Нравится

Владе нравится. Нравится, как Алтан смотрит на неё, когда она надевает платье, которое он подарил — кажется, в шутку, чтобы поиздеваться над ней, что всегда ходит в удобных спортивных штанах и кроссовках. В конце концов, она — глава его собственной охраны и красота точно последнее, что должно кого-либо волновать. На первом месте всегда скорость, с которой она вынимает оружие из кобуры и меткость, с которой она попадает в тех, кто пытается добраться до босса. А к тому, что на неё смотрят, как на второй сорт, к едким сплетням за спиной и к вечному обсуждению размера её сисек и отношению этого размера к стоимости работы, Влада привыкла ещё в армии. С Алтаном почему-то хочется, чтобы хоть раз сплетни о бесконечной её ебле — по словам напарников, конечно — с нанимателями оказались правдой. Между ними ничего нет, кроме вконец похеренной субординации: Алтан смешно злится, когда Влада называет его «Золотейшеством» и этим подстегивает ещё сильнее; ничего, кроме слишком долгих взглядов и непонятных прикосновений, когда можно было бы обойтись без них. Влада кажется себе слишком взрослой для ещё почти мальчишки даже когда просто думает — в теории — о том, что между ними может быть. Ничего, кроме почти двадцати лет разницы и странного чувства неудовлетворения. Но ей нравится. Нравится, как хищно раздуваются его ноздри, когда Алтан скользит взглядом по слишком откровенному вырезу, который совершенно не предполагает белья и ниже, по плотно обтянутому золотой тканью телу. Никаких секретов, никакого простора для воображения; платье облегает, как вторая кожа, обрисовывая каждый изгиб и каждую выпуклость так порнографично, что, кажется, полностью раздетой она бы выглядела скромнее. Влада склоняет голову к плечу, когда Алтан подходит ближе, и смотрит на него сквозь зеркало — на потемневшие до черноты глаза, на поджатые губы и бьющуюся на шее жилу — пока собирает высокий хвост на затылке. Мысли о том, что стоит подстричься — слишком длинные волосы попросту опасны — ускользает, растворяясь в прикосновении чужих рук к талии. — Нарушаете субординацию? — Влада улыбается, но не двигается, ощущая жар чужих ладоней сквозь тонкую ткань. — - Двойные стандарты, ваше Золотейшество. Алтан кривит губы в намеке на улыбку, прижимается к её спине грудью и едва ощутимо касается губами выступающего в основании шеи позвонка. Это ощущение, почти нереальное, посылает по спине мурашки; Влада разворачивается, ощущая, что чужие руки так же бережно держат её за талию, и вопросительно смотрит на Алтана. Влада выше. Даже босиком выше почти на голову, а теперь она в тех неудобных, но очень красивых туфлях, что купила по дурости ещё кучу боссов назад, с первой настоящей зарплаты. Захотелось быть красивой женщиной на один вечер — туфли так и остались в коробке, пока ей заживляли спину в госпитале, превращая месиво из кожи и мышц обратно в что-то хоть отдаленно напоминающее человеческое тело. А потом желание быть красивой женщиной как-то пропало. Алтану сейчас приходится приподнять голову, чтобы заглянуть ей в лицо — и под его взглядом Влада неожиданно чувствует себя действительно красивой, хотя Алтан ничего и не говорит. Она приподнимает брови и улыбается, размыкая губы — красная помада, совершенно пошлого блядского оттенка почти склеивает их — но сказать не успевает: Алтан соскальзывает ладонью с талии по бедру, чуть сжав пальцами струящуюся ткань, и забирается под подол. Справедливости ради, это платье вовсе не для торжественных приёмов. И уж точно не стала бы она рассекать в нём без трусов, рискуя попасть в ситуацию, где пришлось бы прикрывать Алтана с буквально голой жопой. Но сейчас, когда Алтан скользит пальцами по внутренней стороне её бедра, едва касаясь, Влада думает, что ради такого момента, в принципе, готова была бы теоретически опозорится. — Без белья? — голос Алтана ниже, чем обычно, словно от долгого молчания. — Непрофессионально. Влада фыркает, но тут же сбивается с веселого настроя, когда Алтан, без особенных раздумий и времени на привыкнуть — в конце концов, до этого они не были так близки — мягко проводит прямо между ног. И его прикосновения совершенно не такие, как Влада себе представляла наедине с собой в душе. Не то, чтобы часто, но… Всё в целом не так, как она думала. Алтан щурится, вглядываясь в её лицо, пока продолжает ласкать её пальцами; Влада чувствует, насколько она сильно течёт, когда он проникает