Marked with an X

Кого когда-то называли люди Царем в насмешку, Богом в самом деле, Кто был убит — и чье орудье пытки Согрето теплотой моей груди… Вкусили смерть свидетели Христовы, И сплетницы-старухи, и солдаты, И прокуратор Рима — все прошли. Там, где когда-то возвышалась арка, Где море билось, где чернел утес, — Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой И с запахом бессмертных роз. Ржавеет золото и истлевает сталь, Крошится мрамор — к смерти все готово. Всего прочнее на земле печаль И долговечней — царственное слово. А. Ахматова, 1945

      Вокзал Лондона встречал прибывших из Парижа гостей прохладой и серостью. Тучи не обещали грозного ливня, но и о привычном зное французского пригорода речи не шло. Июль 1969 года был промозглым и сумрачным. Сновавшие по вокзалу магглы в ярких вызывающих нарядах составляли противовес мрачной погоде, всем своим видом выражая несогласие с серой тенденцией, которую задавали этим летом небо и покосившиеся стены унылых зданий.       Пожилой мужчина брезгливо поморщился, бегло подумав о том, что его война в этой стране начнётся с противостояния британскому климату и безвкусным костюмам. Последние в минувшее десятилетие ажитированно захватили чопорную столицу Британии, украв первенство законодателей моды у обычно раскованной и передовой Франции. Мимо пролетела стайка разукрашенных девиц с немыслимыми короткими прическами: все, как одна, в разноцветных мини-юбках, едва прикрывающих молодые бёдра. Наличие этой детали туалета выглядело как формальность и насмешка над необходимостью надевать что-то поверх нижнего белья. «С подобными тенденциями магглам скоро можно будет не одеваться вовсе, мало чем отличаясь от диких обезьян», — мрачно подумал гость.       Маг с лёгким беспокойством покосился на дочь, отстранённо вышагивавшую рядом. Её чёрное платье было умеренно открытым и позволяло не выглядеть синим чулком в снующей толпе людей. Несмотря на более короткую, чем принято в магическом обществе, длину, маггловский наряд не превращал её в полуголого разноцветного попугая, которого, все как одна, напоминали сейчас большинство молодых модниц Великобритании.       К слову, о попугаях… В чемодан пожилого джентльмена на полной скорости влетел парень с зелёными волосами и одним накрашенным глазом. Мальчишка ошалело нёсся на всех парах, самонадеянно не глядя по сторонам. Наткнувшись на неожиданное препятствие, он громко ойкнул, ругнулся и запрыгал на ноге, потирая ушибленную конечность. Маг удовлетворенно хмыкнул: чары незримого расширения, безусловно, сужали их немалый багаж до одного небольшого чемодана… Но он, тем не менее, оставался достаточно тяжёлым и крепким, а уж для лобового столкновения с магглами — и вовсе травмоопасным.       Опасность…       Да, в их с дочерью жизни её теперь будет предостаточно.       Малодушное пребывание в утопичной иллюзии о защищённости волшебников от грязнокровок и магглов осталось в прошлом. Только сейчас, проживая на собственной выпотрошенной шкуре немыслимую боль и безвозвратную утрату, он понимает то, от чего наивно открещивался раньше: рассчитывать на самосознание этих животных — нет смысла. Они уже дважды на его веку утопили в крови весь континент. И вопреки фантазиям о неприкосновенности волшебников, эти войны стоили магам не только драгоценных жизней действительно одаренных колдунов, но и размеренного, безопасного существования в собственном закрытом мире в принципе.       Скорбь остро резанула по сердцу. Мужчина крепко сжал кулаки и сцепил зубы. Ногти впились в ладонь, заставляя вспомнить об ответственности.       И вине.       Его трусливый нейтралитет стоил их семье слишком дорого. Цена отказа от противостояния во имя блага и процветания магического общества оказалась непомерной, фатальной. Неоплатный долг до конца времён будет висеть дамокловым мечом и над ним самим, и над этими бездарными, кровожадными созданиями, волей злого рока оказавшимися причиной самой большой потери в его жизни. Сейчас ему физически было трудно держать их за людей, хотя по натуре он не был жестоким человеком. Однако глубоко внутри, затопленный яростью и болью, ныне он воспринимал магглов лишь как безмозглый скот, которому был уготован скорый убой без почестей и похорон.       Их всех давно пора было взять под кнут и контроль. В первую очередь, от самих себя.       Магглы были похожи на непредсказуемых диких зверей с гранатой в руке. И если бы граната взрывалась только внутри их примитивного сообщества… Мордред бы со всеми ними. Однако XX век наглядно демонстрировал, насколько небезопасным было подобное бесконтрольное соседство для магов, и сколь инфантильны оказались их представления о собственном всемогуществе.       Больше никто из волшебников не погибнет по вине этих сумасбродных глупцов.       Он дёрнулся, вздрогнув всем телом. Фантазии об отмщении помогали ему оплакивать прошедшее, удерживаться в настоящем и планировать будущее. Справляться с бессилием и бесконечной, топкой как липкое болото, печалью.       