stay with me

Она тянется обоженными пальцами левой руки к трезвонящему будильнику, правой рефлекторно хватаясь за голову. Вторник. 06:32 За годы работы в nerv Кацураги Мисато повидала неприлично много для своего возраста дерьма, и со многими вещами из своего послужного списка несчастий успела смириться. Ей не составило труда свыкнуться с недосыпом, постоянным стрессом и мало-помалу развивающимся алкоголизмом, даже к одиночеству она привыкнуть смогла. Труднее было принять в своей жизни фигуру Редзи Кадзи, появляющуюся и исчезающую в не самые светлые моменты. Но куда тяжелее было смириться с тем, в кого превратилась для нее Акаги Рицуко. Мисато плетется в ванную на подкашивающихся ногах, придерживаясь за стену: боится рухнуть на пол и больше не подняться, хотя еще больше боится напугать этим все еще спящего в другой комнате Синдзи. О нем Кацураги до сих пор думает, как о единственном существе в этой проклятой организации, заслуживающем защиты. В ванной она долго рассматривает свое отражение, будто надеется, что от пристального взгляда оно начнет выглядеть хотя бы немного лучше, но куда там: лопнувшие сосуды, синяки под глазами и немытые спутанные волосы не заметить просто невозможно. А еще тяжело не заметить синяки. Кадзи жесток в постели, и Кацураги не может его в этом винить: он приходит доставить удовольствие себе, а не ей, и они это уже обсуждали. Днем она может сколько угодно строить из себя сильную и непоколебимую, чтобы смотреть на Редзи свысока, вечером делать вид, что рада его появлению, но им обоим прекрасно известно, что ночью она затихнет под ним и будет лежать молча, отводя взгляд, потому что ей не позволено смотреть на него. Кадзи сбегает, бросая короткое «я позвоню», но никогда не звонит. Но Рицуко — это другой разговор. Быстрый душ ситуацию не исправляет, но она хотя бы чувствует себя бодрее. на завтрак — кружка кофе без молока и сигарета, Мисато делает глоток, чувствуя, как горячая жидкость царапает и без того саднящее горло. Кацураги тянется к телефону, щурится, пытаясь разобрать всплывшие на экране уведомления. Зрение она посадила еще год назад. акаги рицуко вчера в 23:46: «кацураги, ты живая там вообще?» акаги рицуко вчера в 23:59: «он опять пришел, я угадала?» акаги рицуко сегодня в 00:02: «это вообще не смешно. мне приехать?» акаги рицуко сегодня в 00:13: «мисато блять» акаги рицуко сегодня в 00:27: «я убью тебя когда-нибудь, ты слышишь?» акаги рицуко сегодня в 02:33: «прости за это. напиши, когда сможешь, ладно?» Кацураги переворачивает телефон экраном вниз, испуская тяжелый, виноватый рваный выдох. Позже. Она все объяснит позже. Улицы пусты, Мисато едва ли придерживает пальцами руль автомобиля — пешеходов-то все равно нет. Треск цикад монотонный и тяжелый — как дым от сигарет Рицуко, как голос Кадзи, когда он говорит, что так будет лучше. Парковка. Проходная. — Доброго утра, майор Кацураги. Пропуск. Офис. Мисато плывет по штаб-квартире медленно, будто героиня фильма на поврежденной кинопленке, и не успевает вовремя различить стук каблуков за спиной. До нее доходит, лишь когда чужая ладонь с длинными изящными пальцами хватает ее за плечо и резко разворачивает назад. — Нам нужно поговорить. Акаги выше ее почти что на голову, и Кацураги приходится смотреть снизу вверх. В оливковых радужках беспокойство смешивается с раздражением. — Рицуко… — Нам нужно. Мисато не сопротивляется, зная, что ее по лестницам и коридорам тащат в маленький кабинет без окон на третьем уровне геофронта. Посреди помещения стоит мягкое кресло на колесиках, и Кацураги мягко, но весьма настойчиво опускают в него. — Итак, — Акаги садится на пол, не опасаясь за чистоту белого халата, не переживая, что подол строгой юбки сполз куда выше, чем следовало бы. — Он снова был у тебя, да? Мисато неопределенно кивает, прикрывает глаза, скалится. она понятия не имеет, зачем доктор Акаги так сильно с ней возится, почему ей есть дело до того, с кем трахается майор и откуда в этой женщине столько рвения ее спасти. Рицуко не похожа на Кадзи, она вообще мало на кого похожа, и от этого только сложнее. потому что если Редзи Кадзи — как алкоголь, который можно пить всю ночь и все равно не напиваться, то Акаги Рицуко — горькая таблетка, которую хочешь не хочешь, а наутро все равно придется проглотить, чтобы стало хоть немного легче. — Что с тобой происходит, Мисато? У нее голос по-матерински строг и заботлив одновременно, Кацураги бездумно пялится на жесткий контур накрашенных губ. Помада. Сигаретный дым. Духота. Она представляет эти губы, пахнущие табаком и ирисом, выдыхающие в ее собственные, смазанный