Komu, že si komu, komu, moja milá Košieľočku vyšívala, košieľočku šila Košieľočku vyšívala, košieľočku šila Košieľočku šila Len teba, teba, šuhajíčku Len teba nosím v mojom srdiečku
Бобби открыл дверь. Он выглядел совсем по-домашнему, в мятой рубашке, шерстяных штанах и джемпере. Софи стояла на пороге с коричневым чемоданом и свернутой картой подмышкой. Мокрый снег прилип у нее к волосам. - Я же обещала, что приду. Бобби посмотрел на чемодан, а потом на нее. Глаза у него слезились на ветру. - Если ты не рад меня видеть... Бобби поспешно забрал у нее чемодан, наклонившись, он задел грудью ее плечо. Пальцы у него были еще холоднее, чем у нее. Когда он взялся за ручку, от тяжести его повело. - Осторожнее, он тяжелый, - запоздало предупредила Софи. Бобби посмотрел на нее, прядь серых волос падала ему на лицо. За эти месяцы он, казалось, поседел еще больше. Они поднялись по лестнице в квартиру. Газовые светильники на стене были переделаны в электрические, у окна на трехногом столике стояла пыльная монстера, под горшок стопкой были подсунуты чьи-то письма. Бобби открыл дверь и пропустил Софи вперед, она вошла в темноту, пригибаясь и оглядываясь, как кошка. За спиной щелкнул выключатель — Бобби потянул за шнурок, и был свет. - Я не думал, что все это — не шутка. Бобби поставил ее чемодан на пол, замки угрожающе скрипнули. - Что — не шутка? - Что ты действительно уходишь от Милоша. Повернувшись к Бобби спиной, Софи вошла на кухню и огляделась. Окно с раздвинутыми занавесками сияло белизной на фоне зеленых обоев. Снегопад скрывал вид на парк, на фонтан, на замерзших уток, дожидавшихся старушек с хлебом и одиноких холостяков с булкой с ветчиной. Бобби подошел к ней сзади и положил руку ей на бок. Софи прикрыла глаза и пропела: - Только тебя, мой милый. Только тебя я ношу в своем сердечке. Бобби поставил кофейник на плиту, с первой попытки чиркнув отсыревшими спичками. В квартире у него было промозгло. Софи стояла, облокотившись спиной о тумбу с рыжими пластиковыми панельками на ящиках, и смотрела на него. - Что теперь? - спросила она. Бобби положил спички рядом с пепельницей и взял ее за талию. Софи напряглась, не узнавая прикосновение: руки и мужчина были как будто незнакомыми, не такими, какими она их запомнила. У Бобби был напряженный взгляд; помедлив, он крепко поцеловал ее в щеку, в висок, в шею, постепенно оттаивая, и Софи почувствовала, что оттаивает и она. Она уперлась руками ему в грудь и отстранилась, чтобы посмотреть на него. Она словно проснулась: да, она знала это длинное лицо с глазами цвета гречишного меда, эти черные брови и густые ресницы, как будто вечно накрашенные «Маскарой». Волосы, каштановые с проседью, обрамляли откровенную лысину, но это казалось ей очаровательным: очарование школьного учителя с солдатской выправкой. - Если бы я был Милошем, я бы скорее убил тебя, чем отпустил, - сказал Бобби, прижавшись щекой к ее виску. - Это потому, что в глубине души ты дикий гуцул, - засмеялась Софи. - Ты бы действительно меня убил? Скажи. - Нет, - Бобби покачал головой. - Я бы лучше жил без тебя, зная, что ты где-то есть и ты счастлива, чем что тебя нет и больше не будет. Софи поцеловала его, забросив руки ему на плечи, и Бобби сжал ее бедра. Он задрал подол ее юбки, с силой проводя ладонями по резинкам чулочного пояса. Софи не удержалась и укусила его за шею, Бобби рывком усадил ее на тумбу. Кофе с шипением выплеснулся на плиту, Бобби нетерпеливо выключил конфорку. - На чем мы, - спросил он, позволяя Софи провести пальцами ему по волосам, убирая их со лба, - остановились? Софи боднула его лбом и он схватил ее крепче, усаживая себе на бедра. Она стукнулась затылком о шкафчик, в котором звякнули чашки и, сморщившись, коснулась рукой затылка. Бобби усадил ее обратно и пробормотал: - Мне стоит забрать тебя в спальню. Здесь не вполне... подходит. Он с сомнением оглядел столешницу с крошками и каплями воды. Софи подвинулась на край столешницы и спросила, раздвинув колени: - Зачем?*** *** ***
- Если ты хочешь спать с моей женой, не обязательно устраивать весь этот цирк с разводом, с оглаской, с вашими танцами перед Директрисой. Милош держал бокал с шерри за ножку, между пальцами у него была воткнута сигарета. Он расстегнул воротничок, галстук-бабочка свесилась на бок. Бобби уперся руками в бока, его пиджак встопорщился, как крылья летучей мыши, жилетка болталась — он сильно похудел. - Если бы у тебя, дружище, была совесть, ты бы, понял, что ты сейчас предлагаешь. - Я предлагаю тебе решение для взрослых людей, - лицо Милоша стремительно наливалось кровью. - Я не понимаю почему наше маленькое соглашение мешает нам - или вам, или кому угодно, - наслаждаться друг другом, не выставляя меня на посмешище. - Ты достаточно выставлял Софи на посмешище своими интрижками, - Бобби прижал ладонь ко лбу и раздраженно его отер. - Пора прекращать. - Между нами было соглашение, - Милош затянулся и выпустил дым в сторону. - И ты, милый друг, был частью этого соглашения. - Я не являюсь частью никаких соглашений, - отрезал Бобби. Милош развел руками. - Не будь наивным. Ты думаешь, что ты спал с Софи потому, что между вами вспыхнула одна, но пламенная страсть? Ты спал с ней потому, что в нашем браке мы оба решили, что будем спать с теми, с кем считаем нужным, и она сочла нужным спать с тобой. И я бы не рекомендовал тебе питать иллюзии по этому... Бобби ударил Милоша в лицо. Удар был короткий и спортивный — вот локоть отъезжает, строго параллельный земле, вот меняет положение корпус, а вот кулак летит и приземляется Милошу в скулу. Милоша отбрасывает к бюро, но он удерживается на ногах. - Ты не просто идиот, Бобби, - Милош вытер нос пальцами и потер между подушечками, разглядывая кровь. - Ты еще и мерзавец. Он ударил Бобби в подбородок, но Бобби успел закрыться. Только вот Милош был намного тяжелее Бобби, и под его рыхлой наружностью скрывались инстинкты боксера. Милош пробил через блок, и челюсть Бобби ощутимо хрустнула, однако и он устоял. Софи прекратила подглядывать и распахнула двери кабинета. Ее бокал упал на синтетический ковер и покатился, оставляя кровавый след. - Брейк! - рявкнула она, встав между ними. - О, это так мило и так лицемерно с твоей стороны, моя дорогая, - Милош провел пальцем у нее под подбородком. - Стравить нас, а потом... - Почему бы тебе не научиться молчать, - Бобби тыкнул в Милоша пальцем через плечо Софи, Софи отпихнула обе их руки. - Почему бы твоей нынешней пассии и моей по совместительству жене не научиться соблюдать условия сделки?! - взорвался Милош. Он перевел взгляд на Софи. - Милая, скажи мне, почему твой любовник создает мне проблемы? - Потому что все, что он сказал здесь, правда, кроме, пожалуй, позора — я хочу развод, - не выдержала Софи. Милош отступил на шаг. - Вот как? Дверь кабинета приоткрылась. Заглянул Ярек, на Яреке была картонная шапка, которую под подбородком удерживала резинка. Из зала доносились звуки музыки и пьяного пения. - Друзья, мы вас совсем потеряли, - сказал он, меняясь в лице, когда разглядел их хорошенько. Милош, промакивавшего нос платком, Бобби, хрустевшего челюстью, и Софи, стоявшую между ними. Милош шмыгнул носом и убрал платок в карман. - Но вот ты нас нашел.*** *** ***