Мысли мага стремительно понеслись дальше.       Грязнокровок, странное порождение магглов, ироничную шутку природы, полезно было бы изолировать в отдельную касту. Ему виделось возможным наделять их схожими с чистокровными магами правами только после многолетней адаптации и принятия законов волшебников в полной мере: спустя несколько поколений обучения, браков и деторождений. Грязнокровки — потомки бездарей. Но потомки, по нелепой случайности избранные магией. Всё, в чём они нуждаются, — это контроль и наставничество. Даже если управление этой безликой массой поначалу будет вершиться железной рукой.       Пожилой гость Лондона криво улыбнулся.       Железная рука, заслужившая его доверие и бесконечную преданность, уже ожидала их с дочерью в поместье Британии под своим неофициальным флагом.       Родная Франция, к великому сожалению, отнюдь не впечатляла многообещающими кадрами на роль властного, могущественного, целеустремлённого и талантливого правителя. Правителя, который бы имел достаточно крепкий характер, деятельных сторонников и недюжинные амбиции для изменения системы. Большинство французских магов разбрелись по норам после падения Гриндевальда, а допущение крамольных мыслей о дифференциации социума и контроля над низшими кастами ныне носило характер общественного табу. Не отменяя, тем не менее, накопившихся между магами, магглами, грязнокровками и сквибами противоречий и проблем.       Трагедия прошлого года изменила всё. И делать вид, что компромиссы ещё допустимы, стало невозможно.       Год назад он отчаянно, гневно и упорно начал искать единомышленников, готовых строить иной общественный порядок. Осознающих опасность сложившейся ситуации. Война продолжалась — необъявленная, но неумолимая. Превосходные маги, чистокровные представители элиты, неизбежно проигрывали её. Они твердолобо не замечали, как безопасность утекает сквозь их безвольные, дырявые пальцы, и не были готовы крепко держать свои же жизни в собственных руках.       В благостное существование волшебников, как плесень в старый особняк, просачивается проказа, разъедающая саму суть устоявшегося многовекового бытия и здравого смысла. И если срочно не взять процесс под контроль, всё магическое общество окажется под угрозой физического уничтожения. Сколько ещё бомб должно быть взорвано, чтобы их трусливые Министерства открыли глаза и начали действовать?..       Поняв, что в родной стране дела обстоят худо, и голова у местной знати сидит на плечах лишь для того, чтобы прятать её в песок, он начал искать сторонников собственных суждений за пределами страны, уповая на то, что на целом континенте наверняка найдётся хотя бы горстка людей, не погрязших в непростительной слепоте. Для начала и этого будет достаточно.       Судьба улыбнулась ему в Цюрихе, наложив бинт на кровоточащую рану сердца в виде удивительного подарка: талантливого, способного, магически и интеллектуально одаренного британца, который имел весьма передовые, радикальные взгляды, достаточное финансирование, амбициозные цели, железную волю и многочисленных чистокровных последователей. Его новый знакомый смотрел на происходящее вокруг открытыми глазами. Он вслух говорил о том, что в приличных домах Франции деликатно замалчивалось, ясно видел неутешительную тенденцию и осознавал, к чему движется магическое сообщество при текущей политике. Он не был готов мириться с происходящим и собирал сторонников, предлагая решительно принимать жёсткие меры.       Он вызывал доверие и уважение. Внушал надежду, что всё ещё возможно изменить.       За благочестивыми улыбками и звенящим фарфором в гостях у европейских друзей давно потерялась истина. Но от нежелания на неё смотреть она не исчезла, не развеялась туманом, а продолжала неумолимо наступать со всех сторон. Первые безвинные жертвы уже пролили свою кровь: драгоценную, чистую, полезную и чрезвычайно значимую для их мира. Ответный шаг не заставит себя ждать.       Английское Министерство ещё не знало, что находится у дверей новой войны — войны беспощадной и праведной, но необходимой, как лечебное зелье гнойному абсцессу. Этим зельем, чьей задачей являлось окропить сначала прогнившую в своей толерантности Британию, а затем исцелить от магглолюбческого безумия и всю остальную Европу, — в умудрённых годами и жизненной мудростью глазах потомка чистокровного французского рода был именно Лорд Волдеморт. Зрелый, опытный и невероятно сильный маг. Вдумчивый стратег и политик. При этом — достаточно наглый и уверенный в себе и своих воззрениях, чтобы рисковать, действовать, идти на жертвы и бескомпромиссно держать власть в своих руках.       Власть… Пожалуй, именно она в колоссальных, немыслимых количествах исходила от Лорда и затапливала пространство вокруг него ударной, мощной волной. Он вызывал у собеседников само собой разумеющееся смирение, доверчивое желание подчиняться, естественный порыв следовать и служить. В его присутствии голова почтенно склонялась, а взгляд опускался в пол.       