макияж и мягкое одеяло. Ее передергивает. «Я устала, — хочется сказать ей. — я больше не могу, мне плохо, помоги мне». Мисато слабо улыбается. — Так… голова что-то разболелась. ничего страшного. Рицуко резко поднимается с пола. — Сиди, я принесу тебе воды. Она выходит из кабинета, бесшумно закрывая за собой дверь. Оставшись в одиночестве, Мисато неверными пальцами достает из кармана пиджака телефон и, пока еще может, набирает сообщение: кацураги мисато сегодня в 07:11: «милый, можешь сегодня переночевать у кэнсуке?» икари синдзи сегодня в 07:11: «что-то случилось, кацураги-сан?» кацураги мисато сегодня в 07:11: «нет, все в порядке, просто хочу немного побыть одна. прости меня за это» Она выключает телефон до того, как получает ответ, и, услышав приближающиеся шаги за дверью, вскакивает с кресла, по пути утирая с щек мокрые дорожки. Рицуко возвращается, держа стакан воды в руках, глядит строго и как будто немного раздраженно. — Держи. Кацураги пьет маленькими, истеричными глоточками, боясь расплескать содержимое стакана, сжимает его до белеющих костяшек. — А теперь рассказывай. Мисато поднимает взгляд. — Все в порядке. — Ты лжешь. «Гэндо уехал из города, — лихорадочно думает Кацураги. — почему… почему на ней эта чертова помада?» Она молчит какое-то время, затравленно вздрагивая, пытаясь сдержать слезы. По прогнозам — не самый удачный день для того, чтобы быть сильной. Твою же мать.

***

Кацураги щелкает выключателем, слегка стыдливо пряча взгляд. Бардак, царящий в квартире, всегда был причиной едких комментариев со стороны Рицуко, и Мисато готовится получить еще одну словесную пощечину, однако Акаги терпеливо и понимающе молчит. Сумерки, накрывшие город, синим маревом плывут в спальне, оттеняя незаправленный футон и коробки в углу. В сравнении с другими комнатами, тут гораздо чище. Мисато порывается включить свет и здесь, но Рицуко мягко останавливает ее. — Не стоит, — Акаги настойчиво сжимает пальцами чужое запястье. — Спасибо… что согласилась переночевать со мной. Он не придет. — Не придет, — Рицуко утвердительно кивает. — Все хорошо. К горлу подкатывает ком. Рицуко всегда, абсолютно всегда, до чертовски постыдного всегда была рядом, а Мисато не сделала ничего, чтобы хоть как-то ее отблагодарить. Белый халат пахнет ее собственными проблемами, табаком и ржавчиной. Кацураги сползает по стенке, памятью чертит чужие силуэты на собственной постели. Акаги рывком садится рядом. — Ну почему… почему ты не хочешь мне ничего рассказать? — она обхватывает чужое лицо ладонями, пристально заглядывая в заплаканные глаза напротив. И она не выдерживает. Рывок вперед — Мисато впивается губами в чужие, обхватывая Рицуко за шею, зарываясь руками в сожженные осветлителем волосы, зажмуривая глаза, чувствуя, как все холодеет внутри. Языком проникает внутрь, слегка задевая выступающий верхний ряд зубов, толкаясь в чужое небо. ждет, пока оттолкнут. Ждет, пока снова оставят одну, даже не пообещав позвонить. Она отстраняется, сжимает губы. — Вот поэтому нет. у Рицуко уходит три секунды на то, чтобы прийти в себя, две — на то, чтобы облизнуться, Кацураги на вкус как черника пополам с водкой, и сочетание само по себе кажется странным и неправильным. Но хочется еще. — Дура, — коротко бросает она, Мисато всегда была безрассудной, но это же переходит все границы. Акаги подается вперед, хватаясь за чужие плечи, поцелуй выходит смазанным — Мисато падает назад, опираясь на руки, Рицуко пользуется этим, чтобы нависнуть сверху и углубить поцелуй, кусая чужие губы. Кацураги ведет безбожно, она цепляется за лацкан белого халата, напряженно тянет его вниз с чужих плеч. Рицуко ненавязчиво подталкивает ее к футону, роняет на спину, руками опираясь по обе стороны от чужой головы, на момент разрывает поцелуй, чтобы перевести дыхание и смотрит на лицо Мисато — с горящими щеками, размазанной по подбородку помадой, принадлежащей не ей, припухшими от укусов губами и слезинками, дрожащими в уголках глаз. Кацураги делает взмах мокрыми ресницами, чтобы сморгнуть влагу и отворачивается. — нет, — Рицуко хватает ее за подбородок, вновь поворачивая на себя. — смотри. только на меня, ладно? Мисато тяжело сглатывает и кивает, слегка приподнимается, чтобы скинуть красный форменный жакет, долго возится с несложной, но такой мудреной сейчас застежкой платья. Рицуко, приятной тяжестью сидя у Кацураги на бедрах, вслед за халатом стягивает водолазку, за ней — расстегивает юбку. Мисато тяжело и рвано дышит, стягивая платье с груди, привычным жестом выгибаясь в спине навстречу партнерше, Рицуко одной рукой справляется