Вместо восемнадцати свечей

Весь день Данте не покидало странное чувство — будто он что-то забыл. Вряд ли это было что-то важное, рассуждал он, иначе он бы уже давным давно огреб за свою рассеянность, таковы уж были законы Лимбо. В отличие от копов, демоны, по ощущениям, не спали вообще, так что хрупкий покой и относительная тишина портового склада казались уж совсем иллюзорными. Данте прятался от ветра и лишних глаз за стенами составленных друг на друга контейнеров, плотнее запахивал плащ и ежился от аномального для середины лета холода. Он бы разжег огонь в ближайшей дырявой бочке, если бы в ней было чему полыхать. Единственным горючим объектом в радиусе досягаемости была тонкая ежедневная газетенка, которую он свистнул со скамейки в парке по пути сюда. Данте пробежался глазами по первой странице. Ничего, способного привлечь его внимание и вызвать хоть какую-то реакцию, кроме раздражения, среди крупных заголовков на первой полосе ожидаемо не оказалось: демоны использовали все те же старые, но эффективные трюки, чтоб пудрить человечеству мозги слоями многовековой лжи и в основном откровенной чуши. Единственной правдивой информацией в прессе оставалась только дата выпуска в верхнем уголке. «Девятнадцатое июля, две тысячи седьмой год, — прочитал Данте. — Девятнадцатое июля…» Данте вспомнил. Девятнадцатое июля — его день рождения. И сегодня ему исполняется восемнадцать лет. Он хмыкнул и удрученно воззрился на темное небо. Слабый свет звезд перебивали ослепительные толстые лучи высоченных прожекторов, и разглядеть было возможно только несколько самых ярких белых точек. Примерно так же в жизни Данте периодическим и почти каждый раз разным по трэшовости пиздецом перекрывались всякие повседневные радости вроде обычной человеческой возможности отметить свое совершеннолетие как-нибудь так, чтоб запомнилось на всю жизнь. «Хотя, — думал Данте, — оно и так запомнится… Мразотной погодой и просто библейской скукой». Данте не мог назвать ни единого раза, когда его день рождения становился бы тем самым классным праздником с вечеринкой, друзьями, и тортом со свечами. Может, когда-то давным-давно ему и доводилось загадывать желания под слащавую праздничную песенку, но об этом Данте мог только гадать: менингит выжрал из памяти все мало-мальски связные воспоминания о первых семи годах детства. Зато последние пару лет в его памяти отпечатались хорошо. Например, шестнадцатилетие он встретил в самом дешманском номере мотеля, под старый джаз из радио и в милой компании парочки тараканов. Чтоб немного подбодрить себя, Данте тогда представил, что на них надеты разноцветные бумажные колпачки, и воткнул единственную имевшуюся у него свечку в чизбургер. Сдувая с нее пламя, он пожелал, как обычно, денег, чтоб ночи в подобных местах перестали быть для него роскошью. К его удивлению, желание исполнилось, хоть и не так быстро, как хотелось бы, и, наверное, не совсем в том виде, в каком Данте себе это представлял. Несколько месяцев спустя волей случая его занесло в одну из местных банд, не самую влиятельную, но на тот момент вполне успешно занимавшуюся сбытом наркотиков. На какое-то время деньги действительно перестали быть проблемой. На часть заработанного Данте даже купил себе пару пистолетов. Вот только скрываться от полиции с учетом нового вида деятельности, порой включающей в себя ночные поездки загород в компании кретина-напарника и еще одного вечно молчаливого компаньона, обычно по частям устраивавшегося в машине еще чуть дальше задних сидений, стало во много раз сложнее. Поэтому, отмечая семнадцатилетие среди галдящей толпы, поблескивающей цепями, зубами и лезвиями ножей, синему пламени сгорающего в абсенте рафинада Данте мысленно высказал вполне конкретное желание — «чтоб копы побыстрей отъебались». В этот раз подарок судьбы не заставил себя ждать: буквально через неделю внутри банды вспыхнул конфликт, и кто-то из ранее поздравлявших Данте с «чем-то-там-тебя-летием» исключительно по-дружески вогнал ему мачете в башку. Крайне впечатляющий вид подростка, протирающего собственными мозгами пол, послужил достаточно убедительным основанием для полиции списать его со счетов и с чистой совестью отправить очередное личное дело в архив. Позже сам Данте, конечно, знатно прифигел, когда, очнувшись, уперся носом в черный пластик — после такой длительной отключки было правда сложно сохранить надежду вернуться к жизни. Но факт оставался фактом: его сердце билось, и он получил долгожданную возможность сделать передышку. Воспоминания о том дне отозвались вполне реальной головной болью и секундной тошнотой. Данте, поморщившись, прикоснулся к шраму на правой брови, продолжающему свой след на щеке. Год назад он думал, что на совершеннолетие пожелает, например, чтоб ему без лишних выебонов давали все клевые девчонки, но теперь, крайне задумчиво потирая шрам, прикидывал, что с таким успехом следующий день рождения встретит, лечась от триппера. Данте извлек из кармана полупрозрачную зеленую зажигалку и пару раз чиркнул колесиком кремня, прежде чем перед глазами затрепыхался теплый язычок пламени. Данте осторожно прикрыл его рукой, чтоб ветер случайно не погасил огонь раньше него. — Пусть просто… Хоть раз… Случится что-то действительно хорошее. Данте чувствовал себя наивным идиотом, произнося эти слова вслух как можно тише. Но разве подобная безобидная блажь могла сделать его положение еще хуже?.. Он задул пламя. Улыбнулся, сам не понял, чему, и уже было потянулся за сигаретами, когда почувствовал короткую вибрацию в другом кармане. Вместо заветной пачки Данте вытащил из плаща телефон. На откидывающемся экране открылось сообщение от знакомого:

здаров, узнал, будет теае работа. мб и пожить оргнизуем. подлетай. Р.

Данте довольно захлопнул крышку мобильника. Может, не так уж и тупо, в конце концов, загадывать желания в день рождения…