Они пошли гулять в парк. Софи держала Бобби под руку, от ветра у нее тоже начали слезиться глаза. Бобби то и дело смотрел на нее искоса, и когда Софи подставляла губы, он ее целовал. Румянец на нем почему-то проступал темными пятнами, и сам он был темный, но как будто светящийся от счастья. - Я хочу уйти в отставку, - сказал он, пиная носками ботинок замерзшие листья. – Давно об этом думаю. - И что тогда? – Софи сунула руку ему в карман и он сжал ее пальцы. - Что угодно. Уехать в какой-нибудь маленький городок. Купить дом в лесу. Бобби быстро посмотрел на нее и улыбнулся уголком рта. Софи потянула его за руку, останавливаясь. - А работа? - Переводы, - он пожал плечами. - Не так уж и сложно найти клиентуру, если говоришь и пишешь почти на всех языках, на которых ведется бизнес. Софи задумалась. Последнее время она постоянно чувствовала себя уставшей и опустошенной. Уехать в провинцию казалось заманчивым: туда, где можно ничего из себя не изображать, а просто жить. Она с сомнением посмотрела на Бобби, прикусив губу. - Чем я буду заниматься? - Чем захочешь, - убежденно ответил Бобби. - Ты можешь преподавать. Наверняка у них есть школа. Конечно, лучше, если бы это была частная школа. - Почему лучше? - Частные школы лучше платят. Софи промолчала. Бобби упускал из виду, что она все еще могла жить с родительским состоянием достаточно долго, чтобы не заботиться об зарплате. - Я могла бы некоторое время не работать, - сказала Софи уклончиво. - Конечно, если не хочешь, - согласился Бобби. Да, он совершенно забыл – или предпочитал не помнить? Милоша это не уязвляло. - Я не очень прогрессивный мужчина. Я мог бы обеспечивать нас обоих. - Хочешь детей? - спросила Софи пытливо. Бобби промолчал, посмотрев в сторону. Он выглядел смущенным. - Возможно, мне следовало сказать об этом раньше, - он прочистил горло и бросил быстрый взгляд на Софи. - Я не могу иметь детей. - Почему? - машинально спросила она. Слова были для нее пустым звуком, но кольнула мысль: все же, скрыл. - Бесплодие, - коротко ответил он. - Мой врач достаточно ясно выразился. - Ах. Они молча дошли до покрытой изморозью беседки и остановились. Каменный лебедь на ее верхушке, распахнувший крылья, выглядел так, как будто скорее собирался свалиться, чем полететь. - Мне действительно следует извиниться за то, что я не сказал об этом раньше. Если это для тебя важно, то... - начал Бобби. Софи сжала его руку. - Бобби, я ненавижу детей. Бобби посмотрел на нее растерянно. Без своей обычной собранности он был очень красивым. - Я начинаю подозревать, что все это неправда. - Почему это? - Потому что ты — все, чего я мог хотеть. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. - С точки зрения теории вероятности, это возможно, - возразила Софи. - Но шанс будет очень маленьким. Вот таким. Она развела большой и указательный пальцы, показывая крохотный промежуток между ними. - Да, но каков шанс получить документы с высоким уровнем секретности, которые все подтверждают и идеально вписываются в картину, которую ты рисуешь у себя в голове несколько месяцев? Это наверняка будет подделкой, - возразил Бобби. - Мне нравится твой оптимизм, - Софи похлопала его по груди рукой в перчатке. Его шарф был заткнут под пиджак, из-за чего пиджак встопорщился на груди. - Если мы сейчас пойдем и выпьем, станет ли тебе легче? В рюмочной через дорогу открылась дверь. Из нее вывалилась группа молодых людей, похожих на битников, их ноги разъезжались на тонком льду. Бобби посмотрел на рюмочную, а потом на Софи, прищурив один глаз. - Маленькая алкоголичка.*** *** ***
Утром Бобби поцеловал Софи в висок и сказал: - Когда бумаги будут готовы, нам стоит пожениться. - Ты веришь в институт брака? - Софи зевнула, протирая глаза. Бобби перелез через нее и взял сигареты с тумбочки. В трусах и майке он выглядел еще худее, чем в костюме. Софи давно заметила, что, когда нервничал, он только курил и пил кофе с молоком. В последние дни они много гуляли и ели, она предпочитала думать, что он скоро поправится. - Все намного проще, если есть бумаги. Бобби вытащил сигарету из пачки, прикурил и кинул пачку на тумбочку. Софи подперла щеку кулаком. - Например? - Например кто-то попадает в больницу. Супруга пустят, любовника — нет. Бобби лег на бок и затянулся. Софи подобралась к нему поближе, уткнувшись носом в грудь. Бобби положил ей руку на спину, держа сигарету на отлете, и серьезно посмотрел на нее сверху вниз. - Тебе не скучно со мной? - Мне нравится, когда скучно. - Комплимент или оскорбление? - Ты не скучный, - Софи обняла его за талию и подняла голову. - Мне нравится, как ты думаешь. Много мелких деталей в голове. И мне нравится, как ты об этом говоришь. Бобби смотрел на нее, и его лицо прояснялось. Софи ткнула его пальцем в нижнюю губу, подумала, и чуть ее прикусила. - Я люблю тебя, - сказал Бобби трогая ее за плечо, торчащее из-под одеяла.*** *** ***
Директриса села за стол и посмотрела на Софи без удовольствия. - Чтобы что? - спросила она. Посмотрев на серебряную сигаретницу на столе у Директрисы, Софи жестом спросила - «можно?». Директриса поморщилась. Откинувшись на спинку кресла, она сдвинула очки на кончик носа. - Я верю, что, как разумное человеческое существо, все, что ты делаешь, ты делаешь с определенной целью. Развод с Милошем, скандал, твое поведение на новогодней вечеринке — залезть на колени любовнику, танцевать с ним при всех, уйти с ним — чего ты хотела этим добиться? - По-моему, это личное, - ответила Софи, так и не взяв сигарету. Она скопировала позу Директрисы, откинувшись на спинку стула и положив ногу на ногу. Психологи говорили, должно помогать во время конфликтов. - Ты можешь хамелеонить меня, сколько душе угодно. Я писала эти исследования, я знаю, как все работает, - проронила Директриса. - Меньше всего мне нужны скандалы. Скандалы мешают работе и привлекают внимание сверху. Особенно если в них замешаны люди вроде Милоша. - Я все еще не понимаю, почему мои отношения с моим мужем вызывают такой интерес, - Софи пожала плечами. - К тому же, теперь он мой бывший муж. - Развод с которым ты превратила в кабаре с драками любовников, - Директриса подалась вперед. Софи сжала губы. - Этого больше не повторится. Развод с Милошем будет мирным. Вскоре мы с Бобби поженимся и, скорее всего, он захочет уйти в отставку. - Вот как? - Директриса приподняла брови. - А ты? - И я, - Софи качнула головой. - Я готова буду подписать все документы и принять все меры по соблюдению секретности. Новое имя, новая жизнь — все, что угодно. - Даже если у тебя и у Роберта новые жизни будут разные? - Директриса дернула уголком рта. Софи наклонила голову, как будто приготовившись идти на таран: - Вы этого не сделаете – в этом же нет никакого смысла, кроме мести. Вы можете, но зачем это вам? - Могла бы, но не буду, - Директриса развела руками. – Драму нужно удалить из жизни Бюро. Через перевод или увольнение, мне, в общем-то, без разницы. Я еще могу понять Милоша — его гордость уязвлена, но этого не переносит. Могу понять Роберта — он известная старая дева, когда ему перевалило за сорок, он стал особенно сентиментальным. Но тебя — ты же так хотела попасть к мне, так хотела настоящую работу, — не за конторкой, в поле. Ты меня очень разочаровала. Под взглядом Директрисы Софи почувствовала себя менее уверенно. Со стуком выдвинув ящик, она достала из него папку с логотипом и бросила на стол перед Софией. Папка была толстая, к обложке крепилось множество скрепок и скобок степлера. - Что это? Директриса не ответила. Софи открыла папку и пробежалась по протоколам глазами. Нескольких строк хватило для того, чтобы она почувствовала — это оно. - Вы предлагаете мне ее? Это достаточно серьезное задание... - начала Софи, пытаясь сдержать волнение. Директриса махнула рукой. - Я предлагаю всего один раз. - Я хотела бы подумать. - Соглашайся или пошла вон, - Директриса потянулась за папкой, чтобы забрать ее из рук Софи, но Софи держала крепко. - Я согласна, - сказала она. Когда она подумала о Бобби, ее сердце пропустило удар, но она решила, что подумает об этом, когда придет время сказать.*** *** ***