За свои почти шестьдесят лет пожилой гость, будучи потомственным аристократом, вхожим во многие дома европейского дворянства, редко встречал настолько властных людей. Не по регалиям и формальной коронованности, а по глубинной сути. Лорд Волдеморт со своими амбициями, жизненной силой, железной хваткой и невероятным политическим потенциалом, вкупе с бесконечной уверенностью в собственной правоте и магическим могуществом, имел все шансы успешно собрать под своим правлением большинство чистокровных домов. Перестроив попутно социальный строй и родной страны, и всего континента.       Из раздумий о судьбе волшебников и Министерств его выдернула громкая музыка. Кучка магглов, развязно и нелепо извиваясь, танцевали прямо на площади у вокзала под завывание какой-то популярной группы. Пока певец выводил символичное их прибытию «…when I saw it was a time for a change, killed the Tsar and his ministers…», гость растерянно обернулся к зданию в поисках башни с часами: там, согласно договорённости, их должны были ожидать встречающие из числа соратников Лорда. Сориентировавшись на местности и обнаружив нужную башню в десятке метров справа от себя, он ласково тронул дочь за руку и тепло улыбнулся:       — Дорогая, как ты? Нас уже наверняка ждут. Первое впечатление очень важно.       Та неохотно вынырнула из своих мыслей и улыбнулась отцу в ответ, крепко сжав его ладонь.       — Конечно. Я помню, papa. Постараюсь без «этих своих штучек». Чопорная Англия, чопорные британцы, рамки приличий… всё как мы обсудили перед отъездом, — кивнула она примирительно. Подозрительно примирительно.       — Милая!.. — укоризненно покачал головой пожилой маг. — Я понимаю, что всё происходящее будет тебе в новинку. Местный менталитет существенно отличается и от французского в целом, и от твоего в частности… Но всё же я бы хотел, чтобы ты понимала ситуацию и поддерживала единые со мной взгляды и линию поведения. Мы едем не на бал и не в тюрьму, а в политический штаб. Безусловно, я не думаю, что этикет будет играть ведущую роль в этом месте… Однако сторонники Тёмного Лорда — чистокровные британские аристократы, маги с определённым уровнем воспитания и достатка. Мне бы не хотелось, чтобы наша семья произвела впечатление взбалмошной, — предупреждающе сказал джентльмен и серьёзно посмотрел на дочь из-под густых бровей.       Усмехнувшись ему в ответ, она послушно изобразила показательно невинное выражение лица и готовность слушаться отчих наставлений. В её детстве и подростковые годы эта мина означала неизбежно назревающий бунт и новые седые волосы на головах родителей. Но сейчас на вокзале стояла уже привлекательная молодая женщина, а не ребёнок. И потому её отец не оставлял надежд, что эта сдержанная невинность, с рождения присущая любой благопристойной аристократке, когда-нибудь станет истинной спутницей его дочери, а не маской, призванной поддразнить консервативного родителя. В конце концов, вдруг драгоценное чадо таки позволит ему рано или поздно передать себя у алтаря в надёжные руки достойного мужа?…       Подумав об этом, он невольно вздохнул. Последняя попытка спланированного замужества обернулась локальной катастрофой, поставив точку в его усилиях навязать соблюдение многовековых традиций. Дочь ясно и однозначно дала понять, что «правильная партия» не является её приоритетом. Выбор партнёра и брак будут для неё строиться на иных принципах, нежели тех, что разделяла их семья из поколения в поколение. Не сказать, чтобы это было сюрпризом: его собственный брак с Матильдой в своё время шокировал всех французских родственников. Американка, полукровка, из обеспеченной и известной, но открыто поддерживающей магглов и грязнокровок семьи…       …Матильда.       Мужчина прикрыл глаза. Имя отозвалось ядовитой, режущей болью в груди, заставив пропустить несколько рваных вздохов и почувствовать головокружение от ударившей в голову крови. Ярость и бессилие перекрывали кислород, вызывали желание здесь и сейчас проклясть глупых магглов, извивающихся под строки песни, которые со временем станут их пророчеством и проклятием, эпитафией на могиле.       «Не сейчас, не здесь», — мысленно напомнил он себе.       В конце концов, именно чувства к жене и сыну, приправленные не остывшей памятью о трагедии, горечью и жаждой мести, привели его сюда. Он не сможет вернуть близких. Никогда. Но в его силах не допустить повторения кошмара. Мир требует изменений уже сейчас, и он готов вершить их своими руками. Даже запятнав их по локоть в грязи и крови под знамёнами Тёмного Лорда.       — Идём, дорогая. Думаю, та странная парочка под часами ждёт именно нас, — он напряжённо выдохнул, взял чемодан и предложил дочери свободную руку.       Впереди маячила тревожная неизвестность. Но даже совершенно неопределённое будущее в Британии было куда более многообещающим и обнадёживающим, чем осточертевшая за год беспомощность во Франции.       Теперь он сможет что-то сделать.