Дом, то место, где кругом
Царит полный покой.
Верни меня домой.
Сун Лань вновь слышит во сне эти слова, произносимые до боли знакомым голосом. Просыпается и ласково, едва касаясь, гладит мешочек в нагрудном кармане, уверяя, что исполнит обещание. Он уже больше трёх лет бродит по свету, уничтожая тварей вместе с Синченем. Эти сны стали снится только два года назад. На самом деле, мертвецам не должны сниться сны, но конкретно этому они снились. Стали сниться после ухода из города И. Сун Лань сразу понял, что так с ним говорит, если можно это так назвать, душа его друга (слишком хорошо помнил этот голос). Душа просила лишь об одном — вернуться домой, но где-то место, которое Синчень мог назвать домом, Цзычень долго не мог понять. Пока не вспомнил один эпизод из далёкого прошлого.***
— Лань-гэ, — молодой мужчина в белой одежде присел на ствол опрокинутого прошедшей грозой дерева, — ты говорил мне, что совершенствовался в храме Байсюэ. — Это так, — кивнул его облаченный во все чёрное собеседник. Дрова в костре весело потрескивали, рыба жарилась. Тихий вечер способствовал беседе. Оба человека, окрыленные одной идеей, познакомились всего два месяца назад и, хотя назывались духовными братьями, знали друг о друге немного. Именно этот вечер как никогда лучше подходил, чтобы поделиться информацией. — Я ни в коем случае не прошу тебя говорить о причине, по которой ты его покинул, — продолжал Сяо Синчень, — но расскажи мне о жизни там. — Синчень-гэ, это место не сильно отличается от множества подобных, — Сун Лань снял рыбу с палки-вертела и протянул одну товарищу. — Я ведь жил на горе и не бывал ещё ни в одном храме, — слова Синченя были правдой, и он, по юности своих лет, желал узнать о неизвестном месте. Это была одна из причин, почему он покинул гору. — Лань-гэ, расскажи мне. А я в ответ расскажу тебе о Небесной горе. — Я на самом деле даже не знаю, что рассказать, — пожал плечами Сун Цзычень, откусывая кусок от своего ужина. — Синчень-гэ, давай, сначала ты расскажешь мне о месте своего совершенствования? О Баошань-саньжэнь ходят великие легенды. — Наставница, действительно, великолепна, — мягко улыбнулся Сяо Синчень, вспоминая о своей прошлой жизни. — На горе всегда царили покой и тишина, но и весело тоже бывало, — на его лице появилось умиротворение. — Наставница каждого из нас считала семьёй, и мы платили ей тем же. Лань-гэ, это было так забавно, когда младшие называли Баошань-саньжэнь матушкой, а она пыталась их отговорить. Жаль, что я не смогу больше туда вернуться, — улыбка сделалась слега печальной. — Раз тебе там было хорошо, почему же ушел? — Если бы я не спустился с горы, я бы не встретил тебя, моего брата по духу, — Сяо Синчень, наконец, тоже приступил к своему ужину. — Лань-гэ, твоя очередь рассказать.***
Мелкие травинки гнуться под тяжёлым сапогом. Серые глаза решительно смотрят на гору перед собой; эти глаза не ошибутся, ведь уже видели ее. Путник, наконец, достиг того места, куда стремилась хранящаяся в мешочке душа. Небесная гора. Баошань-саньжэнь хорошо пряталась от мира, Сун Ланю потребовалось несколько месяцев, чтобы разыскать ее. Мешочек на груди едва заметно трепещет в предвкушении. Сун Цзычень давно не видел его в таком оживлении, и сейчас доволен, что хоть что-то принесло его другу (точнее тому, что от него осталось) подобие радости. Путь преграждает юноша, наверное, младший ученик, кого поставили на защиту владений от незваных гостей. Даже не спрашивая, кто идёт, юноша вскидывает меч. Верно, у лютых мертвецов обычно не интересуются целью визита. «Отличная подготовка», — оценивает про себя Сун Лань. Научное за время странствий тело хочет вступить в бой, но нельзя. Синчень не хотел бы, чтобы младших учеников его наставницы калечили. Цзычень мгновенно достает из-за спины меч и почтительно протягивает его вперёд. Юноша, уже замахнувшийся, останавливается. Он узнал Шуанхуа. — Вы от даочжана Сяо Синченя? — нерешительно спрашивает. Сун Лань кивает и получает разрешение пройти. На горе тихо и спокойно, ровно так, как и говорил Синчень, а ещё тепло. Юноша подводит его к небольшому домику, стучит. — Кто? — доносится оттуда женский голос. — Наставница, к вам от даочжана Сяо Синченя, — отзывается юноша. На порог выходит пожилая женщина в буром ханьфу, бросает взгляд на пришедших, особенно рассматривает гостя. Сун Лань снова достает Шуанхуа и протягивает ей, немного подгибая колени. — Делун, можешь идти, — обращается она к юноше. Юноша уходит, а Цзыченя ведут в дом. — Кто вы и откуда у вас Шуанхуа? — спрашивает Баошань-саньжэнь. Сун Лань не может ответить, поэтому молчит, снова протягивая меч. Только теперь Фусюэ. — Я далека от мира, и меч мне ни о чем не скажет, — покачала головой Баошань и протянула бумагу с кистью. — Пусть за него скажут письмена. Сун Лань пишет. И свое имя, и откуда меч, и что произошло с Синченем. Баошань-саньжэнь долго читает, щуря подслеповатый глаза, а потом убирает листок. У глаз видны влажные капельки. — Дайте его мне, — протягивает руку, куда Сун Лань неохотно кладет мешочек. Женщина долго смотрит на мешочек, поглаживая пальцем, тот лишь слегка пульсирует. Сун Лань смотрит на это спокойно. Ему очень не хочется расставаться с товарищем, но Синченю хорошо здесь, поэтому тут он и останется. — Вы оба не сможете переродиться, но успокоить душу я могу, — Баошань-саньжэнь отрывается от мешочка и смотрит на молчаливого собеседника. – Вашу тоже, если хотите? Цзычень отрицательно мотает головой: у него ещё есть дела на этом свете, а если захочет упокоится, знает, куда идти. Он последний раз достает Шуанхуа, последний раз гладит мешочек и уходит. Он бы отдал все, что связано с Сяо Синченем, но глаза ему ещё понадобятся.***
Сун Лань стоит посреди ночного поля, а перед ним фигура в белом — тот, кого он и не надеялся увидеть. Сяо Синчень стоит перед ним живой и смотрит своими серыми глазами. — Лань-гэ, спасибо, — тихо слетает с его губ, — и прости. Сун Лань подходит и дрожащими руками обнимает так давно покинувшего его друга. — Ты не виноват, — он давно должен был сказать эти слова. Свой голос слышать непривычно, но тут возможно всё. — Лань-гэ, ты плачешь? — Сяо Синчень, как всегда, в первую очередь заботится о других. Дрожь в чужих руках и негромкие всхлипы не остаются для него незамеченным. — Тебе больно? — Главное, что тебе уже не больно, Синчень-гэ, — Сун Лань даже не пытается оправдывать свои слезы. Он так долго не мог их пролить, и теперь для них самое место. — Спасибо, — снова шепчет Сяо Синчень, высвобождается из объятий и долго смотрит своими серыми глазами в свои же глаза на лице другого человека. А потом исчезает, оставив после себя только дымку. Сун Цзычень просыпается. Он снова не может произнести ни слова, а из чужих глаз не прольётся и капля влаги, но Сун Лань чувствует облегчение. Больше он не спит, больше не слышит Синченя, больше нет ничего, что бы держало его в этом мире.