Мягкие постукивания пальцев по клавишам ноутбука разрывают тишину. Усталый вздох ознаменовал начало гневно-матерной тирады о том, как же можно было «засрать такой божественный план». Она продумала все, от расстановки военных мафии до падения третьего берёзового листика с четвёртой ветки ранней сакуры и всё равно продула младшему брату, который обошёл её с задумкой. Теперь у мафии ни крейсера с грузом, ни Кьёки, ни мальчишки-тигра. Особенно в тот момент хотелось придушить ученика того самого Дазая, юного Акутагаву. Юноша никогда не рассуждал достаточно здраво, легко выходил из себя и шёл на поводу у предателя-брата.
Со всей силы ударив рукой по столу, девушка вскочила с рабочего места и застучала каблуками по полу. Она знала, где может найти брюнета, поэтому сразу направилась туда. Пока она идёт, остановлюсь на девушке поподробнее…
Аяка Дазай — старшая сестра Осаму Дазая, правда ни он, ни она не воспринимают всерьез разницу в один год. Волосы и глаза девушки того же цвета, правда ростом она чуть ниже: сто семьдесят один сантиметр. Не смотря на это, любит ходить в обуви на каблуках или на высокой шпильке, от чего подлетает в росте до ста восьмидесяти. Способность у Аяки та же, что и у Дазая, и это компенсирует уход шатена из мафии.
А теперь вернёмся к событию. Девушка уже успела пройти до нижних этажей и направляясь к тренировочному полю.
Акутагава в этот момент был занят очередной тренировкой рукопашного боя. Необходимо стать сильнее, иначе Дазай никогда не признает его, никогда не зауважает. Когда до ушей обладателя Расёмона донесся цокот, он сразу понял что к чему. В Портовой мафии только одна кобыла с постоянно цокающей обувью.
— Нет нужды жаться по теням, словно трусиха, — почти прошипел парень.
Девушка молча продолжала идти в его сторону. Эта реакция стала красной тряпкой под носом у быка. Пол рядом с правой туфли разлетелся на мелкие камешки.
— Мальчишка, нет нужды в столь агрессивной реакции, просто Дазай-сан пришла чуть прояснить ситуацию, — на губах шатенки появилась ядовитая усмешка, когда способность парня развеялась в зелёных вспышках её собственной. Натянув перчатку на руку посильнее, она шла нарочито медленно, поцокивая каблуками, что сильнее раздражало брюнета. Но не так сильно, как её самоназванный статус. Единственный человек, кого можно звать «Дазай-сан» — Осаму. Ни больше, ни меньше. Аяка всегда была, есть и будет лишь его жалкой сестрой, не способной сравниться с братом.
Удар последовал быстро. Холодный, прямой и отточенный. Тут же прыжок назад, дабы можно было понять и проанализировать соперника.
Яке хотелось проверить одну мысль, что не давала покоя: «Сможет ли она победить разъяренного Акутагаву?». Конечно, со способностью парня это не представлялось возможным, но кто сказал, что шансы нельзя уровнять. В конце концов, если она проиграет, то никогда более не придерётся к брюнету за вспыльчивость и неуравновешенность. На этом моменте черноволосая шевелюра чуть не впечаталась ей в нос. Девушка успела отскочить в другую сторону, зарядив каблуком в бок парня. Если задеть особые места и нервы на теле точечным ударом, то его часть может отняться. Осмотрел пространство, не успела она опуститься, как кто-то зарядил ей под дых. Затем холодная рука сжала горло, перекрыв кислород почти полностью. Он ничего не говорил, просто молча продолжал душить её, когда у входа появился ещё один человек.
— Акутагава-кун, прекрати, — строгий тон, доносящийся от входа позволил Аяке вздохнуть.
Очень вовремя появился Чуя, ничего не скажешь. Видимо специально момент поджидал. Тиски тонких пальцев разжали шею Аяки и та с глубоким вздохом встала. Обладатель Расёмона с презрением прошипел:
— Слабачка! — и вышел из помещения.