- Так значит все-таки развод, - Милош сидел за столиком, подняв воротник. Перед ним стояла кружка пива и претцели на тарелке. Софи кивнула, сняв пальто, она повесила его на крючок. Милош следил за ней взглядом. - На твоем месте я бы не стал раздеваться. Тут достаточно холодно. - Я оставлю шарф. Софи дошла до барной стойки и вернулась с виски. Милош посмотрел на нее оценивающе. - Нервничаешь? - Немного, - призналась она. Он жестом предложил ей сесть, и Софи присела. Ей казалось, что будет страшно смотреть ему в глаза, а она смотрела — и страшно не было; почему-то все ее чувства разом окаменели. Милош смотрел на нее ожидающе. Софи сделала глоток виски и положила ногу на ногу, ссутулившись. Он поморщился. - Тебе очень не идет так сидеть. - Мы здесь не для этого собрались. - Ах, да, конечно. Что я хотел спросить - неужели я был настолько плохим мужем? – Милош прокрутил кружку с пивом, но пить не стал. - И второй вопрос — ты действительно думаешь так, как Бобби — что я выставлял тебя на посмешище? Софи задумалась. - Честно говоря нет. Бобби воспринимает все очень близко к сердцу. - И ты тоже это заметила, - Милош посмотрел в пол. - Это достаточно забавно. Сильно контрастирует с его внешностью. Он весь такой солдат; похож на учителя математики, состарившегося в пехоте. Я иногда думаю, может его внешняя строгость — способ справиться со всеми этими эмоциями? - Да, он довольно забавный, - согласилась Софи, глядя в сторону. Замечание Милоша было неожиданно точным. Она держала в руках стакан. На этот раз она не могла заставить себя на него посмотреть. - Ты любишь его? Софи набралась сил и посмотрела - в глазах Милоша стояли слезы. Софи опешила и выпрямилась, чувствуя, как спина вжимается в деревянную спинку стула. Милош смахнул слезу большим пальцем и вытащил платок. - Не принимай слишком на свой счет. Я иногда сильно реагирую на такие ситуации. Я, видишь ли, тоже довольно чувствительный. Софи взяла его за руку. Милош посмотрел на ее руку в своей руке и усмехнулся. - Это не жалость, - предупредила Софи. - Тогда что же это? - Мне просто жаль. Я думала, оставляясь верными друг другу в душе, но имея любовников, мы будем особенными. И наши чувства будут особенными. А потом я поняла, что это совсем не то, чего хочу. - Я понимаю, - Милош шмыгнул носом. Капля на кончике носа плохо вязалась с его на заказ сшитым костюмом и красиво уложенными волнистыми волосами без единой седой нити. - Ты, все же, была слишком маленькой. Тебя несложно было очаровать. - Пожалуйста, дай мне думать, что во мне все-таки было что-то особенное, - Софи хотела забрать руку. Милош ее удержал. - Было. И сейчас есть. Очаровывая тебя, я очаровался сам. Я люблю тебя, и всегда любил. Было бы нечестным удерживать тебя, но я думал, что, все же, смогу остаться в твоей жизни. - Я бы тоже этого хотела, - Софи почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Милош играл с ее пальцами, скомкав платок в кулаке свободной руки. - Но я люблю Бобби. Я не могу поступить с ним так. Когда они вышли, Милош придержал перед ней дверь; Софи прошептала: «Merci». Милош ответил что-то смешное, она хотела повернуться к нему, но он взял ее под руку и повел вдоль здания. - Я знаю о маленьком деле, которое Директриса тебе передает, - сказал он, разглядывая серое небо. - Я сам замолвил за тебя словечко. Было бы большой глупостью не взять его сейчас, даже если Бобби и будет настаивать, что пора уйти. - Ты пытаешься удержать меня таким образом? - спросила Софи. Милош качнул головой. - Нет. Я хочу дать тебе возможность, о которой ты мечтала, когда уговаривала меня представить тебя Директрисе. - Посеять раздор между мной и Бобби, может быть? - Софи приподняла бровь. Милош выглядел раздосадованным. - Не будь такой мелочной. Я был бы рад, если бы Роберт не смог пережить того, что ты хочешь принимать свои собственные решения. Но если он и правда любит тебя, ему стоит уступить. - Я ожидала от тебя более тонкой игры, - Софи остановилась, повернувшись к Милошу. - И все же, спасибо. Мне интересно и мне кажется, что я справлюсь. - De nada, - Милош шутливо приподнял шляпу. Софи вспомнила, как увидела его впервые. Это было на кампусе, он разговаривал с ее профессором. Она подошла и он точно так же приподнял шляпу, и, несмотря на весь его лоск, ее приятно удивили его мягкие манеры и добрые глаза. Он был человеком невероятного ума и начитанности, и ему было действительно интересно, что Софи думает. А еще он приглашал ее в красивые места и умел ухаживать с нестуденческим шиком. Влюбиться было несложно. - Я все помню. И всегда буду тебе благодарна, но... - начала она, пытаясь собрать со словами. Милош прервал ее жестом и поцеловал в лоб. - Без «но». Ты знаешь, я этого не люблю. - Софи! Милош, - голос окликнул, как предупреждение. Бобби перешел дорогу, чтобы подойти к ним. На нем была шерстяная куртка в клетку; нос у него был мокрый от холода, под мышкой была зажата папка. - Привет, Бобби, - Милош повернулся к нему, коснувшись локтя Софи. - Мы как раз обсуждали детали нашего бракоразводного процесса. - Это приятно знать. Насколько приятно это может быть в сложившихся обстоятельствах, - сдержанно ответил Бобби. Милош посмотрел на Софи. - Так же есть новость по работе, которую Софи хочет тебе сообщить. - Разве? Какую же? - Бобби перевел острый взгляд на Софи. Софи подошла к нему и взяла за руку, избегая смотреть на Милоша. - На самом деле, ничего нового. Мы можем поговорить об этом дома. *** *** *** Бобби разбирал свои винтовки, и Софи подошла посмотреть. Он отдал ей одну, постарше, и она прицелилась, намотав ремень на локоть. Бобби похвалил, но поправил горизонталь, сдвинув приклад на плече. Он встал сзади, взял за запястье, опустил локоть и прижался щекой к ее щеке, заглядывая в прицел. - С какого расстояния ты можешь так попасть? - спросила она. Бобби продолжал смотреть в прицел, об угол его челюсти можно было порезаться. - Зависит от ветра и от того, должно ли это быть чистое убийство, - сказал он, дернув уголком рта. Наконец, он перевел взгляд на Софи. - Ты злишься на меня? - спросила она, глядя на него очень серьезно. Он покачал головой. - Я не переношу видеть тебя с Милошем. Я знаю его слишком давно. Ты и глазом не успеешь моргнуть прежде, чем он убедит тебя в том, что все что ты хочешь — это он. - И все же, не убедил. Софи опустила винтовку и посмотрела на Бобби через плечо. Дрогнув, тот взял ее за подбородок и поцеловал, стукнувшись зубами об ее зубы. Что-то произошло с Софи, что ее потянуло к нему так сильно: она хотела его, именно этого мужчину. Все, что они делали после того, как оказались голыми в объятиях друг друга, ощущалось так остро, что она поняла – уносит. - Первый раз в этом году, - сказал Бобби, покрытый испариной, когда его лицо прекратило раскачиваться над ней. - Да, - сказала Софи и прыснула. Он опустила на локти и она взяла его за лопатки, уткнувшись носом ему в шею. Он пах чистотой и фаренгейтом, и только немного - сигаретами. - Женский оргазм сложнее, чем мужской, - сказал Бобби, наконец отпуская ее. Софи почувствовала себя уязвленной, но не подала виду: - Я не всегда могу кончить потому, что я не всегда могу расслабиться. Бобби смотрел на нее умиротворенно. Он больше не казался таким болезненно худым, несколько набранных килограммов пошло ему на пользу. Софи не знала, как выглядит она, но ей казалось — что счастливой. - Я рад, что у меня наконец-то получилось доставить тебе удовольствие, - сказал он, и Софи поцеловала его в уголок рта. Нежности от Милоша было достаточно, но ей не хватало этой безыскусности, этой прямоты. - Бобби, - Софи вздохнула. - Директриса предложила мне работу. Я хотела бы, чтобы она была последней. - Что, прости? – встрепенулся Бобби. - Я думаю, ты слышал, - уперлась Софи. Она не переносила, когда ее заставляли повторять сказанное, как ребенка. - Нет, не то. Мне нужны детали. Бобби встал с ковра и надел брюки, нашел рубашку и сразу же застегнул ее на пуговицы. Софи наблюдала за ним с пола, не испытывая ни малейшего желания одеваться, все еще разгоряченная после секса. Разве Бобби не был точно так же разгорячен? Да, но ему нужен был его футляр. Она вспомнила слова Милоша о том, что наружность Бобби — всего лишь способ бороться с эмоциями. - Ты отлично знаешь, что я не могу дать тебе никаких деталей, - сказала Софи, глядя на него в упор. Бобби сел на диван и наклонился вперед, сложив пальцы. - Рано или поздно, я узнаю. Потому что, перед тем, как операция будет запущена, Директриса придет ко мне. И ей нужна будет моя резидентура и моя оценка. - Тогда и я приду к тебе за оценкой. Но почему ты хочешь, чтобы я отчитывалась тебе сейчас? Я все еще не вижу в этом особого смысла. - Потому, что мне нужно знать подробности чтобы понять, каковы шансы, что ты вернешься, - Бобби, смотрел на нее из-под полуопущенных ресниц. Взгляд у него был острый, как бритва. - Впрочем, я думаю, я знаю. Я знаю, что это. - Что же? - Разумовская. Ты должна отказаться. - Я уже согласилась, - упрямо сказала Софи. Бобби медленно поднялся с дивана.*** *** ***
