сбоев нет.       Кошмар боится Ричарда. Коннор же на него уповает.       Девятый уйдёт, как только Восьмой уйдёт в гибернацию. Нужно работать. Прости, Коннор. Спи спокойно.       Они теряют счёт дням. Каждый день один и тот же ритуал. Дать тишине поглотить себя. Дождаться, пока её сменит гибернация.       А потом всё сначала. И тени в дверном проёме, и разговоры в полутьме, и соединение двух ладоней. С пустотой в одиноких сердцах.