Аяка устало взглянула на Накахару и скрестила руки на груди. Тот выждал пару минут в полном молчании, чтобы не идти прямиком за злым Рюноске, а затем кивнул в сторону выхода. После он чего произнёс недовольным тоном:
— Ну и зачем ты в драку полезла? — в этот момент старшая Дазай смотрела куда угодно, только не на приятеля. Её взгляд падал на огромные железные ящики, бетонные стены и ржавые стальные балки. Когда-то они с Осаму и Чуей вместе тренировались здесь. Сейчас в этом нет нужды, но иногда так хочется снова вернуться в те времена. Особенно она скучает по Одасаку…
— Хей, ты там зависла что-ли?! — из раздумий в очередной раз вырвал голос Накахары.
— Да, что-то призадумалась… — девушка неловко стала теребить локон тёмных волос. — Я не особо понимаю, зачем вообще сделала это, когда этот безрассудный бросился на мальчишку-тигра. Я сразу поняла, что добром это не закончится. Акутагава плохо контролирует себя в гневе, а когда он себя не контролирует, то его легче победить…
— То есть сейчас ты его «легко победила»? — Накахара язвительно протянул и с фирменной ухмылкой глянул на подругу.
— Я же не имею в виду себя, просто будь соперник более опытным и со способностью, подобной моей, то его будут избивать как Дазай пару лет назад.
Аяка наконец нашла точку, в которую можно пялиться. Этим местом стал ноготь, который она, по видимому, во время боя и сломала. Черт, а ведь она сделала этот маникюр лишь неделю назад и планировала проходить до конца месяца.
Накахара вздохнул. Да, Осаму, чёртова треска, больно бьёт, или бил когда-то. Вроде, именно Аяка останавливала тренировки, когда шатен перебарщивал с жестокостью. Холодная и расчетливая девушка просто понимала, что физически неподготовленное тело не справится с таким противником, как Дазай, а в таком случае сражение больше походило на избиение младенца.
— Нельзя так беспокоиться за этого Акутагаву, Аяка, что ты вообще так за него цепляешься? — Накахара сверлил подругу взглядом.
Девушка лишь пожала плечами. Она знала ответ на этот вопрос, но совсем не хотела признавать его. Чуя, успевший понять, что подруга не особо располагает к диалогу в данный момент, бросил что-то про очередную одиночную миссию и скрылся в следующем повороте. Девушка решила, что ничего интересного более не произойдёт и направилась в свой кабинет.
***
Когда девушка оказалась в собственном кабинете, сразу же закрыла дверь на ключ. Ей не нужно, чтобы в подобном уставшем и подавленном состоянии её кто-то видел. Девушка включила электрический чайник, который Аяка буквально вымолила у Мори, и достала пачку зелёного очень-сильно-целебного-и-от-нервов-вообще-сказка чая, который брат притащил ей после очередного нервного срыва при любимом брате. Этот чаёчек Аяка, конечно, пить не стала, но лёжал он у неё очень долго, дожидаясь своего часа. Глаза прикрылись сами собой, а тело провалилось на небольшой диванчик, на котором Аяка спала, когда работы было ну слишком много. Пальцы аккурат массировали виски, понемногу уменьшая головную боль. Служба в мафии всегда была полна стресса.
Она вспомнила вопрос Чуи. Наверное ей самой было тошно от осознания того, что она относится к Акутагаве, как к младшему брату. Когда она и Осаму остались без родителей, большинство забот легли именно на девушку. Она осознавала, что является старшей, поэтому видела смысл жизни в защите младшего брата. Эта идея рухнула по частям, когда брат, конечно, предупредив Ай (и об этом предупреждение до сих пор никто не знает), ушёл из Портовой мафии. Из-за этого и смысл жизни девушки рухнул. От сознания того, что брат ныне не нуждается в ней, девушка впала ещё тогда в долгую депрессию. Она углядела в юном ученике брата его самого, и теперь от этого было противно.
Бурление донеслось до слуха Яки, показывая, что пора пить чай. Заварив чудовищно-лечебную смесь, девушка села за стол и принялась писать отчёты. Действительно, после чая стало легче и спокойнее.
«Я привык к выживанию, к борьбе за право жить», — сейчас Акутагава решил продолжить тренировку, юноша рассуждал про себя и мыслил именно так. Нет, разумеется, ничьё дозволение ему не нужно, но за время, проведённое в мафии, его не раз пытались убить. И он уже сто раз мог бы к черту послать все, и Дазая, и попытки добиться от него отклика, но что-то не давало. Можно сказать, он жил ради пары слов, произнесённых одним человеком. Да и по мнению той же Аяки, если бы он их услышал ещё когда Осаму уходил из мафии, то жертв Проклятого пса было бы не так много. Но сейчас его мозг был занят совершенно другим. Аяка, женщина, которая возомнил себя равной Дадзай-сану. Может она и научила шатена многому, но точно не всему. Она лишь слабая женщина, и её слабость до безумия отвратительна. Но не смотря на это, она умудряется смотреть на него, одного из сильнейших следов организации, свысока. Относится к Акутагаве, будто к маленькому ребёнку, которому нужно постоянно что-то объяснять!
