Конгениальность

Пустыни всегда были печально известны своими экстремальными перепадами температур. В течение дня воздух настолько сухой, что кажется, будто ты дышишь непосредственно песком. А ночью этот же самый песок пронзает ступни миллиардом льдинок. В тяжёлых армейских ботинках — песок, в глазах у тебя тоже песок, под воротом кофты, в штанах, да даже под резинкой нижнего белья — всюду треклятый, злосчастный песок. И даже когда засыпаешь на пару часов, пытаясь забыть о палящем солнце, пока все твое сознание одолевает непреодолимое желание ощутить хоть каплю дождя на стёртой сухим климатом коже, в задрипанную походами палатку залезают настырные песчинки. Вадим терпеть не может песок, уже не может на него смотреть. Они месяц кочуют от базы к базе, не останавливаются в городах, лишь караваном из семи человек снуют туда-сюда. Они пытаются отследить контрабандистов сквозь пустынные барханы, их задача лишь узнать координаты — сдать этих тварей с потрохами нанимателю и свалить к чертям собачьим, куда угодно, лишь бы подальше от песчаного моря. Из его команды в итоге остаются лишь двое — он сам и какой-то мальчишка, которому прострелили бочину на вылет. Вадим знает, что до утра мальчишка не доживёт, когда утаскивает его в убежище, но по какой-то причине все равно уговаривает его оставаться в сознании, повторяет до идеализма заученные фразы: «все будет в порядке», «выкарабкаешься, бывает и хуже», «ты только не засыпай». За самую холодную в своей жизни ночь, Вадим узнает о жизни мальца всё — что его ждёт невеста дома, родители больны, им нужны деньги, и как наёмничество казалось юному мальчику самым простым и быстрым способом заработка. Вадима дома никто уже давным-давно не ждёт. Дракон разучился привязываться, он все больше живёт для себя, ради собственной выгоды. Столетия назад растерял всех, кто хоть как-то был ему дорог. Зато деньги никогда не предают, деньги приятно зарабатывать и тратить на все, чего душе будет угодно… С первыми лучами палящего солнца наемник глядит в остекленевшие карие глаза, гладит хладное тело по темным волосам и думает лишь о том, как же он набухается, когда выберется из этой ебучей пустыни. Молодой мужчина перед ним навевает воспоминания. У него правильные черты лица, гордая осанка, хмурые брови и глаза темнее самого горького шоколада. Как у мальчишки, чье тело погребено в груде песчаных сводов. Этот мужчина всего на тройку лет младше, но в нем явственно ощущаются лидерские качества, присущие и самому Дракону. Они оба принимают соперничество, как данное, никто из них не хочет отступать и сдавать позиции. Их навыки идут в противовес друг другу, при каждом совместном задании это видно все отчётливей. Каждый хорош, оба они имеют все права называться профессионалами своего дела. В первую же встречу они дерутся до крови, до израненных в мясо костяшек, после чего расходятся, одарив друг друга уважительным взглядом. И снова, и снова. Так зарождается их своеобразная «дружба», так каждому из них проще проявлять с трудом сдерживаемые эмоции. В конце концов, их соперничество в рядах наемников заканчивается сотрудничеством, все чаще они выбирают в напарники друг друга, нежели кого-то ещё. Олег Волков оказывается интересным мужчиной, любящим хороший алкоголь и не менее хорошую кухню, он уверен в своих действиях и уж очень удачлив, Вадим бы даже сказал чрезмерно. То мост ему кажется ненадежным, и верно, опасения оказываются верны. То пуля пролетит у самого виска, зацепив темную бровь, но защитив Дракона. То намеренное опоздание Олега уберегло их от взрыва шашки в лагере. Вадим не религиозный человек, но порой ему кажется, что кто-бы-там-наверху-ни-находился послал ему как минимум ангела-хранителя. В глубине души он искренне завидует тем, кто ждёт Олега на гражданке, но, если таковых не имеется, Дракон сердечно готов поклясться, будет ждать Волкова сам. Спустя пару месяцев в приоритет любому заданию Вадим ставит целью узнать Волчка получше. — Слушай, а ты почему вообще здесь? — сырые половицы