КВАРТИРА ХХХ

Вселение Фимы оборачивалось какой-то дикой корридой, для меня совершенно неожиданной. Обороты нашего совместного общения возрастали с пугающей меня скоростью. Надо было как-то ломать эту ситуацию, так что я, быстро дохлебав Женькин супчик и заглотив чашку чаю, решительно поднялся из-за стола: - Заслуженному диетологу – респект за ужин! Я в ванную, через полчаса освобожу. Мир, дружба? – подняв руки в приветственном пожатии, я посмотрел по очереди на этих взъерошенных бойцовых петухов с посылом «без меня не шалить» и свалил, проигнорировав ехидное фырканье Кота. Вот не будь я уверен на 300%, что Женька прожжённый бабник… Что это с ним, ревность друга, привыкшего к безраздельному моему вниманию? Невольное раздражение натурала на «голубую муть и розовые слюни»? Неужели моя платоническая увлечённость (чего уж там, безнадёжная вернее будет) настолько его раздражает, что он готов удушить Либенфельда сарказмом и намёками на его воображаемую латентность, изображая из себя невесть что?! Уже стоя под душем, я попытался просчитать последствия своего побега. Разодраться они не раздерутся, конечно. Фима слишком интеллигентен для такого поворота. Но Жеку может понести. Что, если он ляпнет про меня что-нибудь компрометирующее в запале? И Фима попросит от меня пояснений? Поёжившись под слоем мыльной пены, я залез под теплую водичку. Не дай Бог, если Котяра распустит свой болтливый язык! Наору и выгоню! Всех убью – один останусь… Хотя Фима вроде как проявил толерантность, да и не похож он на того, кто сбегает с воплем «караул, пидарасы!», предварительно огрев признавшегося в своих предпочтениях чем-нибудь тяжелым по голове. Котяру вон как лихо осаживал, прямо бывалый. Я ухмыльнулся, вспомнив пассаж про щупальца и угрозу пустить их на кольца к пиву. Скорее всего, будет просто некоторая озадаченность и – никакого дружеского панибратства больше, типа дележки лишним мылом, укладки моих непослушных вихров и сигнального отдавливания под столом нижних конечностей. От воспоминаний аж томно стало. Котяра, гад! Точно выгоню, если спалит! Ага, и получу неловкий тет-а-тет. Нафиг, пусть остаётся, дуэнья наша. Но уж поору на него от души, если что! Из ванной я вылез хмурым и настороженным. В квартире было относительно тихо: на кухне позвякивал посудой Кошкин, а Либенфельд, очевидно, осваивал отведенную ему жилплощадь. Вытершись и натянув на себя домашние шорты и футболку, я попытался немного поработать, но нависшая тишина и неизвестность не давали сосредоточиться. Как-то не привык я, что Фима молчит дольше десяти минут при наличии людей в непосредственной близости. Чёрт, как я мог слинять и оставить ситуацию без контроля?! Жека, он же, и вправду, мог что-нибудь ляпнуть! Захлопнув ноут и пробежавшись по комнате пару-тройку раз, я принял волевое решение – идти на разведку к нашему знатоку фен-шуй. Нужно предложить ему помощь как гостеприимный хозяин – он наверняка задумает всё переставить в своей комнате сегодня же. Если, конечно, не собирает сейчас вещи и не висит на телефоне в поисках другого съёмного жилья. Я прислушался – за стеной тихо. Решительно выйдя в коридор и подняв руку, дабы небрежно стукнуть костяшками пальцев, обозначив свой приход, я обнаружил, что эти самые пальцы подрагивают. Поздравляю, Вэл, тебя мандражит! Этого ещё не хватало. Неет, так идти к Фиме нельзя, это стопудово! Может, остограмиться за ради легкости мысли и языковой вариативности? На трезвую в ступор ведь впаду, уже на грани. Но прийти поддатым к этому ортодоксальному еврею – да лучше сразу об стенку убиться. А если притаранить бутылёк – ма-а-аленький совсем, сувенирный коньячок – и предложить отметить (чисто символически!) новоселье? Так же решительно я вернулся за игрушечной бутылочкой, сохранившейся после последнего авиарейса в ридну Турцию. Я вообще всё делаю решительно, особенно, когда весь в сомнениях. И если кто после этого усомнится в том, что я мачо, пусть сам плюнет себе в глаза! На этот раз стук в дверь состоялся. Конспиративный такой, чтобы внимание лишнее не привлекать. Приоткрыв дверь, я тактично в щель поинтересовался: - Фима, к тебе можно? Картина сливочным маслом – послеобеденный отдых Либенфельда: возлежит на кровати, изучая потолок. При моём появлении он резко сел: - Вовик? Мигом заходи и прикрывай дверь, разговор есть! Я беспрекословно повиновался, воодушевившись оттого, что желание уединиться у нас обоюдное. Закрыв дверь поплотнее, я прислонился к ней спиной и начал пялиться на серьезного Фиму в ожидании начала «сеанса магии с последующим её разоблачением». - Поди сюда, - Либенфельд похлопал по матрасу кровати и кивнул, заговорщицки подмигивая. – Сейчас буду тихонько истерить так, чтобы Женечка не услышал. Приземлившись рядом с Фимой, я предъявил ему заветный пузырёк – похоже, пригодится обоим. - Может, за новоселье по пять капель? Коньяк кошерный… - я попытался пошутить для разрядки обстановки. - Вов-ва, тут, между прочим, серьёзные проблемы, а ты всё развлекаешься! – но он всё же отобрал бутылочку. Отвинтив пробку, поднёс к носу и немного покривился. – Это только для растирания годится. Ну и раввин с ним, с этим коньяком, - продолжая сжимать в ладони сувенирку, второй рукой он схватил меня за запястье и дернул к себе. - Садись ближе, вдруг кто подслушивать будет? - Могу и растереть, если внутрь брезгуешь, тоже вариант, - я постарался не скалиться слишком широко. Судя по всему, я доверия не утратил, от облегчения потянуло веселиться по полной. Впрочем, проявим почтение к серьёзным проблемам Фимушки: - Ладно, я весь внимание! Тут толстые стены, не напрягайся, к тому же он на кухне, я слышал… - Знаю-знаю! Там я его и оставил, - многозначительно кивнул Фима. - Как только у тебя душ зашумел, он, развратная кошелка, начал мне политинформацию читать! Так и знал, что его «желанный» - неспроста. Он начал какую-то галиматью нести, а когда я намекнул, что догадываюсь о его «хобби», он тут же перевёл стрелки! В горле внезапно пересохло, и я кинул жалобный косяк на изъятый, да ещё и обхаянный коньячок. Ну, Котяра… утоплю! - В смысле? – уточнил я обречённо и хрипло. Фима театрально закатил глаза и, совершив круговое движение головой, словно он эти самые глаза по всему черепу изнутри прокатил, вернул мне свой горящий взор. - Да что ж ты такой тугой! – потрясая рукой с зажатой в ней микровыпивкой перед моим носом. - На кого он ещё мог стрелки перевести? Ну? Сечёшь? Нас тут всего трое. Думай, Вовик, думай! Так, поздравляю, Константиныч, тебя держат за полного идиота! Тугой я, видите ли. Так обычно я мозги трахаю, а не мне. Однако, Фима явно ждёт, чтобы я лично обозначил понимание диспозиции. Покусав губу, я выдал: - Ты имеешь ввиду… он намекал на меня? - О! Пресвятая Дева Гваделупская! – сложив ладони как в молитве и зажав между ними вожделенный мной коньяк, словно крестик, Фима возвёл очи к потолку. - Так не на меня же! - после чего словно бы автоматически он поднёс бутылочку ко рту, пригубил и тут же начал отплёвываться: - Уф, словно неразведённое полоскание для горла! Где ты такое берёшь? В самолетах часто летаешь? Налюбовавшись на этот театр одного актера и осмелев, я забрал бутылёк и сделал неплохой глоток. Так лучше, значительно. - Да он на всех понамекать успел, - хмыкнув и почесав ухо, я покосился на него и уточнил: - А по какому поводу, собственно, тихая истерика? Из-за дурацких шуточек Кота? Или тебя предположение на мой счет так из колеи выбило? - Да похоже, истерика сейчас как раз и начнется, - медленно закипая нежным и изысканным гневом, Либенфельд сжал губы в тонкую полоску и схватил меня за руку с бутыльком. От неожиданности я дернулся и пролил на свою одежду немного спиртного. - Это ОН? На МЕНЯ? Ещё и намекает?! – высокомерно хмыкнув и вздернув голову, Фима припечатал: - Вот уж точно, язык – помело! Ухмыляясь до ушей, я согласно кивнул: - Однозначно! Ты внимания не обращай, Жека вечно метёт, что ни попадя. Вообще-то он не злой, просто интриган-любитель. Мало ли, что ему там примерещится… То, что он тут лип к тебе – это он просто провоцировал, он на самом деле не по этим делам. Так что отбой, ахтунг отменяется, - слизав с руки пролившийся коньяк, уточнил: - Я тебя успокоил? - Да? – с некоторым сомнением, но вроде как успокоившись, Фима протянул руку и в задумчивости потёр влажное пятно на моей футболке. - Ну, не знаю. А ты, правда, по девочкам не ходишь? - подождав, пока я, поперхнувшись, прокашляюсь, он продолжил: - Если это из-за здоровья – не волнуйся, я тебя вмиг приведу в форму! У меня приятель был, так