Металлический бак рядом с парнем разлетелся на части.
Может проблема была ещё и в том, что Рюноске был физически слаб, и здоровье его часто подводило. Он мог во время скрытой миссии всеми силами сдерживать кашль, а потом чуть не задыхаться кровавым сгустками, что несомненно мешало его работе. В любом случае, внимания этому он уделять не хотел. Не хотел быть слабаком, нуждающимся в лечении, чем вызывал ещё больше волнения Аяки. Однако, раздражало и то, что девушка, как и его родная сестра Гин, через чур много внимания уделяла здоровью Рюноске. Как он это понял? Все просто, как день. Аяка, девушка, которой плевать, если умирает кто-то из общего состава, она совсем не волнуется за своего товарища Накахару, которого может убить собственная способность. Только ему она всегда резким и насмешливым одновременно тоном приказывает не рисковать и не впадать в ярость.
В этот момент на подиум выходили новые враги: Гильдия, позже ставшая союзником, Достоевский, как отдельная персона, и Крысы мёртвого дома в общем. Одному из них даже удастся лишить брюнета жизни, хотя и не на долго.
***
Дело со спасением мира от такой проблемы, как «Смерть небожителей», да и эти чёртовы разборки с вампирами сильно потрепали девушке нервы. Ни одного спокойного дня за многие недели, пока Агентство пыталось открыть миру глаза. Девушка не высыпалась, ситуацию ухудшило попадание брата в руки Организации Одарённых, в которой служил Анго. Осаму не мог помочь с планом, поэтому приходилось работать за двоих. Глаза слипались, а волосы не видели расчёски уже три дня заподрад. Особенно Аяку раздражало и тот факт, что Акутагава сунулся помогать Накаджиме Ацуши без предупреждения. Она могла бы придумать план и предугадать действия преступной организации, если бы знала. Да, пожалуй до уровня брата в чтении людей ей ещё очень далеко. Теперь приходилось планировать, беря в расчет только свои способности, дар Накахары, а так же босса и Чёрных Ящериц.
Когда дверь её офиса слетела с петель, Аяка уже готова была прощаться с жизнью. Но в следующий момент к ней влетел Чуя с бутылкой дорогущего вина 1974 года. А после, когда друг радостно прокричал, что вампирская чума остановлена и Агентство победило, девушка просто уронила голову на стол (чем расшибла себе лоб) и задремала. Накахара, который не собирался отменять попойку, приложится к бутылке прямо здесь. Проснулась Аяка через семь, а то и семь с половиной, часов. Лимит энергии в организме был востановлен, и только сейчас шатенка увидела в стельку пьяного рыжего парня у себя под столом. Как он туда попал станет загадкой даже для самого Накахары. Достав из шкафа в столе рядовую таблеточку аспирина и наливает стакан воды Дадзай стала ждать пробуждения друга (попеременно с этим она его ещё и из-под стола вытащила и тазик поставила тоже).Пока ждала, решила зайти в интернет и почитать, что вообще произошло. Оказалось, Агентство выкрало Великий приказ в аэропорту, а Фукути Оти — человек, который озаглавил борьбу против своей же организации, был с потрохами выдан тем, от кого этого вообще не ожидали — Организацией по правам одарённых. Каждый его план и каждый грешок был обнародован. Это вызывало в Аяке безумную неудержимую радость. Ещё больше её порадовал факт предотвращения вампирской эпидемии. Люди, которые были подчинены Стокеру теперь снова обрели сознание и волю. Давно забытое чувство поселинось в голове, не смотря на все убеждения о его никчемности. Надежда. Да, она даёт людям силы жить и бороться, но когда ты работаешь в мафии и разрабатываешь планы по убийству людей, перестаёшь верить в чистый и настоящий свет в этом мире. Когда звоной телефона раздался посреди комнаты, девушка чуть не упала со стула, а Чуя, находившийся по столом, врезался в этот самый стол и громко проматерился. Из трубки донёсся голос Коё:
— Дадзай-чан, тебя хотят видеть в медицинском отделении, Акутагаву нашли с ранением шеи, кажется, что он тоже подвергся «вампирской чуме».
