***
Думаю, всем знакомо чувство радости. Так легко, невесомо, оно ощутимо лишь кончиком носа и ресницами. Приятное чувство незаметно проникает в организм и тихо, очень нежно растекается по каждому сосуду, разливается липкой и приятной массой, переполняет сердце, что начинает биться тише и быстрее. Нос приятно щекочет что-то очень родное и знакомое, щеки розовеют от чувств, из сердца выпрыгивают эмоции. Дышать становится тяжелее, но от мысли о том, что до тебя дотронулось это чувство, словно прикосновение родной мамы, только приятнее. И всё это так незаметно и просто, что никогда не замечаешь этого. А что насчёт чувства цвета? Радость тому, насколько трава зелена, насколько она пушиста и слегка колит руки. Её переливы изумрудного, бархатно-салатового и капельки белоснежно-солнечного света? Радость тому, насколько небо голубое днём и синее ночью. Радость этим облакам, таким розовым, пурпурным, настолько разным… А есть те, кто не чувствуют этой радости? Конечно есть. Словно отделившееся, маленькое светлое розовое облако, которое остаётся на бледно-красном небе. Остаётся одно и перестаёт ощущать эту радость.Это облачко - Ланга.
***
У Ланги глаза цвета аквы, уходящей в зелено-синий крайола. Его глаза словно жемчужный снег в Торонто(снег там быстрый и очень сильно бьет по лицу, что могут оставаться горячие ожоги). Взгляд глаз кажется очень вымотанным. Всегда казалось, что глазки у Хасегавы всегда наполовину закрыты. Ресницы тёмного синего цвета, неаккуратно вздрагивали каждый раз, когда мальчик открывал широко свои бледные глаза, смотря куда-то в белое небо… Снежно-синие, уходящие в незаметный пыльный голубой непослушные волосы ему всегда заплетала мама. Она бережно брала в свои уставшие руки, отщипывала их словно кусочки расплавленного зефира. Аккуратно, словно утихомиривая пенные волны, собирала их в изящный хвост. Всё и вправду казалось непримечательным и очень логичным. Лангу всегда окружали и дети, и взрослые. Его голубые волосы могли заворожить любого. Его непоколебимое лицо, кожа которого гладкая, словно слой песка, выглядело очень обворожительно. - Ланга, твои глаза похожи на голубую тень на снегу!***
..Голубая..
- Доктор, неужели, вы ничем не можете нам помочь?- прикрывая лицо, полное ужаса и страха, говорила Нанако...тень..
- Этого не может быть…не может быть…- знакомый, всегда тёплый и приятный голос Оливера, сейчас казался потрепанным и потерянным...на снегу.
- - Неизлечимо, что же я теперь могу сделать? - скрипящий и очень утомляющий голос врача продолжал что-то рассказывать, а каждая его фраза сопровождалась тихим эхом в голове Ланги. Никому не хотелось верить в эту безысходность. В голосе доктора были ясно слышны нотки безразличия к пациенту. Он не мог понять всего ужаса ситуации. - Как вы смеете так безответственно относится к своей работе! Это возмутимо! - срывающимся голосом продолжала Нанако. Её голос дрожал, уже захлебываясь в словах и фразах. - Женщина, я вам уже сказал что...И так снова и снова...
Маленькому Ланге казалось, что их диалог не заканчивается. Снова громко и грозно кричит папа. Мама тихо плачет, сжимая руку сына. Такую маленькую и слабую, похожую на только распустившиеся лепестки розы. В голове Ланги происходит бардак. Все куда-то несутся и очень громко кричат, отчетливо улавливается скрежет ручки о бумагу. Шорох бахил, больничная суета. Он улавливал этот резкий запах спирта и лекарств. Запахов было много и они все до острой боли в носу смешивались в разуме мальчика. От холода стальных сидений начала болеть спина, лопатки с хрустом выгибались, позвоночник изогнулся и телу было очень некомфортно. Пульсирующая боль в затылке и на кончиках ушей не давали нормально думать. Казалось, что он сидит на месте годы и века, а жизнь идёт, идёт и не думает останавливаться. Такое чувство, будто стоишь на краю неба. Ужасная боль в глазах. Будто на них кто-то не жалея давит и давит со всей силой. Ощущение, будто сейчас глаза провалятся во внутрь тебя, куда-то очень глубоко и далеко, в глубины кровавого снега, цвета сангины. Ланга не хотел больше ничего видеть или слышать. Ни отца, ни мать, вообще ничего. Трясущимися руками он закрыл глаза, вдавил их ещё сильнее. Губы начали подрагивать от боли. Цвета…как же он хотел бы их увидеть. Увидеть голубую тень на снегу, что бы знать, с красивым ли цветом сравнили его волосы. Он не сможет. Никогда не сможет. Ланге только семь, а уже нужно признать эту истину. Он никогда не сможет узнать, какого цвета глаза у мамы. Какой-то темно-серый, но он точно не поверит.«У моей мамочки не серые глаза! У моей мамули глаза самого красивого цвета на планете!» Разливной смех родителей. Горячий поцелуй в лоб, заставляющий зажмуриться от удовольствия и нежное поглаживание макушки.
