Мой родной знакомый

      Как у тебя дела?

От твоего тембра по телу дрожь

Честно, я не ждала

            Что ты когда-то меня наберёшь       Настя сотни раз представляла себе их встречу. Вычурный зал ресторана, вспышки камер, журналисты. Морское побережье, солнце и крик чаек. Городская суета мегаполиса, магазины, бутики, шум дороги.       А на деле всё оказалось гораздо проще. Посреди ледового дворца ХК «Медведи». Она и не думала, что он вернётся сюда, хотя, по правде — гадать не приходилось, что и сама окажется в Подольске. Вадиму предложили выгодный контракт, и отказываться было глупо, поэтому, вот уже на протяжении месяца она живёт с ним в квартире, в центре, трёхкомнатной. Конечно, счастье измеряется не квадратными метрами, её, Настино — всего двумя словами.       Люблю. Мама.       А иногда эти слова ещё и от одного и того же человека.       Но сейчас у неё в голове совсем другие слова вертится. И интонация. «— Лёш, я беременна. Я жду твоего ребёнка, ты слышишь меня? — она его за руку останавливает, мешая в подъезд зайти. Отпускать отказывается, боится.       А он усмехается, так полу-нервно, расстояние между ними на один шаг сокращая. В глаза смотрит, и в следующую секунду до неё доходит, что её сейчас четвертуют здесь одним-единственным вопросом: — Насть… Ты уверена, что это мой ребёнок?       Алексей Платонов, конечно же, молодец. Нашёл, что сказать, а она вот не нашла, что сделать, помимо как ответить ему пощёчиной, отвешенной в порыве со всей дури. Голова хоккеиста дёрнулась и он только ладонь приложил, пока ухмылка разрослась, но сама девушка уже этого не видела, ускоряя свой шаг и даже не пытаясь понять, куда её несут ноги.       Лишь бы подальше от него. Прочь.       А в итоге оказалась у Казанцева… Сидела на кухне, вся зарёванная, едва говорить могла, когда он с расспросами полез.       Озвучивая после такое тихое, роковое и нежданное: — Оставайся. Нет, ну, жили же мы с тобой, не тужили, правильно? А ты вот уехала и мне как-то скучно стало, никто из меня кровь не пьёт, — усмехается чуть уголками губ, глядя на неё. — Вадим, — Настя чувствует себя обузой, которую не хочет доставлять Казанцеву. Зачем ему она? Неужели их брак… — Ты что такое говоришь?       Она бы заметила это, разве нет? — А я сам не понимаю, — он пальцем мельтешит, показывая ей, что стоит остановиться, и взгляд его задумчивым становится. Однако, не проходит и пары минут, как снова звучит, — Я, конечно, не Лёша Платонов — слава Богу, — но я обещаю тебе, что ни ты, ни т… наш ребёнок, — запинается он, выдерживая паузу, которую обрывает со всей решительностью, переводя после взгляд своих глаз в её, — Никогда ни в чём не будете нуждаться.       Настя улыбается, глядя на Вадима.       И Казанцев улыбается ей в ответ, позволяя впервые увидеть себя таким. По-настоящему родным.»       Вот так просто разбежались люди, которые когда-то… любили друг друга? Настя могла с точностью сказать: она — да, а он?       Впрочем, такая же мысль возникла и у Лёши.       — Ты? — произносит он, всматриваясь в неё и, кажется, не веря.       Дорогущее платье, косметика на лице, уложенные волосы, волнами спускающиеся по плечам. Нет, он, конечно, помнил, что Настя любила ухаживать за собой, но сейчас в ней уже было нечто другое. Не желание понравиться, а… скорее соответствовать. Своему мужу и его статусу.       Ну и о чём здесь говорить?       — Я, — отвечают ему, и в этой одной чёртовой букве вся уверенность, вся выдержка и стойкость звучит. Не нежно, как когда-то, и не уступчиво даже. Словно скала, которую с места не сдвинешь ни за какие коврижки.       Знаешь, а я теперь             Стала, как сталь — это так спасает;

Снова в кругу друзей,

Но этот город давно не цепляет

      Ни о каком прощении и речи идти не может.       Они не виделись шесть лет. И за это время у неё не исчезло то самое кольцо на безымянном пальце, подаренное уже не фиктивным мужем на годовщину свадьбы, а у него — пополнился список личных побед. Или поражений?       Стоило вырваться из Смоленска, в который его запихнул Казанцев — на это ушёл год. Антидопинговый комитет, конечно, не стал обнародовать истинные причины ухода из «Металлиста», но слухами, как говорится, земля полнится. И Платонов несколько месяцев провёл в третьем звене, пока ему, наконец, позволили играть в полную силу.       Клубы, девчонки. Да, он профессиональный хоккеист, но атаковал не только на льду. Сначала одна, потом другая, третья — список этот, кажется, не заканчивался. Всё снова, как раньше, когда она в первый раз разбила ему сердце, бросив из-за травмы и переметнувшись в постель к Жданову.             Всё так же жизнь кипит:

Встречи, вино, рестораны и клубы —

Надеюсь, Бог простит,

            Что мы с тобой потеряли друг друга       И как он вообще мог её простить, учитывая те обстоятельства?       Но, если смотреть по правде, у них — один-один. Она его бросила из-за травмы первой, а он её — из-за глупых козней Казанцева вторым.       Не удосужившись даже спросить толком, потребовать каких-то объяснений, поверил в игру, затеянную всего лишь одним актёром, но зато — каким! Вадиму Юрьевичу впору было выносить цветы и аплодисменты, если бы он выступал на сцене.       Театральные критики точно ахнули бы.       — Не ожидал тебя здесь увидеть, — произносит, наконец. Красуется весь такой в форме ХК.       «Атлант». Настя успевает рассмотреть эту надпись на его груди.       — А ты думаешь, я ожидала?       Нет же.       Она научилась быть сильной девочкой. Женщиной! Мадам Казанцева — это не просто статус.       Это, кажется, состояние души.       Когда ты видишь мужа и понимаешь, что не любишь так, как другого, но уважаешь. Когда ты осознаёшь, что в твоей жизни нет и не было, да и, в общем-то, не будет никого ближе, несмотря ни на какие бабочки в животе. Потому что если случится беда — рядом Вадим, а не кто-то другой.       Когда ты встречаешь его взглядом на крыльце роддома, едва тебя выписывают с новорожденным сыном. На улице зима, минус двадцать, промёрзнуть можно с лёгкостью, а он полчаса стоял под крыльцом, как самый верный мужчина в мире, ожидая свою жену и своего сына.       А заодно пряча газету, где говорится о помолвке Алексея Платонова и дочери какого-то бизнесмена из Москвы. Тоже Анастасии, кстати.       Мой родной знакомый, ну как же я скучала,

Сколько зим холодных ты не звонил ночами?

            Думала забудешь, у вас всё так красиво!

А ты правда любишь её его так же сильно, как меня?

      Не тот отец, кто зачал, а тот, кто воспитал. И Настя это знала не понаслышке.       — Я смотрю, ты отлично живёшь, — он позволяет сказать себе эти слова, когда она обводит взглядом толпу, показывая, что ей с ним совершенно неинтересно.       Зачем вспоминать о прошлом, если это не поможет вернуть всё назад? Ни он, ни тем более она на это сейчас уже не подпишутся. Её сын считает, что его отец — совершенно чужой биологически ему человек.       Данька.       А Алексею незачем знать о том, что у неё в жизни человек, имя которому они выбирали когда-то вместе. В его квартире.       Кажется, кусок ностальгии всерьёз сегодня влезет им обоим в глаз.       — Превосходно. Как королева.       Превосходно — ехать домой на такси, будучи зарёванной. С потёкшей тушью на лице, страхом в глазах и вертящимся «беременна» в голове. Как чёртов диагноз.       Превосходно — засыпать ночами в постели с другим, чувствовать его руки, дыхание, слышать его голос, и понимать, что это навсегда. Что больше никогда и ничего другого не будет, хотя мечтала, как раз таки, о том другом. И когда находишь фотографию этого самого «другого» в обнимку с какой-то моделью в свадебном платье.       Предатель.

Мы теперь родные знакомые:

Я — чужая, она — законная!

      Превосходно — со всех ног лететь в роддом, когда внутри тебя человек решает появиться на свет в тот момент, пока бьют куранты. Покидая новогодний стол, торжество в дорогом ресторане, разных чинуш, спонсоров и прочих. Выходя под руку вместе с человеком, протянувшим её в тот момент, когда меньше всего ожидалось.       Превосходно — хоронить свои собственные мечты и желания позвонить, сообщить «у тебя будет сын». Забывать совместные моменты, удалять фото, натыкаясь на них совершенно случайно. С такой скоростью, чтобы Вадим не заметил. А если увидит — понимающе обнимет, поцелует в плечо и скажет, что он рядом.       Превосходно — когда лучше не бывает. Или всё-таки хуже?..             Я до сих пор помню всё в мелочах

Мы оба с тобой так устали молчать

Ну, как ты там?

      — Королева Казанцева, да? — с издевкой так уточняет. И Настя сама не замечает, как в ухмылке расплывается.       Нет, для него у неё запас доброты исчерпан. Любви — тоже.       — Ну, согласись, это лучше, чем пастушка Платонова, — да, ей приятно.       Приятно, что ухмылка покидает мужское лицо, что в глазах зажигается огонёк, схожий с обидой.       Удар ниже пояса? Плевать. Он её тоже ударил в самое больное шесть лет назад.       — О, а вот и мой король, — проститься спешит, и не только потому, что Вадим мелькает на горизонте, направляясь в их сторону с билетами для своей жены и сына, которого, благо, ещё не привела с прогулки няня. Данька обожает хоккей, — Всех благ, — роняет так холодно, что температура воздуха, кажется, падает к нулю.       Люди из Африки позавидовали бы такому таланту.       — Взаимно, — всего одно слово в след ей бросает, не надеясь, что его услышат. Кепку на голову натягивает и уходит, развернувшись на сто восемьдесят.       Не замечая ни того, как Настя Казанцева обнимает своего мужа, целуя, ни того, как к ним мальчишка пяти лет присоединяется спустя несколько секунд.       Гордеева бросает взгляд в толпу, пытаясь найти его. Казанцева берёт за руку сына и ведёт в направлении трибун, слушая историю о том, как он подружился с девочкой в песочнице, уступив ей свою лопатку и ведёрко.       «Настоящий мужчина растёт» — скажет Вадим, и Настя ответит, что да, Казанцев — и этим всё сказано.       Шатен. С карими глазами…