Немного о повседневности

      Цзышу никогда бы не смог объяснить, почему его сердце дрогнуло и приняло именно этого человека. Он не мог сказать, что не встречал никого прекраснее. Жизнь при дворе и дружба с Бэйюанем позволили ему в полной мере вкусить всех столичных удовольствий. Однако ни один человек не смог вызвать в нем достаточного уровня эмоций, чтобы он захотел всерьез связать с ним жизнь. Череда красавчиков и красавиц проходила мимо, даря лишь мимолетные, чувственные наслаждения. Бэйюань усмехался, а Цзышу лишь пожимал плечами. В конце концов, кому, как ни Седьмому лорду знать, что сердце непредсказуемо и несговорчиво…       Он внимательно рассматривал лицо спящего Лао Вэня, пытаясь понять, что же такого особенного в нем было? Мужественная утонченность черт, обрамленная темным шелком волос, внушала ему одновременно нежность, от которой сводило сердце, и вожделение, силу которого он не смог бы измерить. Стоило единожды уступить страсти, и она неконтролируемым потоком снесла все выстроенные им баррикады.       Вэнь Кэсин безропотно позволял ему утолять все накопившееся сладострастие. Он чувственно извивался под ним, насаживаясь на разгоряченную плоть и стонал так, что Цзышу покидали последние остатки разума. Все это походило на яркий эротический сон, в котором не было предела фантазии и возможностям. Но больше всего Цзышу нравилось, когда Лао Вэнь сначала ублажал его ртом, а потом сам становился на колени, направлял его в себя и начинал двигаться, постепенно увеличивая темп. Цзышу закусывал нижнюю губу, водил руками по влажной коже мужчины, пересчитывая пальцами ребра и позвонки, и оставлял на ней красноватые, резко контрастировавшие с бледной кожей полосы. В поведении Вэнь Кэсина было что-то мазохистское. Ему нравилось, когда Цзышу действовал жестко и сам он частенько из-за неосторожности причинял себе вред. Однако Вэнь Кэсин словно упивался своей болью, прижимаясь к нему в такие моменты с такой силой, что казалось еще мгновение, и они сольются в одно существо.       Он был одновременно брошенным на произвол судьбы сиротой и Властителем мира смертных. В повседневности, когда у них все более-менее устаканилось и вошло в русло обыденности, Вэнь Кэсин любил проводить время в покое. Погрузившись в себя, он часами бродил в одиночестве по Чанмин, исследуя самые отдаленные ее уголки, но по вечерам всегда возвращался в их дом. Поначалу Цзышу такое поведение тяготило, он думал, что Лао Вэнь сожалеет о свое выборе и скучает возможности беспрепятственно бродить по миру. Ведь он был молод, сила в нем так и бурлила, и было бы странно если бы такой человек, как он захотел в серьез провести вечность в уединении, пусть даже рядом со своей родственной душой. Однако со временем Цзышу понял, что его спутник просто наслаждается умиротворенностью и тишиной этого места. Время на Чанмин текло совершенно по-другому, его ход был настолько неспешным, что практически не ощущался.       «Мне нравится, что никуда не нужно спешить, что мы сами решаем каков будет распорядок нашего дня, - сказал однажды бывший Глава Долины призраков, - что я могу в любой момент коснуться тебя и увлечь в любовь, и ты уже не откажешь мне»       И Лао Вэнь улыбался, но не так, как улыбался до их решения пойти по тропе самосовершенствования вместе. Теперь его улыбка была искренней, немного грустной, но невыразимо нежной, и она полностью соответствовала выражению его глаз. Словом, Лао Вэнь наконец-то стал самим собой. Рядом с Цзышу он мог позволить себе быть немного неловким и слабым, мог покориться ему в постели и все чаще уступал ему доминирующую позицию.       