Горячий шоколад

Рождество было тем праздником, что давал надежду. Я шел из магазина с двумя большими пакетами, в которых были подарки, по сути, мне не нужные. Я хотел отдать их бездомным или детям, которые в этом действительно нуждались. Так я чувствовал себя полезным. Так я мог на миг представить, что живу. Придя домой, я принялся раскладывать продукты, напевая под нос простой мотив. Может, я позвоню родителям и скажу, что они ошиблись. Что у меня все хорошо, и я справился, а они ошиблись. А потом отправлю им и брату подарки, не получая ничего взамен. Так я хотя бы чувствую, что делаю что-то. В тот день я вышел на улицу, чтобы вынести мусор и подышать морозным, но таким свежим воздухом. Я вдыхал снежные хлопья и смотрел, как играют дети. Он стоял посередине снежной поляны, не обращая внимания на суету вокруг. В черных волосах - снежинки, а на смуглой коже едва заметный румянец. На нем было рваное пальто и такие же перчатки, а все его существо словно съежилось и дрожало. Он выглядел действительно красивым с хорошо очерченными скулами и правильными формами лица. Глаза закрыты, а голова поднята к небу, словно он, как маленький ребенок, ловил ртом снежинки. Так и было, скорее всего. Я не знаю, почему замер. Я не знаю, почему сердце словно ожило и забилось в разы быстрее, ударяясь о ребра и отдаваясь эхом везде, где могло. Я не знаю, чего ожидал, когда подошел и легонько коснулся его плеча. Его глаза широко распахнулись. Они были большие и чистые, цвета горячего шоколада, что смотрели испуганно, но сам он не шевелился, замерев. Я видел в них пламя и обжигающее солнце. Я неловко провел по его плечу, спускаясь ниже, соединяя наши руки. Он вздрогнул, когда холодное коснулось горячего, но не сопротивлялся, все также смотря мне в глаза. Он не сказал ни слова и когда я повел его домой. Когда мы пришли, я отпустил его руку, и он так и остался стоять у двери, не решаясь пройти, пока я не сказал ему сесть. Он отогревался, но я знал, что ему холодно. Я налил ему айриш кофе с виски, которое было разве что чуть светлее его глаз. От него пахло ментолом, фисташками и Рождеством. По крайней мере, для меня он пах именно так. Когда он аккуратно, словно боясь, что я отберу у него кружку, делал нерешительные глотки, он грел и меня вместе с собой. Я видел мелочи, что скрывались в едва заметных морщинках, когда он смеялся. А он видел целую картину, личность и душу, что рвалась наружу. Мы просидели потом целый день под тихие потрескивания камина, тогда, как он обронил свое первое и нерешительное "спасибо", а потом сказал, что у меня пахнет старыми книгами и ирисками. У меня, но не я. Потом он спросил про мою семью и я рассказал. Про себя он не стал говорить ничего. Я налил ему горячую ванну и поставил свечи. А ночью не спал, наблюдая, как длинные ресницы касаются скул, а губы приоткрываются. Как он умиротворенно причмокивает, а потом бормочет что-то. Наутро он освоился, и моя квартира никогда еще не казалось такой уютной. Словно с его появлением она оживала, создавала тепло, а что-то зарождалось в моем сердце. Его робость исчезала, а в больших глазах появлялась доверчивость. Он сказал, что его зовут Зейн, а я счел это идеальным именем. Он же просто сказал, что мое мне подходит, заставляя мои щеки покрываться румянцем. Зейн вытащил меня гулять, и мы лежали в снегу, а я, замерзший и не чувствующий конечностей, смотрел на его профиль. Он действительно был похож на прекрасное чудо, что, каким-то образом, появилось в моей жизни. Он, едва заметно улыбаясь, рассказывал мне о звездах. Через день я не смог терпеть. Сердце все норовило вырваться из грудной клетки, и мне казалось, что я разорвусь на мелкие кусочки. Я спросил, что он чувствует. - Я чувствую себя нужным,- просто ответил он и отпил горячий шоколад под цвет своих глаз, убивая меня. Теплый, вкусный и приятный, только вот если увлечься - обожжешься и останешься с болью, которую не смоют струи холодной воды. Тогда он уткнулся мне в ключицы и сказал, что от меня пахнет апельсинами и яблоками. А я чувствовал, как что-то рвется внутри. Зейн мог снять обо мне фильм, где все люди носили маски, или дешевую мелодраму, а того, что я, как думал, знал о нем, не хватило бы и на две страницы. Я привязывался и тонул, а он становился сильнее, словно питаясь моими чувствами. Мы вместе отнесли подарки туда, куда собирались, а Зейн загадочно улыбался и шепнул, что у него есть подарок и для меня. А я впервые осознал, что без солнца в его глазах навсегда останусь в тени. Неужели мы всегда привязываемся к тем, кому, по сути, не нужны? Однажды я проснулся посреди ночи. Зейн был на кухне и пил горячий шоколад. Луна освещала его смуглое лицо и делала его еще более совершенным, чем обычно. Она делала его волшебным. Глаза были закрыты, а ресницы, как и во сне, создавали красивую тень на идеальных скулах. Я понял, что другого шанса не будет. Я коснулся его губ, не пытаясь углубить поцелуй. Это было мимолетное касание, а я успел почувствовать тепло, которое разливалось по всему телу. Он, резко распахнув глаза, плотно сжал губы. Он не хотел отвечать мне. Наутро он ушел в одном свитере, оставив недопитый горячий шоколад на столе.