Сейчас малыш понимал, что не сможет никогда вдоволь насладиться цветом глаз мамы и папы. Остаётся смотреть на них, как бы сказали остальные «как на черно-белые фото». Всё равно именно эти оттенки чёрного и белого Хасегава любил больше всего. По крайней мере, до переезда.***
- Милый, выходи. Мы уже у нашего нового дома! Правда красивый? - Нанако хлопает дверью машины и сразу же приступает к выносу вещей. Она ловко открывает дверь дома и заходит внутрь. - Большой…и очень красивый, мам, - завороженно и со слабой, очень уставшей улыбкой говорит Ланга. Сказать какого цвета их новый дом он не сможет, но точно может сказать, что оттенок серых стен намного светлее их дома в Канаде.Ах…Канада… Папа… Сноубо-
- Ох, Ланга, будь добр, помоги. Вынести этот огромный ящик. Я сама уже не смогу его поднять! - смеясь, говорит шатенка, беря двумя руками один бок коробки. - Конечно, мам, - Ланга уже не тот семилетний ребёнок, который не может постоять за себя. Через полгода ему будет восемнадцать. Вот это цифра! Он с упоением помогает маме заносить коробки в дом и потихоньку распаковывать их. Жизнь в Японии началась с весьма хорошей ноты! Дома у Реки всегда по особенному тепло. В воздухе царит атмосфера нежности и тонко пересекается с невесомой радостью. Дома всегда пахнет выпечкой, которую готовила Масаэ. Помещение всегда было наполнено ярким смехом и разговорами, лёгким бегом маленьких ножек и шалостливыми играми. Дом семьи Кян всегда был рад впустить гостей и пригласить за большой семейный стол. Даже сейчас, мама Реки что-то рассказывает о гостях, которые придут вечером. Голос у Масаэ очень тихий и ласковый, успокаивающий, глаза светятся добрым янтарным светом и уставшая улыбка провожает сына в школу. - Милый, сегодня старайся не задерживаться! Сегодня ведь, - Масаэ не успевает договорить, как из её шершавых ладошек выхватывают только что приготовленный бенто. - Да, мам, гости. Я помню, без опозданий, всё будет хорошо, - реки показывает знак «окей», и выбегает на старенькое крылечко, бежит по дороге, выложенной серебряными камушками и жадно хватает свою доску, словно что-то очень необходимое. Хотя, так и есть. Доска для Реки - единственная отрада, которой он очень бережно дорожит, ведь именно скейтборд помог ему оправиться после событий прошлого. - Береги себя, - уже шепотом, для себя говорит Масаэ, смотря на сына грустными, большими глазами. Кажется, она снова вспоминает тот ужасный день и из глаз начинает течь что-то ужасно колющее сердце. Слёзы. Совсем немного, но такие холодные, леденящие её румяные щеки. Она рада, что сейчас с её сыном всё хорошо. Он может улыбаться ей во все двадцать восемь белоснежных, радостно съезжая по дороге вниз, отправляясь в школу…такой счастливый. Масаэ никогда не сможет перестать волноваться за Реки, но почему-то ей кажется, что в этот раз всё будет по другому.По особенному.
***
Природа на Окинаве очень красивая. Таких деревьев Ланга ещё никогда не видел. Цветы тут пахнут по другому, это не тот родной запах цветов в Торонто. Он чужой. Никогда не станет родным и близким. Облака здесь другие, намного рябее и светлее. Здесь они дымчато-белые, кажутся добрыми и открытыми. В Канаде облака сухие и сплошные. В Канаде вообще природа намного суровее и жестче. Наверно она и сделала Лангу таким замкнутым и холодным. Почему-то кажется, что природа растопит его строгий нрав, поможет отпустить осколки прошлого, отпустить порванные ленты воспоминаний, вместе с пылью детсва, засевшей глубоко в легких Хасегавы.***
Пока Ланга неспешно наблюдал за окружением у их дома и в это же время относил коробки, сам того не замечая, вдруг понял, что осталось совсем немного." Наверно, и время на Окинаве быстрее идет. Нужно потом проверить."