пальцами внутрь, раскрывая и подготавливая для себя. Запоздало приходит мысль о том, сколько же у неё не было мужчины и какие могут быть проблемы с этим; она хмурится и отстраняется, облизнув губы — на языке остается химический привкус ягод. Алтан, кажется, не слишком доволен, однако не настаивает — вопросительно вздергивает бровь, но позволяет Владе отдышаться и собраться с мыслями. Правда то, как он облизывает мокрые пальцы, не отводя взгляда от её лица совершенно не помогает сосредоточится. Свободной рукой он сжимает себя через брюки, шумно выдохнув, и К чёрту. Всё не так — лучше в сотни раз. Влада ненавидит, когда её шрамов касаются — Алтан же вылизывает её грудь и плечи, повторяя линии татуировок, и на его лице ни на секунду не отражается брезгливость или неприязнь. Она ненавидит быть перед кем-то полностью открытой и беззащитной, слишком привыкшая быть этой самой защитой — Алтан бережно стаскивает с неё платье и откладывает в сторону портупею с пистолетом: та падает на пол с негромким глухим ударом. Влада ненавидит, когда на неё пристально смотрят — рабочая привычка быть в тени и всё слышать, видеть и запоминать — но от того, как Алтан смотрит на её обнаженное тело, в низу живота завязывается горячий узел и поджимаются пальцы на ногах. В нём нет ни грубости, ни напористости. Алтан и в этом похож на змея, с которым его постоянно сравнивают: неторопливый, выжидающий. Опасный. Влада знает, что сможет постоять за себя даже сейчас, когда ей кажется, что всё её тело не принадлежит ей. И знает, что Алтан, несмотря на иллюзию расслабленности, может сломать ей шею раньше, чем она начнет защищаться. И от этого, кажется, кровь в венах бежит ещё быстрее. Возможно, он и правда ядовитый и отравил её своими поцелуями, но плевать. Жарко. Жарко, стыдно и невыносимо приятно. Влада думает, что сошла с ума, когда впивается короткими ногтями в чужие плечи, оставляя ссадины; думает, что точно потеряла рассудок, когда больше не может молчать, срываясь со сдавленных стонов на крик с каждым новым толчком. Мысли не задерживаются в голове, стираемые чужим языком на губах, скачут одна за другой неоновым калейдоскопом. Алтан, кажется, улыбается, когда она вцепляется в его тщательно заплетенные косы, оттягивая голову назад; кажется, он бормочет что-то похожее на «моя», когда кусает её чуть ниже нижней челюсти, оставляя свою метку. Кажется, она кончает, когда металлические украшения на чужих волосах касаются её кожи. — Не надевай его, — Алтан, коротко выдохнув, садится на край кровати и закуривает. — И это тоже. Он отталкивает ногой туфлю — вторая валяется у зеркала, где они начали. Влада садится и ерошит волосы, с трудом укладывая в приятно звенящей пустоте в голове, что придётся идти на приём. Алтан оборачивается и легко улыбается — редкая эмоция на его лице в последнее время. — Непрофессионально? — она поднимается, не пытаясь прикрыться, и физически ощущает чужой взгляд на своем теле, пока потягивается. — Я надену бельё. Алтан молчит. Он рывком притягивает её к себе, чтобы уткнуться лицом в изгиб поясницы. Влада замирает, ощущая горячее дыхание на коже, и смотрит на их отражение: довольная и явно затраханная она, с размазанной по щекам и подбородку помадой, и обнаженный Алтан, обнимающий её за бедра. Красиво. — Я буду ревновать, — невнятно говорит он, не отодвигаясь. — Я, в конце концов, твой босс и я приказываю тебе не надевать это чертово платье. Влада хмыкает. Она поворачивается — Алтан, не сдвинувшись и на сантиметр, теперь утыкается лицом ей в живот. — А то что? Премии лишишь? — она, против воли, приглаживает выбившиеся из кос волосы. — Или на цепь посадишь? Алтан согласно мычит, отвлеченно покрывая поцелуями кожу и спускаясь лицом всё ниже, пока у Влады не пропадает способность спорить. Или вообще думать о чём-то, кроме его языка. И, конечно же, на приём они опаздывают. И среди десятков взглядов, что тут же обращаются к ней, она лучше всех чувствует полный бессильной ярости взгляд Алтана — приходится приложить титаническое усилие, чтобы не рассмеяться, когда Влада видит его лицо. — Ты же не думал, что я тебя послушаю? — она небрежно разглаживает невидимые складки на подоле. — Но я в белье. — Ненадолго, — шипение едва слышно в нестройном гуле гостей. И обещание Алтан сдерживает. А потом оказывается, что про цепь он тоже не шутил. Но сильно позже, когда уже некуда бежать. И не то, чтобы Влада против.