* * *
— Что за неприемлемый внешний вид, Эми? Сколько раз повторить еще нужно, чтобы ты поняла, что в школу не ходят в таком! Родителей снова вызвать?! И снова этот грозный кабинет суровой директрисы, но на этот раз перед женщиной сидит не растрепанный после очередной перепалки Рэйзор, а Фишль, которая и сама посещает кабинет несколько раз за неделю, и снова по той же самой причине, что и всегда: внешний вид. Сколько грубостей и неприемлемых для юной девушки слов было брошено в ее сторону. Осуждающие взгляды учителей вперемешку с хихиканьем одноклассниц Фишль всегда старалась пропускать мимо ушей, как и все обзывательства, направленные в сторону их странной компании, но до боли неприятный осадок все равно оставался. Подумаешь, пришла в школу в таком платье и с кучей браслетов, не преступление же! Ну да, может, черные колготки с узором и банты в виде крыльев летучих мышей были слегка перебором, но это ведь никак не мешает Фишль учиться. — Все равно до них не дозвонитесь. Как обычно. Девушка раздраженно вздыхает, перебирая тонкие пальчики на руках. Слушает гнев директрисы и классной руководительницы еще минут десять, прежде чем заберет свою сумку и направится к дому: ощущение, словно ее окунули в грязь головой, словно вылили на нее бочонок с чернилами, ведь каждое слово навечно остается в сердечке Фишль, — нет, — в сердечке маленькой Эми, которая просто хочет стать лучше. Вытирает с ресниц застывшие слезы. Не дожидается мальчиков, которые, вероятней всего, стоят в очереди в школьной столовой, чтобы купить вкусностей после стычки с этой суровой женщиной. Идет домой в одиночку. «Неужели, придется играть по их правилам…?» На следующее утро Беннет и Рэйзор ее совсем не узнали: да что уж скрывать, сама девушка не поняла, кто стоит перед ней в отражении зеркала. Это не она, это совершенно другая, незнакомая девочка, которую девушка не видела уже долгие, долгие годы. Скучная черная юбка, белая, слегка помятая у рукавов блузка, черные строгие туфли и собранные в хвостик волосы, закрепленные все той же резинкой с крылышком летучей мыши: других резинок у девушки, к сожалению, не было. Даже челку подобрала: больше не перекрывает ее левый глаз. Эту форму ей покупали родители еще года два назад, и Фишль надевала ее всего пару раз: на линейке и на последнем звонке, и то, потом бежала в школьный туалет, чтобы вновь переодеться. За эти два года девушка так и не выросла, а потому все было как раз по размеру к великому ее сожалению. — Фишль, ты…! — Да какая из меня Фишль… — Не дает мальчикам договорить: сжимает лямки своей сумки, опуская глаза. — Сейчас я просто обычная Эми. Стоят в тишине, заглушенной шумом школьного коридора. Фишль неуверенно перебирает пальцы на руках, смотрит в пол, стараясь игнорировать свои школьные туфли, и уже было собралась заходить в класс, как тут Беннет резко берет ее за одну руку, а Рэйзор сжимает вторую. От неожиданности становится чуть смелее и поднимает глаза: мальчишки смотрят на нее с улыбкой и восхищением, прямо аж светятся, что смотреть больно. — Нет-нет, перед нами сейчас самая красивая в мире принцесса! Перед нами именно Фишль, ошибки быть не может! — Блеск в глазах Беннета не перестает загораться ни на секунду. — Только наша принцесса додумается до такой маскировки! — Рэйзор обычно не говорит много, но сейчас от него так и льются слова. — Специально поддалась правилу этого места, чтобы не быть схваченной свирепым врагом! — Наша принцесса Фишль самая умная и самая лучшая, и ничто ее не может сломать! — подхватывает Беннет. — А если даже попробуют, то я перегрызу им все косточки, — сжимает руку девушки крепко-крепко, аж впивается пальцами. И не боится же снова получить по шее от директрисы за новую драку. Девушка стоит, не в силах проронить ни единого слова: словно наложили на нее какие-то чары, отбирая дар разговаривать. Смотрит на мальчиков, а сердце ее бьется с каждой секундой быстрее, и Фишль еле сдерживается, чтобы не разрыдаться на месте. Проходящие мимо школьники лишь закатывают свои глаза, снова твердя, мол, «опять эти фрики свои бредни несут», но сейчас ей впервые, кажется, было так все-равно на эти слова. Какое ей дело до каких-то проходящих мимо детей, имен которых Фишль было даже не интересно узнать, когда рядом перед ней во всей красе сияют солнышко и луна. — Ты наша звездочка, — говорят мальчики, словно читая мысли ее, сжимая ее руки чуть крепче. Мальчики всегда поддержат ее: не будут крутить носом, упрекать в чем-то, мол, «ты же девочка, Фишль, так нельзя!», нет. Видят в ней равную себе, так же безмерно любят ее, и, — Господи! — как же они дороги ей, как же Фишль их любит до бесконечности и обратно. И не только она: малышка Эми тоже их любит и будет любить, и вряд ли ее любовь к ним хоть когда-то исчезнет, ведь это до боли в груди теплое чувство к ним бесконечно, как бесконечны истории из детских сказок и книг, отложившихся в голове маленькой девочки бескрайними историями и мирами. Родные теплые руки сжимает в своих, перебирая их пальцы, и щеки каждого пунцовеют. А на следующий день она снова сидит в кабинете директрисы, пока мальчики ее ждут в коридоре, поедая ватрушки из школьной столовой. Ничего не меняется, но они уже и не против.* * *