с расположенной спереди застежкой, оставляя Кацураги нагой по пояс. Так странно, думает Мисато, миллионы раз то же самое проделывал Кадзи, но ни разу это не вызывало у нее таких эмоций. Она тянется к чужой шее, притягивая Рицуко к себе, та упирается на локти, вновь целует Мисато — в щеку, впадинку на шее, ключицу; спускаясь ниже, ведет носом по чувствительной коже, щекочет дыханием, останавливаясь в ложбинке меж небольшими грудями. Кацураги крупно дрожит, разводит в стороны колени, поднимает руки над головой, ей впервые в жизни не хочется ничего контролировать. Рицуко поднимается, оставив поцелуй на правой груди, прямо у соска, устраиваясь меж чужих разведенных ног, пускает в ход руки. Мисато кусает губы и сжимает пальцами одеяло под головой, когда узловатые пальцы коротко обводят контур ее тела, пару раз проводя по груди, спускаются по ребрам, пересчитывая их выступы под покрытой мурашками разгоряченной коже, соскальзывают по талии, короткими ногтями слегка царапая чуть выпуклый живот, упираются в выступающие тазовые кости. Кацураги кажется, она готова кончить прямо сейчас, но Рицуко вдруг резко вцепляется в ее бедра, вонзая ногти в мягкие мышцы. Секундная боль отрезвляет, Мисато сдавленно вскрикивает, сжимая зубы, поднимает на Рицуко полный доверия, подернутый поволокой взгляд, тянется одной рукой, чтобы погладить широкие скулы, подушечкой большого пальца надавить на родинку под глазом. Акаги победоносно усмехается, мягко перехватывая руку Мисато, переплетая их пальцы, отстраняет ее от себя; сама же сдвигается назад, чтобы сорвать с Мисато все еще теснящееся на ногах платье, самой высвободиться из узкой юбки, второй рукой попутно расстегивая бюстгальтер у себя за спиной. Опуская взгляд, Рицуко ловит себя на мысли, что у Кацураги красивое белье. второй домысел о том, что она надела его ради кого-то, вызывает злость, и Акаги едва ли не рвет кружево на ее бедрах. Оставшись полностью обнаженной, Мисато предвкушающе облизывается, двигаясь навстречу чужим рукам, в ожидании замершим на футоне, дышит тяжело — комната удушливо пахнет лилиями. Рицуко складывает пальцы, на момент задерживая взгляд на лице Кацураги — можно? получает в ответ утвердительный нетерпеливый кивок, слегка касается, мягко поглаживая и осторожно раздвигая, хоть и знает, что под ней не хрупкая маленькая девочка, ей не хочется быть той, кто причинит Кацураги боль. На первое прикосновение Мисато реагирует коротким вдохом, Акаги удивляется тому, как тихо та себя ведет. Внезапно появляется желание выбить из партнерши как можно больше звуков, и она без предупреждения вводит глубже, резко, а сама свободной рукой хватается за футон и плотнее сжимает бедра. Мисато резко выгибается в спине, стонет, продолжая кусать губы, зарывается руками в свои волосы, оглаживая плечи. Рицуко это нравится, она наращивает темп, добавляет третий палец, и когда Кацураги коротко всхлипывает, утешающе целует ее во внутреннюю поверхность бедра, свободной рукой слегка поглаживая живот. наконец, Мисато вскрикивает в последний раз, смазанно роняет голову на подушку, пытаясь отдышаться. На пальцах теплое и вязкое, Рицуко не торопит, ловя губами чужой благодарный поцелуй, но все же смотрит выжидающе, чувствуя, что скоро и сама не выдержит. Кацураги соображает быстро, рывком принимает сидячее положение на футоне, одной рукой обхватывая Рицуко за шею, второй — скользя по ее телу, повторяя все те манипуляции, которые несколько минут назад проводила с ней партнерша. У груди она задерживается, по очереди сжимает соски, ногтями оставляя на коже красные полосы, спускается по животу, вниз, под резинку белья — Акаги скулит ей в шею, Мисато успокаивающе целует ту в плечо. Ловкие пальцы, достигнув цели, проникают внутрь, по пути пару раз, будто бы случайно, задев клитор, двигаются быстро, но мягко. Рицуко не хватает надолго, она кончает меньше, чем через минуту, обессиленно падает на футон. Мисато ложится рядом. до нее медленно начинает доходить произошедшее. Она прячет взгляд, боясь, что сейчас Акаги встанет и уйдет, бросив на прощание полный равнодушного презрения взгляд. — Эй, — Рицуко гладит ее по щеке. — Глупая Кацураги, ты думаешь, я вот так вот уйду? Мисато завороженно смотрит в глаза напротив. — Так ты останешься со мной? — Я останусь с тобой, — в подтверждение своим словам, Акаги целует ее в лоб. — Все хорошо. Мисато наконец позволяет себе спокойно выдохнуть и, уткнувшись Рицуко в шею, закрыть глаза. Засыпая, она думает, что утром на кухне наверняка будет накурено, а на ее любимой кофейной кружке останутся следы чужой ярко-алой помады.