никогда больше

Женю трясёт как в лёгкой лихорадке от прохладного ветра, что пробирается в ее тихую квартиру сквозь открытую балконную дверь. Она сидит — одна — на кухне, пытаясь пить остывший чай. Ей хочется согреться, так хочется согреться. Согреться не с помощью тёплого свитера, или закрыв эту балконную дверь. Объятиями. Тёплыми. Нежными. Долго вдыхая её запах, который она не чувствовала уже год. Объятиями Вики. Алехина уткнётся ей в плечо, тяжело вздохнёт, будет долго молчать перед тем, как прижаться к ней ещё сильнее, а когда прижмётся, то тихо произнесёт ее имя. «Женя».

— Жень, спасибо. Разберусь сама.

Она будет рядом и — плевать уже на то, что Боксерша ничего не чувствует, потому что Мазур ни с кем не испытывала того, что испытывала с ней.

«Этот последний взгляд вывернул меня на изнанку в холодной стуже осени. Я под чёрно-белым занавесом одиночества. Прошу, ты просто помни меня. Запомни мой голос. Мы обязательно встретимся снова. Я люблю тебя».

Женя нашла новую девушку также быстро, как влюбилась в Алехину. Также быстро, как полюбила ее улыбку и смех на ухо. Также быстро, как Вика прощалась с ней, не смотря вслед.

«Я сбегаю от собственной памяти, спрятавшись в "самых любимых" руках, но ты всегда где-то рядом, трогаешь меня прямо из фото».

Это алкоголь или воспоминания о ней так губят? Несомненно второе, хотя разбираться как-то неохота. Ватные ноги сами несут ее пьяное тело к кровати. Она падает на неё почти пластом. Глаза её слипаются, а тело приятно расслабляется. Закутывается в тонкое одеяло, зевая и поправляя подушку. Становится чуть теплее. Становится чуть лучше, чем всегда.

— Я не готова плясать под чью-то дудку. Тем более, если это дудка Алехиной.

Вика стоит у ее входной двери и Жене нужно несколько секунд, чтобы разглядеть ее лицо и точно убедиться в том, что это Вика.

Алёхина несётся по коридору, уже не придерживая платье и не смотря по сторонам. Она убегает, шмыгая носом и растирая ладонями растекающуюся тушь по лицу.

— Вика! Стой! — у Мазур эйфория, будто от наркотика, она полна счастья. Женя же победительница. А Вика нет. — Алехина, стой!

Вика резко останавливается только тогда, когда Женя догоняет ее, тяжело дыша за ее содрогающейся спиной.

— Ну, неужели ты не рада? — как-то тихо спрашивает Батюшка, и Алехина чувствует улыбку одноклассницы на ее лице.

— Рада? — ещё один короткий шмыг, она утирает нос запястьем руки. — Это…должна была быть я! Я! Это…все нечестно!

Жене больно. Наивно было полагаться на то, что Алехина обрадуется. Наивно было полагаться на то, что это «что-то» между ними значило для Вики больше, чем победа. Улыбка Мазур незаметно для неё самой исчезает с лица, а Вика — резко развернувшись, смотрит в ее глаза.

— Вика, я думала, что…

— Женя! А я думала, что я выиграю! Я делала все это для этого так долго…я…

— Ты ни капли не изменилась, — шепчет Мазур, разворачиваясь спиной к шмыгающей носом.

— Привет, — это её голос. Боже. Это ее голос. Во рту Мазур жуть как сухо, а живот начинает мерзко болеть от волнения. — Привет, — Женя пытается выдавить улыбку, но кусает свои трескающиеся губы и улыбка выходит натянутой. Она сама вся натянута, как струна. Мазур подходит к ней ближе. Ближе. Ещё ближе. Лицо Вики все отчётливее, все роднее, все любимее. Ещё секунда и Женя зарывается в ее распущенные волосы. «Странно, они совсем не отросли. Стрижётся?» Пылко, настойчиво целует ее в губы, суетливо гладя ее шею, а после кладя свои холодные ладони на ее щеки.

«Пока твоя рука в моей — я не в силах остыть. Я так хочу каждое завтра, в котором есть ты. Мы не оставим, не сбежим, не скажем друг другу "прощай". Я обещаю, Вик, ты мне тоже пообещай».

Мазур подхватывает ее за бедра, не переставая целовать и, усадив Алехину на рядом стоящую тумбочку, чувствует, как та обвила ее своими ногами, перекрестив их. Женю мутит от возбуждения и счастья, но Вика, водящая своими руками по ее телу — кажется ей далекой, холодной. — Ну, давай, выеби меня уже, — шёпот Вики у приоткрытых губ Мазур. Жене неприятно. Это как-то фальшиво. Как-то не так. Батюшка затыкает ее рот поцелуем — и, задыхаясь, быстро, слепо, жадно, расстегнув ширинку ее брюк, забирается рукой в ее белье. Чувствуя тёплую влагу, входит в неё средним и безымянным — ловит её сдавленный гортанный стон и снова целует.

«Флешбеки твоих поцелуев забираются в горло и режут лёгкие вместе с

холодным воздухом. Без тебя

я теряю своё доброе утро. Запрятала в углу комнаты твои обьятия, но пьяной нашла только пустую кровать. Без тебя я не я, жизнь не та — я мечтаю лишь снова увидеть тебя рядом».

Женя громко дышит в ее рот, притягивая ее лицо ближе к себе за шею — ускоряется, касаясь её клитора большим пальцем, массирует, слыша «да, скоро кончу, мгх-м» — и тут же выходит из неё, встав рядом с ней и оперевшись о тумбочку задницей. — Я не могу. Ты какая-то не такая. Не та Вика, — на глазах выступают слёзы, и она не может их сдержать, даже понимая, что не хочет показаться слабой перед Алехиной. — Потому что это всё лишь твои воспоминания, Мазур, — отдаётся Викиным голосом в ее голове перед тем, как она резко просыпается, садясь на кровати. Пытается восстановить дыхание, смотря по сторонам. Голова болезненно пульсирует — она, словно потерянная, не может перестать искать ее глазами, пока до не доходит, что всё это было лишь сном. Жалким сном.

— Ты фальшивая вся изнутри, но как с тобой я ни с кем не смеялась. Небо плакало мне на ладони, и плевало в лицо звёздной пылью. На пощёчины ветер был щедр, говорил, что мы разные люди. Мне впервые пришло осознание того, что мы с тобой никогда не любили. Или ты не любила. Мы никогда не были вместе, и никогда вместе не будем. Никогда больше.