Софи раздвинула занавески и посмотрела на реку, текущую между серых гранитных берегов. Она чувствовала себя совершенно спокойной, но в то же время взволнованной, напряженной, как гончая, почуявшая зайца. Софи допила ликер из рюмки, и кофе — из чашки, бросила в сумку блокнот и прикрепила к пиджаку карточку международной конференции «Мирный Атом». Поправив волосы, она посмотрела в зеркало — краска хорошо легла на волосы, но рыжий делал ее лицо грубее. Холл отеля был полон людей: журналистов и ученых. Вера Разумовская пила кофе на террасе, накинув на плечи пиджак в клетку. Пиджак можно было принять за Шанель, но вблизи становилось понятно, что сшит он был намного грубее, чем Шанель. Софи слегка толкнула ее, проходя, и задержала руку на ее плече. - Вера, - восхитилась она. - Что за удачная встреча. Могу ли я задать вам пару вопросов? - Каких вопросов, интересно же? - Вера поправила очки. Софи взяла стул, отодвинула его и села за столик. - Пару вопросов от лица моего НИИ. Мы очень заинтересованы в ваших исследованиях. Как и в ваших идеях, - Софи слегка улыбнулась. У Веры была короткая стрижка и тонкие черты лица. Выразительнее всего были ее черные глаза, непроницаемые, как будто бы полностью состоявшие из антиматерии. - Может быть, вы захотите и мой автограф? - спросила она, пригубив кофе. - Если вам не сложно, - Софи достала из папки копию ее статьи и подвинула к ней. Вера размашисто написала что-то на обложке, поперек состава научных сотрудников, и подвинула статью к Софи. - За нами сейчас внимательно наблюдает товарищ, - сказала Вера, не меняя тона, - который нам вовсе не товарищ. Я буду благодарна, если мы сможем встретиться в каком-то другом месте. - Это может вызвать подозрения. - Вряд ли, - Вера коснулась пальцев Софи. - Товарищ знает о моих предпочтениях. Они будут ждать от меня какой-то такой выходки. Вы, кажется, тоже знаете, что я особенно неравнодушна к рыжим полячкам. - Моей целью не произвести на вас впечатление, - Софи провела пальцами по ее пальцам и убрала руку, легко улыбнувшись — так, как она улыбалась Бобби, когда в течение месяца он изображал ее мужа. - А привлечь ваше внимание. - Что ж, вам это удалось. Они встретились на набережной, Вера одела шелковый платок и очки. Софи надела шляпку и подошла, цокая каблуками. Вера посмотрела на часы: - Минутой раньше, минутой позже. Возьмите меня, что ли, под руку, раз уж мы изображаем свидание. Софи улыбнулась, как будто Вера сказала-что то смешное, и взяла ее под руку. Вера прижала ее руку к боку и они пошли вдоль набережной. - Как я понимаю, у вас есть интересная информация, - сказала Софи, щурясь на солнце. - Еще бы, - равнодушно ответила Вера. - Но мне не позволят ее вывезти. - Разве? У нас есть самые разные возможности. Подумайте об ударе, который будет нанесен Союзу. Молодая и талантливая физик-ядерщица оставляет страну. - Что для вас в этом — месть идеологическому противнику? - Вера повернула к Софи голову. За темными очками не было видно ее глаз. - Важнее то, что для вас в этом, - спросила Софи в ответ. - Лучшая жизнь, перспективы, идеология? Вера хмыкнула. - Жест. - Жест? Вера остановилась у парапета и облокотилась об него, сунув руку в карман. Набережная в будний день была пустынной, на другом берегу реки вздымались серые, скучного вида здания, и одна брутальная конструкция, похожая на додэкаэдр, ощерившийся всеми гранями. - Я вижу что происходит, - сказала она, проведя рукой по парапету. - Я задыхаюсь. Великие достижения наших ученых — безусловно. Но за ними стоит постоянное давление. Ты не можешь думать, как ты хочешь, ты не можешь говорить, как ты хочешь. Все время нужно вести двойную жизнь, двоесловие, двоемыслие. Вам-то это понятно, но у меня не меньше опыта в этом — а я всего лишь физик, это совсем не мое дело. Вы можете себе это представить? - Могу. Мы от вас всего лишь через границу. И то, что я здесь, показывает, что мы обеспокоены. - Республика живет, - улыбка тронула губы Веры. - Я ненавижу грубость и глупость. И ненавижу подчиняться страху и косности. Мое бегство вам не поможет, у меня уже есть репутация диссидентки, паршивой овцы. Публикаций становится все меньше, меня все меньше рады видеть на конференциях. - Вот как? Зачем же вы пошли на контакт? - Есть кое-кто, кто пригодится вам больше, чем я. Софи посмотрела на Веру с любопытством. - Я думаю, я знаю, о ком вы. - Конечно. Догадаться в целом несложно. Агнешка Войцек. - Войцек? Она лояльна администрации Большой Речи. - Была. Но ее взгляды меняются. Меня не нужно спасать, это ничего не принесет. Напротив, у меня совсем другой план. Но если вам удастся вывести Агнешку — с точки зрения пропаганды, это будет неоценимо. - Я вижу, вы все продумали, - сказала Софи. Вера, кажется, говорила правду, но что за игру она вела? Софи читала о ней, и была поражена ее упорству, ее твердости духа. Но это было не то, что она ожидала увидеть - перед ней стояла женщина, решившая принести себя в жертву. - Я начинала, как шахматистка, - отмахнулась Вера. - И, все же, прежде, чем мы продолжим — что для вас в этом? Во всем этом? Почему вы взялись за меня? Уверена, вам не советовали. Говорили, что миссия провальная. Перед глазами Софи встало искаженное лицо Бобби, освещенное косым светом уличного фонаря. Они спорили до ночи, пока снег не оборвал электрические провода, и продолжили в темноте. Софи продолжала настаивать на своем. Бобби повысил голос всего раз — и после этого он ушел. - Знаете девиз Освободительной Армии? - «За нашу и вашу свободу». Софи кивнула. - Моя семья жила и умирала за него. Благодаря им Республика осталась независимой. И теперь я хочу делать то, что могу, то, что должна, чтобы освободить других. - Чего бы это ни стоило? Снова лицо Бобби, снова его гречишные глаза. Он держит Софи за плечи и говорит о том, что было в Подполье и как это заканчивалось. Она не должна ехать, она должна отказаться. Софи отталкивает его руки: «Если у человека нет убеждений, у него нет ничего. Я пришла в Бюро потому, что я хотела помочь людям. Чего я стою, если ото всего откажусь сейчас, да из-за чего – из-за страха?» - Чего бы это ни стоило, - твердо сказала Софи. Вера посмотрела в сторону, наконец-то за стеклами очков промелькнул голубой глаз. - Вы звучите совсем, как Агнешка раньше. Надеюсь, она согласится с нами встретиться.*** *** ***
Днем Софи погуляла по городу, поела мороженого, сделала несколько заметок. Ближе к вечеру она отнесла плащ, у которого предварительно разорвала карман, в ателье, и отправила шифровку. Комната связи находилась за примерочной, в ней дежурила машинистка. Она, кажется, спала – когда Софи зашла в комнату, она подняла со стола голову и посмотрела на нее сквозь склеившиеся ресницы, но не смогла их разомкнуть. Машинистка решительно отклеила одну и положила в пепельницу. - Давно тут работаете? - спросила Софи. Она села на край дивана и закурила, почесывая нос. - А тебе почем знать, девочка? - машинистка откинулась на спинку стула. - Я не хочу знать ничего личного и ничего из того, что мне не стоит знать. Но я часто вижу женщин в Бюро. Они - машинистки, секретарши, архивариусы. Я никогда не вижу их в поле. - Смотри какая глазастая, - равнодушно протянула машинистка. - И что, даже знаешь почему? - Я думаю и вы знаете почему, - Софи положила руки на колени. - Потому что в поле выходят мужчины. - Мне не так уж и плохо здесь, где в меня не стреляют, - машинистка отклеила вторую ресницу, и сбросила ее к первой. - Но здесь вы рискуете так же, как и все. Что будет, если ателье накроют? Для машинисток нет особых правил. Всех забирают одинаково. - Ты меня тут что, пришла уговаривать сдаться Советам? - машинистка положила ногу на ногу. Софи покачала головой. - Нет. Я здесь, потому что я верю в то, что делаю. Вы, возможно, тоже. Но разве это честно — чтобы все рисковали одинаково, но самая ответственная работа доставалась только одним? - А как же ты хочешь, милая моя? Это мужской мир. - Да, но во время варшавского восстания за винтовки все брались наравне. И мужчины, и женщины, и дети. И погибали вместе. Софи перебил стук шифровальной машинки. Она встала, подошла к столу и оторвала лист бумаги. Читать шифр было все равно, что читать на иностранном языке. Сначала нужен словарь, а потом ты просто запоминаешь комбинации цифр, букв, знаков, и видишь не чужой язык, а текст. Директриса