икэтэру смеется с глупых вещей

— слушай, — куматани откидывается назад, крепко держась за ручки качели, — чем мы вообще занимаемся? ночной воздух холодит кожу, заставляет покрываться мурашками и обхватывать себя руками. икэтэру отрывается от созерцания звезд — такие яркие бывают только в августе, и шуршит пачкой яблочного сока, шумно втягивая остатки. — сидим на детской площадке в два часа ночи и пьем сок? — я не сейчас имею в виду, а вообще, — мицуо машет рукой и тоже шуршит — только по карманам в поиске недавно купленной пачки сигарет. обещал себе не курить, но жизнь заставляет вместе с ней задыхаться дымом и думать, что в этом есть хоть какой-то смысл. смысла нет ни в чем. — ты о работе? — дага вздыхает, протягивая длинные ноги, и немного отталкивается от земли. куматани мычит, зажав сигарету в зубах и пытаясь добыть огонь из зажигалки, газ в которой закончился еще на прошлой пачке. выкидывать не хочется — икэтэру купил, когда они вместе пошли после работы в супермаркет. он тогда еще час ходил и задыхался от смеха, неправильно прочитав название марки. мицуо любит его смех, и то, как дага смеется с совершенно нелепых вещей, а еще любит его. только не признается — не от того, что страшно, а от того, что это не нужно — им обоим. — честно, понятия не имею, — икэтэру тянет губы в привычной легкой полуулыбке, и это так на него похоже, что мицуо хочется подойти к нему и встряхнуть — «эй, не улыбайся, когда вся жизнь летит к черту». — я просто продолжаю делать то, что должен. — тебе это не надоедает? я бы не стал закрывать глаза на неугодные мне вещи. мне кажется, лучше уйти прежде, чем сломаешься. — я уже давно сломался, куматани. да и уходить некуда, — дага продолжает говорить с улыбкой, и это так неестественно, что мицуо не сдерживается — поднимается с качели и мягко хлопает ладонями чужие щеки. — не улыбайся, когда говоришь подобное, — куматани хмурится, смотря на чужое лицо — на красивое лицо, и не видит там той глупости, которую икэтэру показывает на работе. в чужих глазах — сломанная надежда, обрывки уже далекой мечты и его собственное отражение — словно ему там и место, среди того, что никогда уже не починить. дага тянет руки к своему лицу и накрывает ими холодные руки мицуо. — ты ведь тоже просто продолжаешь делать то, что должен, не так ли? — икэтэру все еще улыбается, он словно знает немного больше, чем показывает. — на самом деле, в этом нет ничего плохого. пока я могу искренне улыбаться хотя бы пару раз в день, то все в порядке. все не в порядке. куматани стоит совсем рядом, качеля уже давно не качается, а его руки все еще на чужих щеках — очень близко, так близко, что он замечает усталость, скопившуюся в уголках глаз. взгляд цепляется за небольшую родинку возле левого глаза, и мицуо неосознанно касается ее пальцами. икэтэру смотрит внимательно, не отводя взгляда, а после прикрывает глаза, прижимаясь ближе к чужой ладони. — совсем замерз, — дага аккуратно притягивает к себе мицуо. — что ты… он неловко падает на чужие колени, ударяясь ногами об ручки качели. икэтэру прижимает его к себе, впутывая руку в черные растрепанные волосы, и обнимает, утыкаясь холодным носом в чужую шею. мицуо застывает, не зная, что делать дальше и куда деть руки, пока дага сам не берет его руки и не кладет себе на плечи. — давай так посидим? у куматани руки никогда не дрожали — стрельба из лука в университете заставила контролировать их больше любой части тела, но сейчас пальцы подрагивают, когда он перебирает чужие волосы на затылке. ночь застывает за пару часов до рассвета, обрастает пузырями из неловкости и падающими звездами. — я тебе нравлюсь? — икэтэру задает этот вопрос внезапно, и при всем желании мицуо не смог бы его предугадать. он все еще прижимается к чужому телу, его руки все еще запутаны в чужих волосах, а дыхание щекочет скулу. — да. никакого страха нет — куматани знает, что икэтэру не из тех людей, которые будут смеяться над чужими чувствами — даже если они глупые, а дага смеется со всего глупого. поэтому отвечает тихо, чуть сильнее сжав руку. он не отстраняется, и икэтэру тоже не двигается, словно не знает, что делать дальше с этим знанием. — прости, я думал, ты ответишь «нет», и я скажу «понятно», — дага неловко смеется, прикрывая глаза. — не думал, что смогу тебе понравиться. — тогда почему спросил? — мицуо бы при всем желании не смог на него разозлиться. и дело не в том, что он старше, или что-то в этом роде, просто злиться на икэтэру так же глупо, как и шутки усахары. икэтэру молчит долгие мгновения, стараясь вспомнить, каково это - нравиться людям. кажется, какая-то девчонка признавалась ему в любви на втором курсе университета, но сбежала после недели общения. потом кто-то на третьем курсе, и еще на четвертом. они все сбегали, как одна повторяя "не думала, что ты настолько глупый". он привык к этому, и хотел услышать признание от человека, с которым он общается долгое время, не боясь быть настоящим. и поэтому дага прижимается чуть ближе и говорит: — наверное, хотел услышать «да», даже не веря в это. — ты веришь в нло, но не веришь в то, что можешь кому-то понравиться? — смешно, правда? — дага смеется, как смеется со всего глупого, а еще он сам глупый, и нередко смеется сам с себя. смех прерывается коротким всхлипом, и куматани застывает. — прости, — шепчет дага, незаметно утирая дорожки слез. — все в порядке. все не в порядке. — ты мне нравишься, икэтэру, — куматани говорит тихо, отстраняясь и сжимая руки на чужих плечах. он все еще сидит на коленях икэтэру, и это чувствуется до нелепого правильно. чужой взгляд метается по лицу мицуо, словно ища намек на вранье, потому что верить страшно (не хочется). — ты ведь это не серьезно, да? — в голосе сквозит неуверенность, дага застывает, боясь пошевелиться. — серьезно. ты мне нравишься, икэтэру. куматани приближается к его лицу, застывая в паре сантиметров от чужих губ, давая выбор. дага медлит раздумиями — и прижимается в ответ, целуя быстро и неловко, словно никогда этого не делал. словно делает это в первый и последний раз. за его плечами — карьера актера-вокалиста, когда-то предрекаемое блестящее будущее, что рассыпалось на части прямо на сцене, долгие поиски работы и, наконец-то, детское шоу. падение с пьедестала оказалось болезненным, икэтэру боялся надеяться, боялся снова почувствовать себя разбитым и брошенным, он глупый и наивный, он многого не понимает и не хочет понимать, но мицуо он, почему-то, нравится. это все так глупо, глупо-глупо-глупо, поцелуи на детской площадке, признание без ответного, страх и надежда, все это глупо, и икэтэру смеется прямо в поцелуй, почти задыхаясь. — ты мне тоже нравишься, мицуо. «как же глупо», — думает икэтэру, не переставая смеяться. врать это тоже глупо.