Кинув в трубку что-то на подобие: «Скоро приду», — девушка глянула на Накахару. Бедняга явно не намерен был выходить из помещения ещё часа полтора. Решено было идти в одиночку. Быстро собравшись, девушка направилась к медикам.
По словам Коё, которая встретила Аяку сразу у двери, ранами юноши занимался сам Мори Огай. После, стало понятно, что ещё и Ёсано Акико приложила к этому руку, ведь детективы не стали бы просто так ошиваться в Портовой мафии. Через несколько минут после прихода Дадзай, босс вышел из помещения. По его взгляду Яка поняла, что жизни брюнета ничего не угрожает и вообще, Мори, видимо, собирался отправить Акутагаву на миссию завтра же, если бы не Фукудзава, сказав, что юноша, как впрочем и все члены организации, заслуживает хотя-бы день отдыха. На это все, даже успевший приползти Накахара, яростно закивали. Огай, лишь пожал плечами, как-бы говоря: «Ну ладно, че хотите, то и делайте…» — и ушёл.
Девушка прошагала в палату, где валялся
по другому она сказать не могла Рюноске. Тот присмотрелся к ней и в мужской голове что-то щелкнуло. Видно, Акутагава понял, что сейчас будет девушка говорить и быстро пытался сориентироваться. Аяка на это лишь задорно усмехнулась. Нечасто можно увидеть, как постоянно спокойный и холодный брюнет смотрит то на стену, то на простынь так, будто ждёт от них помощи. Хоть тогда девушка и пообещала себе, что не будет больше делать дурацкие и в своём смысле похожие напутствия, не будет его больше получать, но сейчас все ответило на второй план. Тогда сильной угрозы для жизни Акутагавы не было, сейчас — Да. Дадазай решила начать с самого, как ей показалось, важного:
— Ты знаешь, что мог…
— Знаю, — парень прекрасно осознавал, что сделал. Сейчас у него, похоже, проснулась совесть, и Акутагава вёл себя как, маленький ребёнок, провинившийся перед матерью. Это было очень мило.
— Рюноске, послушай… — девушка вновь решила начать, но её опять перебили.
— Да знаю я, не надо мне ничего говорить! — парень медленно начинал закипать. Может от этого он не заметил того, что Аяка назвала его по имени, а может ему это было и не важно. Отвращало само чувство собственной слабости. Да, в той ситуации это и было единственным, что можно было сделать, но Акутагава не был бы собой, если бы не призерал себя за слабость. Он не смог в тот момент превзойти себя, был не достаточно силён. Но кто вообще тогда был таковым?
Аяка не знала что сказать, ведь он постоянно перебивает, когда речь заходит о самом важном, что она хотела сказать, поэтому не придумала ничего лучше, чем прижаться к юноше всем телом. Она обняла его. Вообще неизвестно зачем и что она этим хотела сказать, просто хотелось прижаться к этому человеку, выразить то, как она скучала, как боялась. Аяке было плевать, что он сделает: оттолкнуть, ударит или накричит. Она ожидала от него всего, но Акутагава перевернул их все одной фразой:
— Неужели вы настолько скучали, Дадзай-сан? — послышался холодный насмешливый тон. — Но я же вспыльчивый, глупый, слабый, неразумный… — Рюноске стал перечислять все те эпитеты, которыми она его когда то называла. Он вспомнил каждый, даже тот, который Аяка говорила в шутку или тот, о существовании которого она вообще не помнила. Иногда парень повторялся, показывая, сколько раз девушка произнесла то или иное слово.