Вдруг сердце начало беспокойно биться, а руки слегка подрагивать. Хасегава искренне не понимал, что происходит, он лишь продолжил относит коробки. Он понимал, что это странное чувство усиливается. Страх и волнение вмазались в его сознание. Мозг отказывался думать о чем либо. Что-то не так. - Родной, я начну распаковывать уже коробки, принеси последнюю и закрой машину, - мама Ланги говорила радостно и немного взволнованно в предвкушении новой жизни.Только не Ланга.
Он всего лишь угукнул на её слова, чем поразил маму. Её слова не казались чем-то важным. Разносить коробки уже не предстояло быть главной задачей. Ланга не понимал что происходит, его тянуло на улицу, тянул интерес и незнание того, что же происходит с ним. Дыхание сбилось и он решил пойти на улицу, немного прийти в себя. Закрыл глаза. Закрыл, потому что стало ужасно больно, как в тот день. Губы начали дрожать от изнуряющей боли. Не открывая глаз, Хасегава услышал стук. Тротуар под ним стал содрогаться, словно началось землетрясение. Ноги не держали, колени сводило в судороге. Что-то громкое подходило к нему. Сердце сжалось в страхе и дикой боли. Всё громче и громче. Ланга решил открыть глаза, посмотреть, что происходит, какого черта он словно возвращается в события того дня… - Эй! Берегись! - кто-то крикнул слева. Голос был очень звонким и спасительным, ведь именно из-за него Ланга всё-таки открыл глаза. Ресницы слиплись между собой, веки открылись резко и с опаской.Мир Ланги разделился на до и после.
***
Серые, мрачные полосы в глазах начали вдруг смешиваться во что-то странное. Какая-то липкая материя мельтешилась в глазах. Странное, невообразимое чувство поглотило с ног до головы. Приятная теплота в груди, разлившееся чувство безопасности и легкости. Это странное чувство заполнило все мысли Ланги, заглушило все чувства. Он не чувствовал запахов, на которые всегда ориентировался, не слышал совершенно никаких звуков. Лишь гулкий стук колес об асфальт. Хасегава словно вновь смог вздохнуть, будто до этого он всю жизнь был ограничен во всех чувствах, но именно в эту секунду, он смог необычайно сильно вздохнуть пылкий воздух, который пронзал его легкие и царапал его ноздри. К лицу приливали странные теплые толчки энергии, как будто жаркие языки пламени обжигали его горло изнутри. Словно тягучая, до боли горячая лава растекалась по щекам юноши. Все лицо горело, горело яркими огнями, нежные мимолетные оттенки растекались по каждой клеточке на его лице. Глаза. Глазам было ужасно больно. Мыслить вообще не получалось, весь мир казался белоснежным, только Ланга и какой-то еще парень. И снежинки. Девственно чистые снежинки. Мозг отказывался работать, боль на затылке и лбу давала о себе знать. Как-будто кто-то медленно и аккуратно срывал с Ланги тонкими слоями кожу, волосы, одежду. Оставлял лишь большое, упитанное сосудами и жилами сердце, которое с каждым ударом разрывалось все больше. Беспорядочные черно-белые пятна мешались в сознании Ланги все быстрее и быстрее, снова и снова, все жгуче и больнее.И вдруг, свет.
Силуэт парня, врезавшегося в него на скейте. Пока он расплывчатый и с каёмкой каких-то странных цветов… Ланга таких не знает. Странные чувства усиливаются, еще с большей мощью кровожадно раздирают Хасегаву насквозь, высасывают его силы. Странные, еще не известные ему цвета. Парень, в которого он врезался…стал цветным. Пестрые, разноцветные хрусталики с бешеной скоростью пролетали в сознании Ланги и… …Раскрашивали его мир. Желтый, красный, синий, голубой, бирюзовый, розовый, багровый, рыжий…ох, сколько же цветов предстоит ему узнать. Сколько необычайно красивых сочетаний оттенков он узнает. Узнает, какого цвета голубая тень на снегу. -Эм…хей! Будь аккуратнее в следующий раз, я же крикнул, чтобы ты отошел,- немного раздраженно говорит Реки. Он старается как можно скорее отпрянуть от Ланги, не прикасаться к нему и даже не смотреть ему в глаза. А Ланга не может отойти от шока. Тело будто парализовало, невозможно было пошевелить ни руками, ни ногами. Даже моргнуть, опустить большие веки и синие ресницы не выходит.***
