Мне снился сон

Это нечестно. Нечестно было в последний их миг видеть в её взгляде обречённое смирение и тоску по дням и годам, которые им уже не суждено было прожить вместе. По их счастливым моментам, которые не случатся больше. А та радость мгновений, что уже существует, будет стерта беспощадной и неистовствующей волной скорби. И нескончаемым, но накатывающем лишь моментами горем. Гарри видел, как в мрачной, уже лишённой цвета глубине её глаз отражался детский смех их будущих детей. Он знал про свадьбу в её предсмертном сне. Он видел, как все эти мечтания скатываются по щекам — тихо, без сетований и причитаний. Мэйси приняла свою судьбу. Наверное, чувствуя только жгучую боль и пустоту внутри себя, вызванную гибелью Шепчущего зла, она больше не была способна на борьбу. Ей было так больно, что даже любовь к Гарри не могла облегчить эту посекундно расширяющуюся черную дыру. Так что ей хотелось скорее к свету, в тишину и в объятья тепла вечных звёзд. А Гарри не мог, просто не желал, чтобы она вот так уходила, даже не попытавшись задержаться тут подольше. Пусть не ради него, пусть ради себя. Ведь именно она из всех была отлучена от матери, совсем недолго побыла чьей-то сестрой, свободной от демонических сил ведьмой, любимой, ради которой готовы отдать бессмертие. И сколько бы он ни старался, сколько бы раз ни отрекался и ни возвращал космический дар, пользуясь благосклонностью высших; как бы ни гнался за Мэйси, она все равно оказалась по другую сторону. Ещё тогда, в комнате: для неё Гарри остался в полном красок и воодушевленных вздохов мире. Её жертва отделила его от неё мрачной стеной: Мэйси уже находилась в мире болезненного покоя и горькой усталости, от которой темнело в глазах и дыхание становилось едва слышным. Она остановила его руку в очередной попытке исцелить её, надеясь впитать в последний раз его любовь через объятия, всем своим телом, всем израненным существом. Гарри дал ей это. Гарри ушел, оставив остальное время Мэйси для сестер. И не собирался наблюдать за тем, как она растворяется в звёздах, оставляя их одних в беспросветной ночи. Ещё поднимаясь на чердак, хранитель уже принял главное решение в жизни. И ему хотелось запомнить её такой, ещё живой, с улыбкой — пусть вымученной, чтобы в следующую встречу не возникло диссонанса в голове. Без неё, здесь, ему не хотелось. И не моглось. С гримасой сожаления и презрения к самому себе, он плакал на коленях, упираясь руками в пол — до этого держа лицо, сорвался, как только Мэгги вышла. И то, что образовалось внутри, невозможно было выразить ни литрами слёз, ни километрами строк. Подаренный ему после новой смерти свет угасал с каждой минутой, не оставляя выбора. Его место — рядом с ней. Мэгги и Мэл, конечно, ни за что не захотят его отпускать. Да он и сам бы не смог эгоистично последовать своим желаниям и оставить сестёр без защиты, без поддержки в такой тяжёлый период в таком странном и навязчивом со своими непрошеными испытаниями мире. Но если и был какой-то знак того, что решение Гарри верное, то это точно новый дар Джордана. Теперь этот бывший смертный, которому и сам Гарри безусловно доверял, мог защищать и исцелять Зачарованных. Пускай это было слишком жестоко, когда он только освободился от проклятья, вешать на него новые обязанности. Но не Гарри это решил, не ему и отказываться от предоставленного шанса вверить сестёр Вера в другие, более юные и сильные руки. А он постарел за сегодня на пару тысячелетий. И страшно устал, так что веки едва держал открытыми. Где-то там был сон, который так манил. Растворяясь в толще заряженного заклинанием воздуха, полного ароматов светлого будущего с резкими нотками внезапной смерти, которая может в момент перечернуть выстроившуюся в стройный ряд цепочку по праву предназначенных тебе событий, Гарри не без сожалений оставлял этот мир. Но там, всего лишь один шаг спустя, ждала Мэйси. Сестра, дочь, ведьма, зачарованная и навеки его возлюбленная. С её смелыми решениями, храбрыми выпадами, сумасшедшими идеями и широкой улыбкой, искрящейся счастьем и благодарным восторгом только в его присутствии. Она встретит его объятьями, как при прощании, снова улыбнётся. И сидя у реки Времени, пока сладкий от благоухания цветов ветер будет колыхать её лёгкие, белые одежды, станет сравнивать то место, где они проведут вечность, с Парижем. Отвлечется, чтобы поправить ворот его молочно-белой рубашки, затем поднимет голову и встретит его нежный с лёгкой смешинкой взгляд. Теперь у них будет свой личный камерный город любви. Гарри возьмёт обе её руки в свои, как можно крепче, как можно надольше, чтобы больше не убежала, чтобы больше не ловить. Мэйси приляжет ему на грудь и тихо-тихо, уже засыпая, скажет, как жалко, что Мэгги и Мэл нельзя никак отравить фото этой красоты — как в тот раз из Парижа. Его подрагивающая рука коснётся копны кудрявых волос. Гарри с облегчением, но едва слышно выдохнет, убедившись, что Мэйси — не мираж. И будет до самого заката гладить её нежно по голове, пока она будет размеренно посапывать, периодически прижимаясь все сильнее по мере того, как ветер будет становиться по-вечернему прохладным.