скрипят от каждого их движения, Олег сосредоточенно протирает ствол винтовки. Приподнимая голову, он вопросительно вскидывает бровь. — Имею в виду, почему именно наемник. Тоже здесь за лёгкими деньгами или за адреналинчиком? Шило в жопе? Вадим хмыкает, облокачивается спиной к чердачной стене и ёжится. Зябко, они явно выбрали не самое удачное место для засады, чердак нежилой, сквозь оконные рамы все время фонит, армейскую куртку явно пора менять на что потеплее. Олег долго молчит, будто и правда задумавшись, он выглядит недосягаемым, отстранённым, как и всегда в подобные моменты. Вадик, извечно бравший роль самого болтливого в их скромном тандеме, принимает это как решение продолжить допрос. Он морщит нос от холода, дружески скалится и прячет озябшие пальцы в карманы куртки. — Тебя же ждёт кто-то? Я фотку видел. Какая-то внешность интересная, не разглядел. Повезло же кому-то такого мужика отхватить. Олег на его высказывание хрипло смеётся, отставляет винтовку к старой оконной раме и садится напротив, отзеркаливая Вадима. Его голос отдается от стен тихим и каким-то даже неуверенным, несвойственным. — Я всегда хотел собаку. Большую такую, пушистую. Может, лабрадора или хаски, а для большой собаки нужно много пространства. На этом Олег замолкает, криво усмехается и глядит на циферблат наручных часов. Вадим не совсем догоняет, как его последний вопрос связан с собакой, но, скорее всего, понимает, к чему клонит Волков. — Я всегда хотел дом у моря. Ну, знаешь, чтобы вышел утром на пляж, пока никого нет, искупался голышом в этой крутой солёной пучине, а потом пошлепал. И винный погреб. Обязательно винный погреб, чтобы каждый день недели ни в чем себе не отказывать. Олег понимающе качает головой, складывает руки на груди и прикрывает глаза. В полутьме чердака Вадику кажется, что Волков никогда не откроется ему на все сто, никогда не назовет его другом так же, как в сердцах называет его Вадим. «Напарник», «помощник», «знакомый» — кто угодно, но не друг. От этого немного горестно. — Меня, скорее всего, больше не ждут, — неожиданно для Вадима продолжает Волк. — Там свои цели, свои связи и мечты, в которые я давно уже никак не вписываюсь. В последний раз, когда я вернулся, мы даже не смогли поговорить — настолько проекты бывают интереснее старых друзей, — если не приглядываться, то будто ничего и не изменилось, но Вадим весь собирается, приподнимается и садится ровнее, чувствуя резкий холод, который уже не зависит от погоды. — Иногда я не узнаю человека, которого знал столько лет, как облупленного, но людям свойственно меняться. В его обычно размеренном голосе сейчас звучит тяжёлая сталь, вся безмятежность пропала, будто ее и не было никогда, осталась лишь догорающая злость, которой некуда выплеснуться. И Дракон вдруг чувствует, что сковырнул незаживающую рану, уродливо гноящую и не желающую срастаться. — Меня уже столько лет никто не ждёт, это стало естественным, к такому привыкаешь со временем, — смех выходит сдавленным и надрывным, с истеричными нотками, но Вадик держит лицо. — Не переживай, Поварёшкин, помиритесь вы со своей ненаглядной, как чувствую. И собака у тебя будет, рано или поздно. Вот на пенсию выйдешь… Олег ничего не отвечает, лишь резко вскидывает ладонь, произнося хмурое «Пора», поднимается с пола, перехватывает автоматику и занимает позицию у трепыхающегося от сильных порывов ветра открытого окна. Спустя пару лет их пути разойдутся в пасмурном Санкт-Петербурге, Олег пропадет с радаров, но Дракон будет знать в какие горячие точки его занесло в этот раз. Он увидит терроры в городе годами позже, узнает из первых рук о смерти чуть ли не единственно человека, которого в былые времена готов был назвать другом. А потом они увидятся снова, к сожалению, совсем не в тех обстоятельствах, при которых Вадим хотел бы встретить его вновь. Но незыблемые мечтания о домике у моря и огромной пушистой собаке каждый из них будет нести все это время глубоко внутри, надеясь, что у другого все сбудется куда раньше.