считала, что стоит попытаться. Указания на случай провала были однозначным — бросать все и уходить. Или во время пыток держаться как можно дольше, чтобы дать уйти другим. Софи дочитала и скомкала бумагу. Взяв комок за край, она подожгла его и аккуратно положила в пепельницу. Машинистка открыла окно и задумчиво посмотрела на Софи. - Я могу быть не права, но, похоже, у тебя появилась уникальная возможность погибнуть наравне. Софи пожала плечами. - Я не живу, чтобы умереть. Я живу, чтобы что-то сделать. В номере Софи долго лежала на кровати в одежде, сунув руки под подушку. Работал телевизор, показывали фильм о борьбе с захватчиками. Софи плохо помнила это время. Она была совсем маленькой, и только помнила, что они с мамой почти сразу уехали за город, а потом все время прятались. Но она помнила рассказы. Множество людей говорили. Милош о том, как бежал сначала во Францию, потом в Англию, Бобби о том, как решил остаться и вступил в Сопротивление. Директриса о том, что она говорила на нескольких языках, и ей это помогло. И как потом ее обрили налысо и собирались расстелять, а Бобби едва успел — она работала в штабе переводчицей, но она и сотрудничала с Подземной армией. Софи в это время пряталась в кустах и следила за коровой, чтобы не увели. Она никогда до этого не видела коров, ни раньше, ни потом. Бобби вернулся под утро, хмурый, и принялся варить кофе. Софи вышла на кухню и села на стул. Он разлил кофе в две чашки и одну подвинул ей. Она ждала признаний, проклятий, но Бобби сел, повернул к ней стул, и принялся очень подробно рассказывать о том, что ее ждет, и как этого избежать. Перед отлетом он долго держал ее руки в своих руках, пока наконец не сказал, что она должна быть осторожной. Очень осторожной. «Прости меня», - сказала Софи. «Все не могло быть так хорошо. Где-то был подвох».*** *** ***
Утро было морозным и прозрачным. Софи решила дойти до места встречи пешком и заодно проверить, нет ли за ней хвоста. Город был все так же пустынен в утренние будние дни. По широкому проспекту ехала машина, чистившая асфальт, ее обгоняли редкие «Жигули». За собором Софи свернула в переулок и сделала круг по еврейскому кварталу. Сейчас, во времена «охоты на ведьм», его нельзя было так называть, но это был еврейский квартал: на это указывали сефрадские орнаменты под самыми крышами и выбитые в камне надписи на идише, изъеденные ветром и дождем. «Это совершенно иррационально, - спорил Милош, перекинув полотенце через плечо. Он стоял в перед умывальником в одних трусах, и было видно, что он совершенно по-рыцарски сложен: рослый, широкоплечий, хоть из ванной под двуручный меч. – Что лично тебе сделали страны Блока кроме того, что у нас с ними разные интересы?» «Это очень странный вопрос, особенно от тебя, - Софи оперлась одной рукой об раковину, вторую уперла в бок. – Разве ты не помнишь, что случилось в Большой Речи с твоими друзьями, которые бежали в Британию во время оккупации? Когда они вернулись, их объявили шпионами и врагами народа». «Да, но это мои друзья, не твои, - Милош стряхнул пену с бритвы. – Ты выросла в сравнительно благополучной обстановке. После войны мать же почти сразу вывезла тебя во Францию, верно же? Не пойми меня неправильно, я просто хочу знать – откуда столько столько огня?» «Яноушек». «Что –Яноушек?» «Он дрался в Сопротивлении, потом бежал в Британию и там организовал летное подразделение. Когда он вернулся, его обвинили в попытке переворота и посадили! – горячилась Софи. – Он отдал все ради своей страны, и чем они ему отплатили?» Милош посмотрел на нее искоса. «Вижу, дело Маргоши живет и процветает». Софи думала о матери, когда подходила к кафе. В последние месяцы она была совсем плоха – волосы выпали, и Марго повязывала вокруг головы цветной платок. Она все еще курила; Софи, глядя на то, как она сосет мундштук перекошенным на одну сторону, наполовину онемевшим ртом, молчала. Разве могло быть хуже? «Тебе не было страшно?» - Софи спросила ее однажды. «Узнать, что умираю?» - колко спросила мать. Софи отпрянула. «Нет. Когда ты помогала партизанам. Мне же было всего четыре года. Ты не боялась оставлять меня одну? Уходить в лес, прятаться? Тебя могли поймать» Марго почесала уголок рта и посмотрела в окно. Одинокая чайка упорно парила против ветра, паруса над гданьской бухтой трепало. «Заяц, ну конечно я боялась, - вздохнула она. - Но если бы я ничего не делала, было бы намного хуже». «Почему?» «Боже мой, почему ты все время задаешь вопросы, когда знаешь ответы? Да еще и такие глупые. Вся в отца. Потому что давление определяется силой сопротивления – тем больше тебя давят, тем сильнее надо бить в ответ. Иначе дальше будет только хуже». Кафе находилось на пересечении двух улиц с видом на площади, по виду – начала XII века с Чумным столбом уже более позднего периода – века XV. Софи остановилась у киоска на углу и сделала вид, что покупает газету. Усатая продавщица в киоске обратила на нее внимание, и Софи пришлось попросить «Крылья Союза». Складывая газету, она непринужденно разглядывала площадь – метро позади киоска выплюнуло поток людей, несколько государственных служащих, и пару мужчин в черных пальто, одного в очках, другого – с портфелем подмышкой. Софи отступила за киоск и обошла его, встав между стеной дома и будкой. Пахло кошачьей мочой и отсыревшим табаком. Она внимательно оглядела кафе – рыжая голова Агнешки торчала над столиками. Она сидела очень прямая, перед дымящейся чашкой с кофе, скрестив щиколотки. Вокруг нее сидели клерки, пара студентов, официант в легкой рубашке ходил между столиков с подносом, на котором стояли вазочки с десертом – знаменитым «рыхлым» тортом. Что же было не так? Во-первых, те двое из метро. Слишком слаженно они двигались, выдерживая друг между другом выверенное расстояние, как на параде. Но они ушли. Софи прислонилась к киоску и сделала вид, что читает газету. Фургонов с надписью «Хлеб» или «Прачечная» видно не было. Стеклянные двери метро перестали раскачиваться, хмурый дворник со сросшимися бровями толкал пыль и прошлогодние черно-коричневые листья прочь от киоска. Что еще было не так? Софи напряженно думала, прогоняя в голове все возможные сценарии. Она еще раз оглядела сидевших за столиками. Студенты как студенты, скучающий бюрократ с яичницей с колбасками, просиживающий за кофе, пока рабочее время идет без него. Агнешка, трогающая волосы. Она очень нервничала, но, если то, что Вера рассказала о ней – правда, нервничала она закономерно. Софи следила за Агнешкой, сомневаясь. Может быть, она просто испугалась? Поддалась паранойе. С полевыми агентами это случалось время от времени. Софи сложила газету и приготовилась идти, но тут она увидела Веру. Вера шла к Агнешке размашистым шагом, почти бежала. Агнешка схватилась за подклокотники и привстала при ее появлении, изменившись в лице – она позеленела. Вера над ней, ее лицо было искажено яростью. Она что-то спросила у Агнешки, та ответила, едва открывая рот, и Вера с размаху влепила ей пощечину. Следующим жестом она перевернула столик: разбилась керамика, полетел на мостовую штрудель. Из кафе выскочил официант, бюрократ молнеиносно вскочил на ноги – неприметно одетые, но физически развитые люди выбежали из подъезда напротив, казавшегося совершенно заброшенным. Софи подалась назад. Веру схватили и швырнули лицом к стене, Софи отступила в переулок, сложив газету, она сунула ее подмышку и поспешила в глубины еврейского квартала. Из метро появилось двое мужчин в черном, тех самых, что держались как на параде. Они пошли за ней, ускоряя шаг. Свернув за угол, Софи побежала. Каблуки, стучавшие по мостовой, отзывались чудовищным эхом. Софи скинула их и сунула подмышку. Она метнулась в подворотню как раненный заяц, подергала двери подъездов – везде было заперто. Ржавая лестница вела на крышу, но располагалась слишком высоко. Была-не была. Софи прыгнула и уцепилась руками за перекладину. Она подтянулась и полезла, зажав в зубах газету и сунув туфли в сумку. Лестница опасно скрипела и раскачивалась, болты вылезали из кирпичной стены вместе с облачками маренговой пыли. Внизу, во дворе-колодце зазвучали голоса, раздались звуки выстрелов. Софи стиснула зубы и, выбросив туфли вместе с сумкой, в которой не было ничего ценного, рванула, как на университетском забеге. Она почти добралась до верхушки крыши, но босая нога соскользнула со ступени. Софи повисла на лестнице, болты вылетели, как пули; лестница тряслась от тяжести тела КГБшника, прыгнувшего на перекладины внизу. Софи выбросила руку, пытаясь дотянуться до края крыши, но пальцы соскальзывали. Длинные черные мужские ботинки, как лыжи, заскользили к краю, ее схватила за запястье костистая рука с запястьем, покрытым длинными черными волосами. Волосы стояли дыбом, как у разъяренного пса. Софи вскинула голову и увидела сосредоточенное лицо Бобби. Он дернул ее к себе и она вложила все силы в этот прыжок – и в то, чтобы ногой оттолкнуть лестницу, падавшую вниз вместе с повисшими на ней оперативниками. Софи обхватила Бобби обеими руками и прижалась к нему, он прижался щекой к ее макушке. Объятие было сильным до дрожи, но заняло всего несколько секунд. Бобби оттолкнул ее и пошел вдоль карниза, Софи последовала за ним.*** *** ***