— Хватит, Рюноске! Прекрати, сейчас главное, что ты жив, — в один момент все стало ясно. Аяке стала понятна вся эта боль. И вправду, она поступала хуже брата в юности. Нет, чтобы попытаться как то оградить юношу, она лишь распаляла ненависть Акутагавы к себе и собственной слабости. Дадзай заглянула брюнету в глаза, серые, словно дым от сигарет, провела ладонями по болезненно и нездорово тонкой шее и провела пальцами по чуть впалым, бледный щекам. Аяка и не заметила, как по собственному лицу потекли слезинки. Она плакала перед ним, что могло быть хуже? Теперь Акутагава точно всю жизнь будет смотреть… Тут тонкие обескровленные губы медленно приблизились к пухлым, выкрашеным розовым клубнично-ванильным блеском. Аяка была старше Рюноске на три с лишним года. С её характером ей бы больше подошёл Чуя, хотя как то Дадзай говорил, что его коллега по работе — Куникида Доппо был бы неплохой парой для пунктуальной и расчетливой Аяки, но сейчас было плевать. Она действительно скучала по Рюноске, по эго вспыльчивому нраву и нелогичным поступкам. Он скучал по её постоянным напутствиям и предостережениям и переживал за девушку так, как не переживал ни за кого в этом мире. И пусть действительно эти отношения были созданы из неприязни и раздражения, им получилось перейти во что-то большее. Но сейчас не об этом.
Сказать, что Дадзай была шокирована — ничего не сказать. Ей казалось, будто вечно холодный и раздражительный Акутагава ненавидит её всеми фибрами души. Парень в этот момент отчаяно соображал, что делать дальше, а в следствии отсутствия какого либо эмоционального опыта (ведь до этого хоть какая-то связь у Рюноске была только с портовыми проститутками, к которым парень почти ничего, кроме лёгкого отвращения не испытывал) юноша просто неловко тыкался своими губами в пухлые женские. Да, если бы это происходило не сейчас и не с самой девушкой непосредственно, то она бы никогда не поверила, что Проклятый пёс Портовой мафии может быть таким. Быть главной в этом поцелуе Аяка и не пыталась, она просто мягкими движениями губ и языка направляли парня, а тот повторял за ней, с какой-то большей страстью. Иногда от агрессивных и резких движений ей казалось, что сейчас Рюноске откусит ей кусок губы или языка. Это было бы больно, но ничего такого не последовало. Когда кислород уже совсем закончился, пара разорвала поцелуй. Они сидели так, просто смотря друг на друга и не говоря ни слова. Под диафрагмой Аяки что-то затрепетало, будто сотни мотыльков хотели разорвать мышечную перегородку и вырваться, прямо туда, прямо к холодному и прогнившему сердцу мафиози. Рюноске чувствовал, как каждый нерв пронзает иглой, но не больно это было, а приятно. Щекотливое ощущение распространялось по телу, оно терзало, напрягало и дарило покой одновременно.
Затем от длиннейщих в своей жизни игр в гляделки девушка рассмеялась. Так задорно при Акутагаве она не смеялась ещё никогда. Тот распахнул глаза, не понимая, что так рассмешил девушку. Она же не может смеяться над ним?
— И все же, ты ещё такой ребёнок, Аку-кун! — Аяка продолжала смеяться, а юноша до сих пор не выкупал, в чем прикол. Но тут до него стало доходить.
— Ребёнок?! — послышался возмущённо хриплый тон. Парень подхватил ладонью аккуратный женский подбородок, заставляя смотреть в свои глаза. — Ты до сих пор считаешь меня лишь жалким ребёнком?!
Тут девушка поняла, что могла слегка раскалить ситуацию. Она совсем забыла про вспыльчивость собеседника (любовником или возлюбленным у неё духу не хватало его назвать после одного поцелуя). Но тут юноша вновь поверг её в шок, во второй раз впиваясь в тонкие женские губы. Этот поцелуй был более требовательным, будто в прошлый раз это был совсем другой человек. Парень легко закусывал губы, оттягивая их, он проводил языком по небу и слетал его с женским, руки юноши грубо сжали запястья Аяки, не позволяя ей сбежать, показывая, что она теперь в его власти. А Дадзай была не против, мягко отвечая и сильнее прижимаясь к телу Рюноске. Быстро он вскочил с койки, обвивая талию Аяки рукой и поднимая ту с насиженнного места. Прижав Дадзай к стене и не разрывая томного французского поцелуя, Акутагава стал ловко растёгивать мелкие пуговки на белоснежной блузке. Оторвавшись от поцелуя, парень приступил к коже на тонкой лебединой шее, он царапал её клыками, оставлял засосы и вдыхал запах женского тела, прижимаясь то ртом то носом к бьющейся жилке. Тонкие, будто кукольные пальцы Рюноске уже разобрались с пугавицами, теперь юноша поглаживал персиковую кожу плоского живота, проводил по выглядывающим небольшими буграми рёбрам и сжимал мягкую грудь в кружевном бюстгальтере.