вот, - перейдя ладонью на шорты, Фима продолжил тщательно смахивать крошечные капли, давно впитавшиеся в ткань. - У него были маленькие проблемки, и он занялся восточными упражнениями, так через два месяца женился! Мы и тебя женим! Это было сказано уже вслед мне, метнувшемуся к окну с запылавшим лицом и горячим приливом от солнечного сплетения до самых до окраин. Чёрт, чёрт, чёрт! Эта его манера – трогать собеседника - с ума меня сведёт! Либо спалит. Прижавшись заподозренным в несостоятельности органом к краю подоконника, я с повышенным интересом начал изучать двор. Женит он меня. Нет, этот, если возьмется, ведь, правда, женит, надо как-то сруливать… - Да нет, Фима, здоровье тут ни при чём… нормально у меня со здоровьем… Я собирался завести трогательную балладу о поисках настоящей любви, тем более, это чистая правда, а какого пола эта настоящая любовь – не суть, но Фима меня перебил. - Не морочь мне голову! Нет в этом ничего страшного! – вездесущий и невыносимый временами Фима возник у окна и, толкнув меня своим бедром, пододвинул, чтобы встать рядом. Выглянув на улицу и не увидев там ничего, заслуживающего своего внимания, он потерял интерес и опять переключил на меня всю свою энергию: - Так вот, я тебя сейчас научу, там всего делов-то! Сцапав моё запястье, неутомимый Либенфельд вытащил меня в центр комнаты: - Ложись! – безапелляционно сказал, уставившись на меня и уперев свои тонкие руки в бока. В первый момент я просто любовался, а во второй до меня таки дошло. - Фима, я тебя умоляю… - с легкой паникой при мысли, что он меня сейчас таки уложит – и фиг его знает, что он там мне упражнять надумает. - У меня действительно всё в порядке! - Ну таки хорошо, чтоб ты мне был здоров, - обрадовался непонятно чему Фима и всё же хлопнул по плечу, прижимая меня вниз. - А теперь будет ещё лучше! Это совсем не больно. Ложись на живот и расставь ноги. Я сам всё сделаю, вот увидишь. Тебе понравится, - искренне лучась счастьем, Фима явно ждал сотрудничества. Я ошалело на него таращился и соображал: на живот – значит, внаглую демонстрировать свою здоровую потенцию не придется. А ощутить его прикосновения хочется до одури… Вот же, блин, подсадил на свои касания! Ладно, целитель, хотя поза, конечно… Чего-то мне эта восточная практика мою напоминает. И вводная та же: да не больно, сам всё сделаю, и тебе понравится. Ухмыльнувшись, я опустился на пол и растянулся в позе морской звезды. - Лекцию читать не буду, поскольку сам не очень помню, - Фима тут же по деловому подхватил мои щиколотки и начал сгибать мои ноги в коленях. - Но упражнения пустяковые, каждое утро и вечер будешь делать – и всё рассосется,- пытаясь прижать мне пятки к пятой точке, он поправился: - В смысле, всё фунциклировать начнет как новенькое! Пыхтя и продолжая рассказывать о пользе йоги, он, по-видимому, всерьез вознамерился сломать мои нижние конечности и потом меня, инвалида, всё-таки женить на ком-нибудь. Несмотря на легкую боль в поврежденной ноге, я начал ржать. - Так, Вовик, не расчёсывай мне нервы своим смехом! Я с тобой занимаюсь, а не развлекаюсь, и умоляю – будь серьёзным мальчиком. Видела бы моя мамочка такое отношение – вмиг бы лишила тебя сладкого! Кстати о сладком. - Фим, так это ж мне кто-то в помощники нужен! Каждое утро и каждый вечер сам я себе так ноги не заверну. Продолжая старательно меня месить, Фима отозвался: - Так, а я на что? Если не будешь спать до обеда, сам помогу, загну тебя. Последняя фраза просто добила. Бахнувшись лбом в сложенные руки, я трясся в беззвучном хохоте. Ай да Фима! Ай да балетный мальчик! Ну что, Вэл, похоже, придется соглашаться, чтобы не ты, а тебя загибали! Фима вывел меня из приступа веселья внезапным воплем: - Руки, руки давай! Цепляйся за ноги! Тяни! Пока ты разогретый, и я тебя растянул, - от неожиданности я начал цепляться за всё, что подворачивалось, не понимая, чего он от меня хочет. - Да не туда, не ляжки свои лапай, а за лодыжки хватайся, я помогу! Загнув меня буквой зю, довольный Фима прокомментировал уже спокойно: - Это «поза лука», очень полезная для внутренних органов, а у мужчин все беды от застоя именно там. Пока я догонял, что это за «позалука» такая, Либенфельд на четвереньках переполз к моему лицу и, сияя, поинтересовался: - Ну