-Все…в порядке?- Красноволосый спрашивает с неловкостью в голосе и дрожащей осторожностью. Тяжело вставши, он еще пару секунд смотрит на скейт, а потом на незваного гостя, в своем совершенно обычном, по обыкновению утре. Что-то резко щелкнуло в голове Реки, какое-то странное ощущение вроде маркой тяжести в груди, а вроде странно ощущаемой свободы. И на момент все исчезло. Реки хватило секунды, чтобы вернуться снова в мир. Ладони начали обильно потеть, из-за чего пробежало противное и скользкое чувство холодка. Холодка в руках и животе. Будто маленькие снежинки таяли в теплом воздухе Окинавы и капая, начали падать на уставшие плечи Кяна. Словно он стоит в снежном поле, под мглой ночи. Становится холоднее, в воображении парень начинает замерзать. Замерзать начиная с ногтей, а заканчивая самым потрепанным и страдающим в жизни Реки- сердцем. -Руку…давай,- для Реки, это ни что иное как шаг в кромешную пропасть. Гнилую пропасть воспоминаний, старых прикосновений, которыми исколота больная душа, и эмоций. Очень горьких, и жгучих гланды эмоций. Они старые, начинают рассыпать на мелкие пылинки, разлетаться куда-то в бесчувственное небо, а Кян снова незаметно их сглатывает, они снова попадают в организм, снова заставляют плакать, настолько безысходными слезами, заставляют волноваться любых движений в свою сторону и прикосновений. Эти старые воспоминания- словно цветочный сад, сад пышных, сочных цветов, с которых густыми каплями падают на руки немного кислые и до безумия сладкие моменты, но стоит забыться и углубляться все дальше и дальше- руки царапают огромные, блестящие и беспощадные когти. Реки снова вспомнил все. Снова ранился о когти, они проткнули его сухожилия и суставы, заставляют упасть от боли. Но что-то резко теплое и очень нежное, ласковое и доброе прикасается к руке Реки. Рука Ланги. Это был первый раз в его жизни, когда он дотронулся до руки Ланги и сразу понял, что они у него такие же чистые и легкие как у его мамы. Реки бредит фильмами с любовью, хоть давно перестал в нее верить. И почему-то, по каким-то нереальным обстоятельствам Ланга появился здесь, прямо перед ним. Он все еще сидит с большими, открытыми глазищами, в которых Реки видит снег, снег, снег… Только снег Торонто. Глаза у Хасегавы красивые, но пустые настолько, что очень просто его взгляд, проскальзывает словно остро заточенный нож. Они стоят прямо на дороге, держась за руки. Ланга сидит и не может наглядеться разноцветными тенями на лице Реки от повязки. А Реки тоже, как самый глупый человек на свете просто стоит и наслаждается взглядом Ланги прямо внутрь него, внутрь его тела. И мир цветной, красивый и очень шумный. -Ой, прости, я…я случайно, правда, извини,- наконец, вырывается из горла Ланги, такие нудные и ненужные слова, которые необходимы лишь для этикета. Хотя он бы с радостью мог сидеть на этом холодном асфальте тысячи и тысячи лет, уже леденеющей рукой держась за руку незнакомца.«Руки такие теплые…и нежные…»
-Д-да, ничего, вставай давай,- Реки слегка смеется, и помогает подняться новому новому знакомому.«А он тяжелый..»
-Я еще раз прошу прощения, правда,- Ланга не может перестать тараторить, его и без того бледная кожа стала еще светлее, ладони стали очень влажными и скользкими. Что же он так разволновался? Такое могло случится с кем угодно, а сердцу почему-то все равно так трепетно… -Ой…ничего себе, сколько уже времени,- неловко говорит Кян, смотря на часы на руке,- мне уже пора. Простите, что не могу помочь вам с коробкой,- уже вставая на скейт, говорит Реки, вроде лишь для себя, в половину голоса, но даже так слышно, как сильно его связки дрожат. -Все в порядке, можете ид,- Ланга не успевает договорить, как парень уже в два счёта оказался очень далеко, чтобы услышать его. Этот жест показался очень странным, почему новый знакомый, а может даже и сосед, сделал вот так? Вопросов было много, но самым главным оставался один единственный- что случилось с цветами в тот момент? Почему они резко стали…не такими, какие обычно видел Ланга. Столько новых цветов…как жаль, что он больше не увидит их, столько красочных оттенков, пестрых бликов и четких теней. На душе стало тяжко, в груди закололо и образовалось холодное и склизкое чувство…тоски? Хасегава еще долго смотрел вслед парню, уже смотря в серый асфальт и такое же серое небо с травой. -Ланга, мальчик мой, где же ты?- Нанако не на шутку испугалась долгого отсутствия сына, но еще больше она удивилась его выражению лица и тому, что он просто стоял и смотрел куда-то вдаль, будто не дышал. Просто смотрел куда-то далеко, или близко и пытался увидеть его снова,- пожалуйста, больше не пугай меня так, давай скорее занесем последнюю коробку домой. -Ага…- все еще выжидая чего-то, с волнением вздыхая прошептал Хасегава. Мысли были забиты доверху лишь тем незнакомцем и миром. Красивым, красочным миром.