- Я же говорил тебе быть осторожной, - сказал Бобби в сердцах. Больше он ничего не говорил. Секретная квартира была маленькой, пыльной и бедной, с обоями цвета вареной капусты. Софи сидела в ванне, пытаясь согреться, но озноб не проходил. Бобби сердито курил на кухне, потом налил себе местного ликера – крепкого, тягучего, - и пришел стоять в дверях и смотреть на нее. - Это не был провал, - сказала Софи упрямо. – И не убеждай меня в этом. - Вообще-то и правда не был, - сказал Бобби, глядя на дно стакана. – Расскажи-ка мне еще раз, как все было. - Ты же знаешь. - У меня нет пленки, чтобы прокрутить. - Почему вы все заставляете меня объяснять, повторять по нескольку раз, - взорвалась Софи. – Вы так поступаете со всеми новичками? Или дело еще и в том, что я женщина? - София, - Бобби опустил руку со стаканом вдоль бедра. – Я старше тебя по званию. Когда я спрашиваю, ты отвечаешь. Я здесь для того, чтобы ответить на вопросы, на которые ты ответить не можешь. И не потому, что ты женщина, а потому, что у тебя нет на это опыта. - Но почему Директриса доверила эту миссию мне? – Софи взялась за бортик ванной, оборачиваясь к нему. Бобби подошел и сел перед ней на корточки. - Потому что Вера Разумовская не слишком любит мужчин и не слишком им доверяет. А еще у вас есть одно похожее качество – пылкость. Было похоже, что ты легче установишь с ней контакт, чем другой, более опытный агент. - Ты тоже знал? – Софи посмотрела на Бобби исподлобья. - Узнал, но не сразу. Это действительно была идея Милоша, - сказал он, пожевав губами. – Которую я не одобрил. Директриса раскрыла мне остальные части плана, чтобы я мог организовать поддержку своими ресурсами. Софи оперлась подбородком на пальцы, хмурясь. Бобби распрямил ноги и не без труда сел у кафельной стены. Ноги у него были длинные, как бы он ни тянулся, ему приходилось сидеть, согнув их в коленях и уперевшись ступнями в стенку ванной. Он откинул голову и прикрыл глаза. Софи наполовину вылезла из ванной и взяла его за руку. - Я тебя напугала? Бобби кивнул. - Мне и правда пора уходить. Я начал бояться. - Сильно? Он невесело рассмеялся, не открывая глаз. - У меня чуть сердце не разорвалось, когда лестница начала падать. - Да ладно, - Софи засмеялась. Теперь, когда все прошло, ей казалось это смешным. – Мне казалось, в Сопротивлении у тебя было достаточно таких историй. Падающие лестницы, пущенные под откос поезда, петляния по болотам чтобы сбить со следу патруль. - О, предостаточно, - Бобби открыл один глаз. – Но тогда я был моложе и был в такой ярости, что мне было все равно, умру я или буду жить. Меня держала только злость. И водка, иногда. Но я всегда – всегда умел сдерживать ярость, делать ее холодной, использовать как бесконечный источник энергии. Такой военно-полевой perpetuum mobile. Он похлопал себя по карманам в поисках сигарет, Софи взяла свою пачку с угла ванной и протянула ему. Он поцеловал ее в костяшки пальцев: - Светлая пани. Софи смотрела на него с удовольствием. Она приподнялась в ванной так, чтобы вода перестала покрывать грудь, и подперла пальцами подбородок. - Хочешь принять со мной ванну? – спросила она. – Есть кое-что еще, что мне рассказала Разумовская, и что я хочу обсудить с тобой. Но пока – только с тобой, не с Директрисой. Бобби поднялся на ноги и провел пальцем у Софи под нижней челюстью. Она трогала его брюки спереди, убеждаясь, как живо он отзывается на то, что она делает с ним. - Что у тебя за секрет? – спросил он, глядя на нее сверху вниз. Софи расстегнула ремень его брюк и он положил ей ладонь на макушку, едва ощутимо вздыхая.*** *** ***
Бобби помыл ей голову и помог покраситься в черный. Софи наклонилась над ванной, а он держал ее за плечо, массируя волосы так аккуратно, словно ее голова была стеклянным шаром. Закончив Бобби, не удержавшись, поцеловал ее между лопаток, и Софи покрылась мурашками от удовольствия. - Ты так профессионально обращаешься с краской, - сказала Софи, когда Бобби надел перчатки и начал втирать голубую жижу, пахнущую химическим классом, ей в волосы. - Ты не первая женщина, которую мне приходилось красить. Блондинки во время оккупации были популярны, - сосредоточенно ответил он, взявшись за расческу с мелкими зубчиками и принявшись расчесывать ее прямой пробор. Она держалась за табуретку и вздрагивала, когда Бобби тянул слишком сильно. Он пытался придерживать волосы пальцами, но это не помогало – жидкая расческа с мелкими зубчиками справлялась с его редеющими волосами, но застревала в волосах Софии. - Потерпи. - Я не жалуюсь. Ты всех своих агентов уговаривал потерпеть? – Софи приоткрыла один глаз. Бобби сделал свирепое лицо: - Нет, я давал им затрещину и говорил не злить меня, и выполнять свою работу. - Руководитель от бога, - сказала Софи. Бобби взял салфетку и вытер краску у нее на виске. Сняв перчатки, он бросил их в мойку. - Теперь все. Сиди так и не двигайся. Между зубов у него была зажата сигарета, рукава рубашки были закатаны. Он был таким красивым, что порой это становилось непереносимо: его красота стиралась в будни, когда он перебирал бумагу и варил пшенку на молоке. Но когда Софи видела его занятым настоящим делом, сердце ее было готово разбиться. - Почему ты так на меня смотришь? – Бобби улыбался одними глазами. - Только тебя, мой милый. Только тебя я ношу в своем сердечке, - пропела Софи, сдвигая колени. Она сбежала с Бобби за город в первую же неделю после того, как они вернулись из Берлина. Там, валяюсь в траве, Софи неожиданно вспомнила песню, которую пела ей мама, когда они ходили на реку. Она не могла вспомнить начало, но Бобби вспомнил. - Кому, кому, кому же, милая моя, ты рубашку вышивала, ты рубашку шила? У Бобби был приятный баритон; последние слова он пропел Софи в лицо, с глазами лучистыми, как янтарь на солнце. Рубашка на нем была тонкая, клетчатая, прижимая руку к его груди, Софи чувствовала, как бьется его сердце. - Откуда ты знаешь эту песню? - От партизанов. От скуки мы пели все, но мне нравилась эта. - И мне. А тебе почему? Бобби приподнял подбородок Софи пальцами, вглядываясь ей в лицо. - Потому что он любит ее и хочет знать все, что она делает. Он берет рубашку и говорит: милая моя ее сшила. Когда прячешься по грудь в болотной воде, хочется мечтать о женщине, которая сошьет тебе рубашку и дождется, чтобы обнять. - Мне нравится эта песня потому, что она не играет с ним. Она сразу говорит, что только для него есть место в ее сердчке, - Софи положила руки Бобби на плечи, и тот снова ее поцеловал, в щеку, в шею, расстегивая платье у нее на спине. Его дыхание стало медленным, более сосредоточенным. - Для кого же есть место в твоем сердечке? – спросил он, останавливаясь. Он смотрел на нее странно, и Софи поняла. - Только для тебя. - А для Милоша? - Для него... было, - она замялась. – Я уверена, он любит меня. Но я все же, не могу как он.*** *** ***