— Акутагава-кун… — сначала тихо позвала Аяка, но перешла на более громкий тон. — Акутагава. Рюноске, черт тебя дери!
Только после он обратил на неё внимание, отрываясь от ключиц. Аяка с прикрытыми глазами кивнула на дверь палаты. Акутагава быстро её понял, не отрывая одной руки от воздушного женского бюста, другой он закрыл на защёлку дверь. Не смотря на это, все равно нужно было быть тише.
Аяка провела рукой по мужскому бедру, пытаясь снять зеленоватую тунику, которую одевали на всех пациентов с тяжёлыми травмами, но получила щлепок по кисти. От этого девушка издана судорожно вздох, после прикусив губу. Как же это было странно, но приятно. Когда парень разорвал бюстгалтер, защелка которого ему долгое время не поддавалась, девушка тихо шикнула. Конечно, это было приятно, стыдно и взбудоражиыающе, но он хоть знал, сколько тысяч йен ей пришлось отдать за это кружевное недоразумение?!
Из головы отдали все вопросы, когда холодная рука грубо сжала бархотную кожу. Левой рукой Рюноске поглаживал бедро под строгой офисной юбкой-карандаш. Расстегнув молнию, он стащил кусок клетчато-серой ткани вместе с бельём из того же комплекта, что и лифчик. Только сейчас девушка смогла снять с Акутагавы эту больничную тунику. Аяка провела пальцами по тонкому шраму от уха и вниз по шее, до ключицы. Такой тонкий и светлый, даже учитывая то, на сколько кожа у Рюноске бледная. В очередной раз она целует его, очень глубоко и мягко. Её руки приятно поглаживают мужские плечи. Подхватывая девушку под бёдра, Акутагава заставил ту обвить свой торс ногами и обнять себя за шею. Парень резко глубоко вошёл, на что Дадзай хмыкнула, простонав имя брюнета. Он все же слишком нетерпелив. Юноша берёт грубо и жёстко, заставляя вжиматься в собственное тело. На спине остаются ссадины от треснутой плитки на стене. Островатые светло-розовые ногти впиваются в спину Рюноске, оставляя царапины, а губы постоянно прижимаются друг к другу в очередном французском поцелуе в попытке заглушить стоны и судорожно вздохи. Акутагава не издаёт почти никакого звука, лишь рычит и резко дышит, вновь кусая островатый женский язык. Тело пробило дрожью, когда юноша вынул член, кончая на пухловатые бёдра. Акутагава глубоко дышал после такой вот тренировки, как и Аяка, когда за дверью послышались шаги и чьи-то разговоры.
— Сенпай, все хорошо? Вы там! — осознание, кто пришёл к двери пришло только после пяти секунд раздумий. Да, Аяка знала, что когда-нибудь Хигучи придёт проведать напарника, но за их занятием она забыла напрочь о времени. Немо посмотрев на Рюноске девушка бегом стала собирать свои вещи
или то, что от них осталось и нырнула под койку. Парень быстро нацелил на себя тунику и открыл дверь. Хигучи подумала, что разбудила своего сенпая, особенно увидев его суровый взгляд. Акутагава тоже понял, о чем подумала девушка и решил на этом сыграть.
— Не стоило так кричать, Хигучи, — буквально прошипел он.
— Акутагава с-сенпай, простите, просто я так за вас… — начала что-то мямлить девушка.
— Я в твоей жалости и в твоём волнения не нуждаюсь, — вновь бросил парень, захлопывая дверь прямо перед носом Ичие.
Опять послышались шаги, только теперь они удалялись от палаты. Из-под койки выползла уже одетая Аяка.
— Как ты там говорила? Глупый ребёнок? — повернулся парень, ядовитое посмеиваясь. Девушка густо покраснела. Он был младше неё, имел меньше опыта и вообще меньше знал, но почему то именно Акутагава трахнул её как последнюю шлюху… В медецинской палате у стены… Черт, даже думать об этом ей было стыдно.
— Твоя одежда в шкафу, — холодно проговорила она и поцокала каблуками на выход из комнаты. Уже почти уходя, она повернула голову и медленно продолжила. — Вечером жду в своём кабинете. Продолжим наш диалог о безрассудных поступках, Рюноске.
И захлопнула за собой дверь.