Беннет, к великому счастью, не посещал этот злополучный и проклятый кабинет, но ему и без этого, к сожалению, жилось не очень легко. Пряча за теплой улыбкой свои страхи Беннет винит себя за постоянные неудачи, приходящие в их повседневную жизнь: ему не трудно взять на себя всю ответственность, ведь куда проще винить себя и улыбаться, чем смотреть, как страдают друзья. Иногда, правда, думает: «а может, я им и вовсе не нужен…?» Ведь зачем так близко подпускать к себе человека, у которого что ни день — то проблемы? Он по сути своей и сам одна большая проблема, отрицать было глупо, ведь его бывшие друзья уходили, уходили не раз, и жизнь у них складывалась без Беннета куда лучше и проще. Так что же держит и их…? Где бы они вместе не были, Беннет насторожен, как кошка: смотрит в оба, когда переходят улицу через дорогу, не подпускает их к близко к перилам, а чуть что — хватает за рукава и тащит их на себя. Пару раз из-за этого, правда, они падали прямиком на бедного мальчика, но Беннет не жалуется, ведь он не допустит на них ни единой царапинки. Вечерами Беннет терпеть себя не может из-за своей неудачи, из-за которой дорогим ему людям достается и в том же числе. А может, все те походы к директору, все те обзывательства и колкости в их сторону — может, все это тоже и его вина…? Парень не любит показывать свою грусть и печаль, ведь не привык, когда его утешают, ибо поддерживать он любит сам, но иногда слова сдерживать в горле так сложно и больно, до безумия невыносимо. — Простите, я… Я приношу вам только несчастье и неудачи… Тишина резко повисла в комнате Фишль, пока она причесывала растрепанные волосы Рэйзора. Замерла на месте, приоткрыла чуть рот и внутри что-то болезненно сжалось, а Рэйзор свел брови, оборачиваясь. Глупо было врать, что оба не знали, как Беннет винит себя во всех неудачах. И так больно смотреть, когда глаза мальчика гаснут, а еще больнее, когда из угасающих глаз льются слезы вины, и как сам Беннет, их теплое солнце, меркнет пред ними. Вжимает голову в плечи, мелко дрожит от нахлынувших слез и стыдливо отводит свой взгляд. Обычно не стесняется плакать, но сейчас укол вины тут же бьет по груди, разрушая вдребезги каждое хрупкое ребрышко. — Беннет! Бенни, Бенни, пожалуйста, посмотри на меня, — Фишль тут же подбегает к нему, садится на корточки и осторожно берет его за руку в попытках отодвинуть его руку от глаз. — Все в порядке. Мы рядом. Мы тут, Беннет, мы здесь, — Рэйзор садится рядышком с ним, обнимает за плечи и трется лбом об его теплую щеку. Расческа Фишль застряла в его волосах, но ему все равно. Обнимает все крепче, пока девушка поглаживает пальцами по его дрожащей руке. Оба до смерти волнуются, их чувства словно общие на всю троицу: когда больно одному, больно всем сразу, и эта эмоциональная связь безумно крепка. Сердца стучат в груди громко-громко, часто-часто, и кажется, вот-вот одновременно начнется у них аритмия. — Ты самый лучший и замечательный. — Добрый. И светишься. Как солнышко. — И ты очень нам дорог, милый! — Мы можем поговорить. Если хочешь! Беннет плачет сильнее, но теперь уже и сам не понимает из-за чего. Он запутался в своих чувствах, ему так хочется обнять друзей крепко-крепко и никогда в жизни не отпускать, ему так хочется быть рядом с ними всегда, целовать в покрасневшие щеки и гладить по голове, клянясь на мизинцах, что защитит их не смотря на всю свою неудачу. Фишль поднимается и обнимает его так же, как Рэйзор. У них самих застыли слезы на темных ресницах: ребята не на шутку перепугались, ведь Беннет дороже им, чем вся жизнь, и им так хочется его успокоить, чтобы снова увидеть блеск в зеленых глазах. Сквозь слезы говорят ему самые теплые вещи: молвят о том, как любят его, как он для них важен и сколько замечательных вещей он для них делает. Такое чудо еще поискать нужно! Он такой единственный в своем роде, и какая же удача, что Беннет появился в их жизни. — Мы счастливы, что ты у нас есть, — и оба одновременно целуют Беннета в щеки. — А я счастлив, что вы есть у меня… — сопит носом парень и от него доносится легкий смешок. Парень прикусывает губу, с легкой дрожью от слез улыбается и прижимается к ним ближе, взяв их за руки. Щеки их троих красные от любви, смущения, слез и непонятных, смешанных чувств, но каждый из них знает точно: у них никого больше нет, но они счастливы, что они есть друг у друга. Целуют друг друга в дрожащие руки и пунцовые щечки, обнимаются крепко-крепко и говорят о своей теплой и бесконечной любви. Незажившие раны затягиваются очень медленно, но этого им очень даже достаточно.