как, нравится? Правда, расслабляет? Глядя на его довольную физиономию в непосредственной близости, я забыл даже про свою нелепую позу. Мда, застой – дело хреновое… а он мне грозит. Отмахнувшись от печальной мысли, я улыбнулся в ответ: - Угу, очень даже. А долго надо рыбку изображать? В это время послышались шаги по коридору, и я, не дождавшись ответа, резво вскочил на ноги. И очень вовремя – Жека ввалился, как всегда, без стука. - Вы чего тут орете? - при виде Фимы, присевшего на корточки посреди комнаты, выражение живейшего интереса сменилось глумливым: - О! Я вам помешал? - Вообще-то, Женечка, воспитанные люди в двери стучатся, - хмыкнув, Фима поднялся на ноги и подошёл вплотную к парню, что выглядело довольно угрожающе. Упершись пальцем озадаченному Котяре в грудь, великолепный Фима продолжил: - Раз эти апартаменты зарезервированы на моё имя, попрошу впредь не беспокоить меня внезапной радостью встречи, - мило улыбаясь, Либенфельд кивнул головой, как бы закрепляя в сознании Марковича сказанное, и повернулся ко мне: - Ничего, что я немного обживусь тут? – моё молчаливое согласие подстегнуло дизайнера к разъяснению своей позиции: - Я никому мешать не буду, но и сам хочу иметь возможность вольно себя чувствовать без навесного замка, - повернувшись снова к Жеке, он протянул раскрытую ладонь и добавил: - Ну, а теперь – милости прошу в мою опочивальню. Присвистнув, Жека шагнул в комнату: - Ну, раз барин просит – отчего же не зайти? Вот же принесла нелёгкая… Всё было так мило, мы занимались йогой… Я молча протянул Жеке ополовиненный пузырек с коньяком – раз уж зашёл. Женька подозрительно принюхался – да что за недоверие? Моя фамилия Сальери? Или Борджиа? – но всё же сделал глоток. После чего констатировал: - Значит, выпиваем? Без меня? – многозначительный взгляд в мою сторону, на что я прицельно прищуриваюсь – а вас, Штирлиц, я ещё попрошу остаться. - Ой, да было бы что! – снисходительно махнул рукой милейший Фима, подошёл к кровати и уселся на неё. - Не выпивка, а микстура какая-то. - А ты, мой хороший, что предпочитаешь? – Жека весьма непосредственно развалился на кровати рядом с хозяином комнаты. - Твоё здоровье, сын Израилев! Удивленно воззрившись на то, как Кошкин лихо запрокинул голову и высосал остатки из смешной бутылочки, Либенфельд поправил волосы и ответил: - Ну, положим, есть много хороших напитков, я люблю, когда много и всего. - Ты выпиваешь? – вылетело у меня изумленно. - Святая простота, - улыбнулся снисходительный Фима, - я люблю, когда много всего намешано, это коктейли называется, и пью я их в приличных местах. Вот, значит, как. Промазал я со своим бутыльком. Впрочем, не всё потеряно: - Значит, новоселье отпразднуем завтра в клубе. Возражения есть? - Возражений нет! – бодро отрапортовал Жека, салютуя пустой бутылочкой. - Сколько азарта от такой мензурки коньяка, - скрестив руки на груди, заметил Фима. - Думаю, в клубе вы мне ещё и не такое представление покажете, - пожав плечами и обворожительно улыбнувшись, дизайнер добавил: - Раз мы теперь почти родственники, то и семейные праздники, то бишь новоселье, будем праздновать в тесном семейном кругу. - По представлениям у нас, вон, Маркович специализируется, - буркнул я слегка обижено. Но идея тесного семейного круга мне понравилась. Интересно, до какой степени может набраться хороший еврейский мальчик, если он по собственному признанию пьёт много и любит мешать? Я бы даже сказал – хорошенький. До безобразия. Я кинул изучающий взгляд на Фиму – не представляю его даже выпившим, не то, что пьяным. Заливает, ей-богу! - Дети мои! – Жека подорвался с постели, обхватил Фиму за плечи и, подтащив ко мне, взял в оцепление уже двоих. Удерживая нас как на коромысле, он продолжал свой пламенный спич: - Я вам чудный вечер устрою! Не сойти мне с этого места! Видимо, от восторга в предвкушении завтрашней гульбы, Кот в шутку поджал ноги и попытался зависнуть на наших плечах. Тут же раздался возмущенный визг Фимы. Либенфельд резко наклонился, Женькина рука соскользнула с меня, и наш физиотерапевт навернулся с грохотом на пол, что абсолютно не смутило его, и настроения не подпортило, как и возмущение Фимы, и мой радостный хохот. Поднимали новоявленного циркача мы уже вместе. Родство между нами тремя явно состоялось.