Бобби убрал паспорта в тайник и достал новые. Софи надела его кожаную куртку и рубашку, юбку она оставила свою. Бобби надел пиджак и очки в роговой оправе. Глядя в зеркало, Софи не узнавала ни себя, ни его. Она приспустила носки и надела ботинки, одни из тех, что лежали в обувнице в прихожей. Ботинки были великоваты, Софи подумала, и подтянула носки повыше – они доставали почти до коленей и смотрелись как гольфы. За завтраком Бобби провел брифинг, который заставил повторить слово в слово. Когда он становился – таким, Софи с ним не спорила. Структура, возникающая у него в голове, была намного яснее, чем у нее. Она уже научилась создавать в голове сетку со всеми вариациями, но пока уступала в этом профессионалам вроде Бобби и Милоша. Когда они вышли из дома, Софи взяла его под руку. В витринах отражался скучный лысеющий инженер и его старомодно одетая жена в косынке. Софи сняла серьги, чтобы соответствовать образу. Бобби нашел на антресолях портфель и взял ее с собой, Софи досталась лакированная сумка, которую сначала ей пришлось оттереть от пыли и подозрительных розовых поддтеков. Они вышли ранним утром, и Софи впервые увидела улицы оживленными: люди ждали автобусов, спускались в метро, пытались перехватить чаю и пирожок перед тем, как продолжить транзит через город. Женщины были одеты почти по той же моде, что в Гданьске, но попроще и потусклее. Мужчины многие носили бороды, вот это было необычно. Под зданием вокзала XIX века, похожего на стеклянную птичью клетку, стояли клубы пара от пригородных поездов. Вокзал был целью. Перед входом они разделились: Бобби пошел разглядывать расписание пригородных поездов, Софи спустилась в туалет. Туалет был отделан желтой плиткой тех же времен, что и сам вокзал, со временем она потемнела и стала похожа на ровные осколки гигантских зубов. Ячейки для хранения находились напротив туалетов, Софи внимательно осмотрела подвальное помещение: оно было совершенно пустым за исключением скучающего смотрителя в синей робе, пившего чай с баранками несмотря на запахи хлорки и испражнений, доносившиеся из туалета. По лестнице с вытертыми ступенями в мужской туалет спустился Бобби, он застегивал пиджак, зажав в зубах два билета: портфель он прижимал локтем. Два билета значило, что все чисто. Софи подошла к смотрителю, которой при виде ее отхлебнул еще чаю. - Я хотела бы забрать свои вещи, - сказала Софи и посмотрела на номер на ключе, оставленном Верой. - Да ради бога, - смотритель наклонился под стол и достал старинные деревянные счеты. – Только посчитаем, сколько они здесь дней и сколько пеней накопилось. Софи резанул его выговор, но она промолчала. Она видела отражение лица Бобби в зеркале, видневшееся в проеме мужского туалета. Он посмотрел на нее и отвел глаза. Софи начала нервничать, но не подала виду. Пальцы смотрителя гоняли бусины по счетам, пока он не объявил сумму и не показал Софи абак. - И что это значит? - Десять злотых это значит. Софи отсчитала ему деньги и прошла к ячейке. На лестнице, ведущей в подвал с мужской стороны раздались шаги; не глядя, она сунула конверт себе под куртку и вышла. Она услышала голос Бобби, он извинялся за то, что столкнулся с кем-то в дверях, Софи удалось обернуться на него всего один раз – ее накрыло ощущением опасности, Бобби же и вовсе не смотрел на нее. Под курткой у нее был спрятан пистолет. Софи бросило в жар, она уже представила, как поворачивается и открывает огонь, от напряжения у нее свело челюсть. Бобби выкрикнул «Курва» и добавил что-то еше: группа женщин в резиновых сапогах вышла из туалета, и, смешавшись с ними, Софи поспешила к выходу. Она вошла в электричку, но никто не спросил у нее билет – она прошла дальше и села на деревянную скамейку. Поезд тронулся, на перрон вышли люди в черных пальто. Бобби нигде не было видно. Софи ожесточенно смотрела на мутное стекло электрички хотелось биться об него лбом до тех пор, пока не пойдут трещины, до тех пор, пока не покажется кровь, но у нее был конверт. Вера сказала, отдавая ей ключ на набережной: «Если ничего больше не сработает, это должно помочь».*** *** ***
Пробраться к Милошу было несложно: у Софи оставались ключи. К ее удивлению, он не сменил замки. Она прошлась по комнатам, узнавая очертания мебели, притаившейся в темноте. Вот диван, где они сидели, и он в шутку говорил ей: «Ты и я, Софи, да еще дьявол – это будет три». Она почти не нервничала перед встречей, но все равно подскочила, когда замок двери в прихожей щелкнул. Всегда была опасность что Милош придет с кем-то. Ей казалось, она видит следы присутствия в квартире – два бокала на комоде, окурки со следами губной помады, подушка, примятая как-то не так, галстук, свисавший с дверцы шкафа. Но Милош пришел один, с бутылкой шампанского. Насвистывая, он смотрел на этикетку, когда скрылся за стеной по дороге на кухню. Софи села в эркере, скрытая плотными оливковыми занавесками. Она слушала и ждала. Милош вернулся в гостиную, сбросил пиджак и со вздохом упал на диван. Помолчав, он повернул голову к эркеру и сказал: - Ну что ты там прячешься, любовь моя? Не сиди на сквозняке, продует. Где ты была? Директриса уже начала думать, что ты сбежала с документами и планируешь продать их подороже, но я сказал, что это очень вряд ли. Вы с Бобби оба идейные. Я бы мог так поступить, - в щель между занавесками Софи видела, как он расстегнул две верхние пуговицы жилета, - но я уже староват для таких выходок. - Как ты понял, что я здесь? – нервно спросила Софи, выходя из эркера. – Я думала, я чему-то научилась. - Научилась, но я очень хорошо знаю свой дом, - Милош похлопал рукой по подушкам. – Что, судя по последним новостям – у них Бобби. Софи хотела ответить, но голос сорвался. Перед глазами у нее поплыло. - Иди, иди сюда. Я понимаю, - Милош встал с дивана и подошел к барному шкафу. Софи на ощупь дошла до дивана и медленно на него опустилась. Она из-за всех сил старалась не заплакать, но это было все равно, что тростинке сдерживать плотину. Она не видела Милоша, услышала только звук его шагов. Он вложил ей в руку стакан, Софи попыталась сделать глоток, но ее зубы так стучали по краю, что она боялась откусить кусок хрусталя. - Бобби взяли, когда он был с тобой? – мягко спросил Милош. Вместо слов у Софи вырвалось хриплое рыдание. Согнувшись пополам, Софи завыла, как собака, и, спохватившись, зажала себе рот ладонью – соседи не должны были услышать. - Моя девочка, - Милош обнял ее и она уткнулась ему лицом в колени, чувствуя, как слезы смешиваются с соплями. Она прервалась только для того, чтобы глотнуть воздуха – и снова завыла, на этот раз беззвучно; оиа и не думала, что человек может чувствовать столько боли. - Они забрали его, - Софи схватила Милоша за края жилета, подмышками у него затрещала ткань. – Я ничего не сделала. Я просто ушла! Оставила его. Моя мать никогда бы так не сделала. Никто из Сопротивления бы так не сделал! - О моя радость, как же мало ты знаешь о том, что нам приходилось делать в Сопротивлении, - Милош вздохнул ей в волосы, – Если выбор стоит между жизнью одного и целого отряда, как думаешь, что ты выбираешь? Время для благородства есть только в фильмах, да на парадах. - Его будут пытать, - едва выговорила Софи. Она выпрямилась, потирая лицо руками. Дышалось с трудом, как будто к лицу прижали подушку. - Будут. Но не убьют, - спокойно сказал Милош. – Ничего, что дружище Роберт не смог бы пережить. Мне и ему приходилось и похуже. Под конец его голос предательски дал петуха. Софи вытерла лицо руками, насколько могла. Милош протянул ей платок, пахнущий чужими духами. Он сидел перед ней, пока она вытиралась и сморкалась, и выглядел бледным. - Ты должен помочь мне вытащить Бобби. Выставите его на торги. У меня есть информация, которую можно на него обменять, - Софи сжала его руку. Милош приподнял бровь. - Ты не думаешь, что эта информация может быть интереснее для Бюро, чем Бобби? Софи вскочила с дивана. - Прошу тебя! - Тише, тише, - Милош взял Софи за руку и принудил ее сесть. Он взял ее за ладонь большим и указательным пальцами одной руки, другой рукой забрал в кулак ее согнутые пальцы. - Я могу это уладить, найти способ обменять Бобби и вернуть его. Его карьера, кончено, будет закончена, потому что так засветиться можно лишь раз в тысячу лет. И конечно же, из-за женщины. Не плачь, - Милош взял Софи за щеку, когда она подавила короткое рыдание. – Лучше уж он из-за тебя, чем ты из-за него. У него дубленая шкура, он сможет продержаться до