Зверь
Дин обожал, когда Кас проявлял инициативу в постели. Это случалось редко, но когда случалось, у Дина все обрывалось внутри… в лучшем смысле этого слова. Он просто слетал с катушек. Наверное, такой восторг можно объяснить тем, что это было вообще не слишком-то свойственно сдержанному ангелу – он всегда казался немного отстраненным от всего происходящего, слишком недосягаемым, с этим своим чистым, одухотворенным видом, словно пастырь, стерегущий заблудшие души. Тем головокружительней было осознавать, что именно ему, Дину Винчестеру, удается порой сорвать эту невозмутимую маску святости, вызвать в нем подлинные эмоции и заставить распалиться, зарычать в порыве страсти, грубо хватая охотника за плечи и бросая на постель, набрасываясь следом, и остервенело кусая сочные пухлые губы. Дин впервые увидел этого зверя, когда Кастиэль много месяцев назад нашел охотника в каком-то переулке и накинулся на него, швыряя об стену. «Не за это я сражался!» - процедил Кас сквозь зубы, и Дин ощутил лютый страх вперемешку с невероятным восторгом. Тогда он не мог понять, почему воздух между ними был словно наэлектризован, но теперь, кажется, осознал, что приказы из этих строгих уст и грубые прикосновения этих обманчиво хрупких пальцев всегда были именно тем, к чему он подспудно стремился.Голос
Конечно, голос Каса был прямиком из запретных фантазий. Низкий, хриплый, бархатный, он наполнял каждую случайную фразу глубоким смыслом, и множество способов, которыми можно было истолковать подобные «невинные» высказывания, лишь будоражило и так воспаленную фантазию Дина. - Эта ночь была весьма утомительной, - произнес Кас после очередной охоты, и мягкий тембр ласкал слух Дина, напоминая о шорохе гравия под набегающей волной. - Я могу подсказать, как сделать ее еще утомительнее, - тихо прошептал Дин ему на ухо, раздражая чувствительную кожу и заставляя Каса залиться жгучим румянцем. Сэм, сидевший за рулем, бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида и закатил глаза. … Позже, пока Бобби с Сэмом разговаривали на кухне, Дин нашел в интернете эротическое стихотворение, по слухам написанное каким-то геем, и заставил Кастиэля зачитать его вслух. - О теле электрическом я пою; легионы любимых меня обнимают, и я обнимаю их*… - первая строчка чередой мурашек поднялась по телу Дина, а взгляд Кастиэля обратился к нему, открытый, прямой, не скрывающий ничего. - Мне большего наслажденья не надо - я плаваю в нем, как в море, - волнующий голос стал чуть ниже, в лазурных глазах Кастиэля заплясали теплые огоньки. - Священно тело мужское и женское тело; чье б ни было - тело священно… - так привычная легкая хрипотца пронизывала до кончиков пят, жар, словно искрящееся шампанское, разливался где-то в груди… - Влеченье странное при касанье рукой нагого тела, реки артерий, дыханье, вдох и выдох. Кастиэль смотрел на Дина, и Дин утопал в его взгляде, ангел словно прикасался к нему голосом и глазами, и низкие вибрации ласкали его снаружи и изнутри… - О, все это - сама душа! Дин, не выдержав, приподнялся с дивана, на котором все это время лежал, изнывая от жажды коснуться, почувствовать… Кас подался ему навстречу, прошептал его имя, и они опустились на кровать, крепко сжимая друг друга в объятиях…Пальцы
И да, руки у Каса были просто очешуенные. Дин любил смотреть, как ангел чистит оружие. И хотя зачастую в этом не было необходимости, ведь у Каса был его незаменимый ангельский клинок, Дин настаивал на том, чтобы Кас продолжал свое обучение в качестве охотника. Он жадно наблюдал за тем, как длинные тонкие пальцы поглаживают ствол пистолета, как ловко и аккуратно работают сложные мышцы. Прежде ему приходилось уединяться в туалете, чтобы снять напряжение, но теперь он мог открыто любоваться ангелом за работой. Каждое его движение было идеально выверено, и с любыми другими предметами, что попадали ему в руки, Кас обращался столь же изящно и легко, как и со сложной двустволкой. Кас задумчиво вертел в руках вилку – и Дин не мог отвести взгляда от его пальцев. Кас переворачивал страницы случайной книги, что он нашел на полке у Сэма – и Дин, как собака Павлова, чувствовал невыносимый жар в паху и пускал слюну. Он пробовал отвлекаться, пробовал даже вызвать в памяти осуждающее лицо своего отца – ничего не помогало. Он знал, что стоит Касу только щелкнуть пальцами (ха!), и он приползет к нему на коленях, чтобы получить немного ласки от этих красивых, сильных рук. Все разрешилось, когда они сидели в машине, ожидая, пока Сэм вернется с заправки. Ангел барабанил пальцами одной руки по приборной панели, а пальцем другой рассеянно водил по губам. Дин в очередной раз подвис, завороженно следя за этими на первый взгляд случайными движениями. И тут вдруг Кастиэль резко перехватил его взгляд, заставив Дина невольно застыть в смущении. Каково же было удивление Дина, когда Кас слегка улыбнулся, вполне довольный собой, и продолжил делать то, что делал, не сводя с охотника взгляда, искрящегося лукавством. - Так ты знал! – воскликнул Дин, хлопнув ладонью по рулю. Кастиэль наклонил голову. - И довольно долго. Каждый раз, когда я чистил ружье, ты становился чересчур молчаливым и постоянно смотрел на мои руки. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что именно привлекло такое пристальное внимание. Но теперь, судя по твоей реакции, - Кас выразительно посмотрел Дину между ног, и тот невольно поерзал на сиденье, - я определенно знаю, в чем дело. Не стоит и говорить, что когда они наконец добрались до дома в тот вечер, Дин, затащив Каса в комнату мотеля, первым делом схватил его за руку. На губах Каса играла все та же озорная улыбка, и Дин не мог решить, бесит ли она его или еще больше заводит. Но Дин не привык уступать в сексе, и поэтому, не сводя с ангела внимательных глаз, он медленно притянул эту руку к себе и накрыл губами указательный палец, лаская его языком. Нахальное выражение на лице Каса тут же сменилось томным вожделением. Он прикрыл глаза и издал тихое «О…», что Дин определенно воспринял как реванш. Но останавливаться на этом он не собирался. Осторожно выпустив палец ангела изо рта, он нарочито облизнул губы и после этого подверг подобному вниманию каждый палец Каса поочередно. У него самого уже стояло до звезд в глазах, но прерывистое дыхание Каса и его затуманенный желанием взгляд определенно того стоили. ...Не любить эти прекрасные руки было абсолютно невозможно: Дин отлично помнил, что именно они заново слепили его тело, залечивали его раны, они же расправлялись с мятежными ангелами и однажды остановили саму Смерть... В ту ночь пальцы Каса вытворяли с ним такие неприличные вещи, что если бы он еще мог смущаться, он без сомнения был бы пунцовым как роза. Воспоминание о том, как влажный, обильно смоченный слюной палец Каса скользнул в него и медленно, сладко растягивал, пока Дин стонал, как последняя шлюшка, отчаянно вонзая зубы в подушку, наверное, останется в кладовке его памяти до последнего вздоха.Губы
Рот Каса был чем-то запредельным. Однажды они занялись сексом прямо в переулке у какой-то очередной забегаловки. Кастиэль всего лишь ел пирог, постоянно облизывая губы, и на его лице играла та же блаженная улыбка, как тогда, когда он упоенно поглощал бургеры, подвергшись влиянию Голода. Дин только и мог думать о том, что эти губы способны вытворять с его членом, хотел видеть такое же самозабвенное наслаждение на лице Каса, когда Дин стянет тугие джинсы и наконец скользнет влажным, напряженным членом в этот умопомрачительно сладкий рот. Он буквально выволок Каса из заведения, так и не дав доесть злосчастное угощение, затащил его за угол и поставил на колени. Когда эти невинные голубые глаза взглянули на него из-под полуопущенных ресниц, а кончик розового языка инстинктивно слизнул капельку крема у краешка пухлых губ, Дин едва не кончил прямо там, не успев расстегнуть ширинку. Ангел старательно облизывал его член, осторожно и нежно поглаживал тонкими пальцами чувствительную кожу бедра, а Дин дрожал так, словно его лихорадило. Комкая в руках встрепанные темные пряди, он смотрел на знакомую макушку и бормотал под нос бессвязные ругательства, вплетая в них стоны и похвалы, на которые Кас реагировал, заглатывая его все глубже. Когда Дин наконец излился в этот рот, который так сводил его с ума, Кас поднялся с грязного, перепачканного черт знает чем асфальта и… Дин понял, что он достиг пика, даже не прикоснувшись к себе. Он притянул к себе голову ангела и разомкнул языком его губы, чувствуя во рту вкус собственного семени, а в сердце – невыразимую, удушающую радость.Глаза
Они были первым, что приковало внимание Дина, когда Кас появился в грозу на пороге того старого сарая. Они были невероятными, сапфировыми, неземными. Они просто не могли принадлежать существу из этого мира. Когда Кас посмотрел на него там, Дин увидел, как разверзлись небеса. Он увидел печаль и сострадание, вопрос и ответ, и потом долго не мог понять, что с этим знанием делать. В своей жизни он не видел ничего страшнее этих глаз, и ничего прекраснее. Особенно когда, присматриваясь, замечал в их льдистых глубинах свое отражение. Он не знал, когда в этих глазах впервые зажглось желание. Но они словно притягивали его, как зов сирены – и каждый раз он подходил все ближе, пока однажды, стоя под проливным дождем, не сделал вперед еще один шаг. Они говорили о конце света, о Боге, который покинул их. Кас поднял на него взгляд, и Дину вдруг нестерпимо захотелось поцеловать его – коснуться этой влажной кожи, почувствовать, какая она на вкус. Волосы ангела прилипли ко лбу, по щекам стекали струи воды – он казался таким беззащитным, таким сломленным, и Дин просто протянул руку – и провел пальцами по влажной бледной щеке. Невозможно ясные глаза распахнулись шире, и Кас застыл, словно натянутая струна. - Дин… - хрипло произнес он, по своему обыкновению склоняя голову чуть набок. – Ты… Но Дин не дал ему договорить – осторожно и бережно поцеловал в уголок розовых губ. Да, словно спелые яблоки. Он чуть повернул голову, и Кас стал отвечать, сначала несмело, но все больше раскрываясь навстречу, пока они не начали целоваться яростно, сплетаясь горячими языками, хватая друг друга за плечи и почти причиняя боль. Чуть позже Дин увлек Каса под крышу того самого сарая и взял его прямо на валявшемся там старом полуразвалившемся диване. Все это время они не отрываясь смотрели друг другу в глаза, и нет, Дин не назовет это сексом. Это было откровение. *Здесь и далее стихотворение Уолта Уитмена.