Бывало он приникал к нему в целомудренном поцелуе прежде, чем пойти гулять по Чанмин, но этот поцелуй мгновенно разжигал в Цзышу пламя, которое не утихало до вечера и, когда Лао Вэнь возвращался, то он набрасывался на него прямо с порога. К черту такие условности, как кровать и неспешное раздевание. Ворох одежд взметался, подобно метели, и сугробами оседал прямо на пол, служа им ложем. И Цзышу целовал обнаженную кожу, вдыхал запах Лао Вэня, чувствовавшийся особенно ярко от того, что тот весь день бродил по малодоступным местам. Он проводил языком по его подмышкам, собирая мельчайшие капельки пота, и устремлялся к горошинам сосков, чтобы сильно укусить их и вызвать у него сладостные стоны. И сам Цзышу начинал стонать от ощущения своей безграничной власти над этим человеком, столь яростным в схватках, но столь податливым в постели с ним.       «Ты сводишь меня с ума, Лао Вэнь, - шептал он, покрывая цветами страсти гибкое тело возлюбленного, - еще немного, и я решу запереть тебя в спальне, чтобы ты всегда был в моем распоряжении»       «Но ведь я всегда в твоем распоряжении, - тихо смеялся в ответ Вэнь Кэсин, плавясь под его собственническими прикосновениями.       Ему нравилось это ощущение принадлежности Цзышу и то, как он не сдерживался в проявлении своих чувств. Нравилось то, как Цзышу резко переворачивал его на живот, приподнимал бедра и проводил членом между ягодиц, неспеша проникать в трепещущее отверстие, и только, когда Вэнь Кэсин начинал поскуливать от нетерпения, наконец входил одним слитным движением, заполняя его полностью. Это прекрасное ощущение его плоти внутри и тяжести мускулистого тела, набравшего после излечения немного веса, вызывало табун мурашек и закручивало в тугой узел, полыхавший внизу живота жар. Он отдавался без остатка, не играя и не притворяясь. Лао Вэнь принимал до конца все, что Цзышу давал ему, с особой радостью выпивая коктейль из боли и наслаждения. Откуда в нем это? Никому из прошлых любовников он не позволял даже слишком сильно сжимать собственные волосы, что и говорить о том, чтобы намотать их на кулак и сжать у основания. Но все, что делал Цзышу вызывало в нет трепет и восторг и, вкусив однажды подобное странное удовольствие, Вэнь Кэсин не захотел от него отказываться. Иногда, чтобы подразнить возлюбленного, он внезапно начинал сопротивляться, но Цзышу быстро понял его маленькую игру и принял ее правила. Тогда они начинали яростно бороться, Вэнь Кэсин кусался и кривил губы и успокаивался только тогда, когда Цзышу наваливался на него всем телом, практически полностью обездвиживая, вгрызался в рот в неистовом поцелуе и жестко входил, насаживая его на себя словно бабочку на иголку. Разозленные и разгоряченные, они финишировали ярко и долго, а потом еще некоторое время лежали друг на друге, не желая прерывать телесный контакт даже на секунду. Потом Цзышу снова целовал его, на этот раз с любовью, и уходил за кувшином вина. Но, когда он возвращался Вэнь Кэсин уже спал на боку, подложив под голову руку. Он выглядел таким развратно невинным, что ему хотелось нарушить его покой, чтобы начать второй раунд, но Цзышу сдерживал свои эгоистичные порывы. Он позволял ему передохнуть, правда недолго, а потом пробирался руками к влажной промежности любовника и начинал оглаживать мягкую плоть, потихоньку пробуждая ее. И все начиналось заново пока они не истощали себя полностью и не засыпали уже по-настоящему, иногда так и не добираясь до спальни.       Цзышу никогда бы не смог объяснить, почему его сердце дрогнуло и приняло именно этого человека. Однако, он достаточно повидал и пережил, чтобы понимать, что истинная близость зачастую совершенно необъяснима и от того более ценна. В конце концов, обнимая Вэнь Кэсина и испытывая безграничную любовь к нему, стоило ли думать о таких мелочах, как ее первопричины?