того, как мы что-то придумаем. - Я уже все придумала, - ожесточенно сказала Софи. – Я готова обменять его на документы. - Ты еще ничего не придумала, - поморщился Милош. – Хочешь провернуть обмен сама? Товарищи заберут тебя вместе с документами, и вот у них будет на одного в пыточной больше. Через Директрису? Она поступит так же, как поступил бы Бобби: решит, что он провалился, и что документы сейчас стоят дороже, чем он. Софи почувствовала отчаяние. Она понимала, что Миклош прав, но она не могла просто так сдаться, она должна была что-то придумать. - Я не брошу его там. Чего бы это не стоило. Можно же что-то придумать! - Да и я не намерен дать Бобби сгнить за решеткой, - Милош наклонился к Софи и потер ее щеку пальцем. – У меня все еще есть связи. Я могу убедить вернуть его. Такие вещи, конечно, стоят недешево. - Чего ты хочешь? – она ссутулилась на диване. Софи чувствовала себя настолько истощенной, что готова была согласиться со всем, что предложит Милош. Единственное, что ее удивляло – что его условием, скорее всего, будет секс. Странно, что в нынешнем своем положении и состоянии она могла вызывать у него такие мысли. - Я хочу, чтобы ты забыла эту идею с разводом. Забрала заявление, отозвала все претензии, - Милош поцеловал ее в запястье – И все будет по-прежнему. Вы с Бобби сможете видеться, я буду совсем не против. В конце концов, вы мне оба дороги. Мне приятно, что вы счастливы. Но – теперь все будет без глупостей. Софи посмотрела на него угрюмо. Милош участливо наклонился к ней, в его светлых глазах лучились доброта и понимание. - Ты понимаешь, что торгуешь его жизнью? - Если ты так любишь его, то ты понимаешь, что я не прошу большую цену, - Милош откинулся на спинку дивана и взял с кофейного столика стакан с виски, который не смогла закончить Софи. – Если ты действительно его любишь, что для тебя важнее – потешить свое собственничество, или спасти ему жизнь? Софи смотрела на Милоша, сглатывая. Тиканье часов стало оглушительным.*** *** ***
Софи смотрела за Бобби из-за угла. Он лежал на больничной койке и казался высохшим и желтым, как мумия. Только глаза остались такими же яркими, цвета темного янтаря. Она не знала, подойти или подождать, может быть, был более удобный момент. Когда он взялся за чашку с чаем, Софи увидела, что на пальцах у него не хватает ногтей. Она не выдержала и вышла из-за угла. Бобби замер, как если бы увидел привидение. Софи осторожно, маленькими шажками, неловко подошла к кровати, прижав руку ко рту. Бобби приподнялся на кровати, пытаясь встать, но Софи схватила его за плечо: - Не надо, не надо! Пожалуйста. Сейчас не стоит. Бобби все так же смотрел на нее, молча, дергая горлом, открыл рот – сухой, как у черепахи, с растрескавшимися губами - но не мог вымолвить ни слова. - Ты, наверное, ненавидишь меня теперь? – спросила Софи, запинаясь. – Я хотела попросить прощения. Если ты не хочешь видеть меня, я уйду. - София, - наконец, выговорил Бобби. Он с трудом выталкивал слова, как будто бы разучился пользоваться речью, – что ты такое говоришь? Почему я не должен хотеть тебя видеть? - Потому что я бросила тебя, - она села на край его койки, обегая глазами его лицо. – Я должна была остаться, я должна была хоть что-то сделать. Я должна была помочь. Боже мой, это все так глупо, глупо! - Если бы ты что-то сделала, у них было бы сейчас два пленника, - сказал Бобби, глядя на нее исподлобья. – Ты поступила так, как должна была. Как поступил бы разведчик. Чтобы вернуться, доставить документы, и, может быть, попытаться вытащить второго. Софи молчала, сжав его руку в ладонях. Она покачала головой, трогая зарубцевавшиеся раны у него на пальцах. - Кажется, - Бобби закашлялся, - у тебя получилось оба. Софи поднесла его руку к губам и поцеловала, прижалась к ней щекой и с силой провела себе по лицу. Она подсела ближе, Бобби обнял ее и она сцепила руки у него на спине, чувствуя, как болезненно выпирают у него лопатки. Он потерся носом о ее щеку, от него пахло лекарствами. Под больничной пижамой Софи нащупала свежие швы у него на боку и отпрянула. - Тебе больно? Что я могу сделать? - Поцелуй меня там, где не разбито, - попросил Бобби. Софи коснулась губами его щеки между двумя уже спадающими синяками: одним бледно-лиловым, а вторым желтым, почти сливающимся с кожей. - Я не подхожу для этой работы, - сказала она, бережно положив руки ему на плечи. Теперь ей казалось, что он сделан из стекла, и страшно было надавить – вдруг треснет. – Когда я оставила тебя, я чуть не умерла. Я не хочу делать этого больше никогда. - Значит, не будешь, - Бобби взял ее за руку, поцеловал в костяшки пальцев и прижал к груди. Простой жест дался ему с трудом. Они смотрели друг на друга, но молчание было недолгим: их снова потянуло навстречу. Бобби поцеловал ее в щеку, в губы и в лоб, Софи прижалась лбом к его лбу, к щеке, вжалась в плечо; ее голова трещала от мыслей, как улей. Стук вынудил их разомкнуть объятия и обернуться. Милош стоял в дверях, накинув поверх костюма белый больный халат. Бобби утомленно откинулся на подушки, не выпуская из пальцев руку Софи. - Время посещения ограничено, - шутливо сказал Милош. – Дай мне увидеть старого друга. Бобби, я надеялся, что ты сдохнешь, но не так и не так рано! Ты стоил мне немало седых волос. - Это тебе я должен быть благодарен возвращением? - Мне – и твоей невесте, - Милош кивнул на Софи. – Мы сделали все, что смогли, чтобы вытащить тебя. Теперь ты не сможешь говорить, что ты одиночка. Скажи мне, как ты? Милош подошел и сел в кресло напротив кровати, поправив брюки. Софи легла на краю койки, скрестив щиколотки, и Бобби положил ей руку на плечи. Когда он говорил, она прижималась щекой к его груди, и с каким-то запоздалым, стылым ужасом думала, что его сердце могло бы сейчас и не биться, если бы они не успели. *** *** *** - Наш договор все еще в силе? – Софи спросила Милоша, когда они шли к машине. - О боже мой, ты все еще о нем помнишь, - Милош закатил глаза, открывая для нее дверь. Софи села, но закрыла за собой сама. Милош обошел машину вокруг, у дверцы напротив водительского сиденья похлопал себя по карманам. Софи бросила ему ключи в окно. - Почему у тебя есть ключи ото всего, что принадлежит мне? - Потому, что я имела возможность некоторое время быть твоей женой и подбирать все, о чем ты забываешь. - Я могу быть собранным только на работе, - признался Милош. Он забрался в машину и повернул ключ в замке зажигания. На выезде они проехали мимо длинной больничной галереи. В кофте куртке, наброшенной на пижаму, стоял Бобби, опираясь на костыль, зажав сигарету между зубами, он пытался прикурить и не потерять равновесия. Похудевший и с костылем, он был больше не похож на школьного учителя – скорее, на марабу. Софи высунулась, чтобы помахать Бобби, и Милош пригнулся. Бобби провожал ее взглядом, пока машина не скрылась из вида, и Софи обернулась, чтобы смотреть на него через стекло над задним сиденьем. Бобби прижал руку к груди, и Софи коснулась пальцами губ. Милош посмотрел на нее искоса. - Так, значит, ты больше не хочешь, чтобы я оставалась твоей женой? – Софи повернулась к нему. Он провел пальцами себе по волосам, выставив локоть в окно. Он посмотрел на Софи и на дорогу, и Софи поняла, что не ошиблась. - Шла бы ты ко всем чертям, дорогая, - сказал он. – Я все-таки не настколько злодей. - Я знаю. Ты больше ни разу не упомянул о прекращении развода с той ночи. Я начала подозревать, что ты передумал. Но ты мерзавец, - Софи открыла окно со своей стороны. – Зачем ты это сделал? Милош подпер пальцем щеку. - А черт его знает. Может, в глубине души я немного злодей. Но я просто не мог видеть, как ты тянешься к нему и плачешь. Он же отвратительный зануда и зажатый, застегнутый на все пуговицы... Как вы вообще можете – вот это все? - А как вы ухитрились оставаться друзьями все это время? - Тоже черт его знает. Но ты не расслабляйся слишком сильно. Директриса все еще хочет тебя видеть. С тебя причитается за нашу маленькую сделку. - Я помню, - сказала Софи, глядя в окно. Вдоль дороги проносились ровные ряды тополей, пух от которых летел во все стороны. Он залетал в кабину и кружился, оседая; белый, как снег, но сухой и теплый.