***
У Аида этим вечером было темнее, чем обычно, и куда тише: повелитель решил наладить свою личную жизнь. Ему повезло, что Персефона была у своей матери, иначе не избежать бы ему было скандала на весь Ад. Пустынные коридоры замка освещал лишь свет факелов, а в покоях Аида всюду горели ароматические свечи. Сам же повелитель смертных по такому случаю облачился в парадные одежды — расписной русский народный халатик в серо-чёрных тонах. Лука, надушившись духами от Дольче Габбана, наигрывал песню Верки Сердючки «А я иду такая вся», но сделав мелодию медленнее, и, как ему казалось, романтичнее. Богиня же сидела в пышном бальном платье подстать XIX веку из розового кружева, на голове её зияла диадема с розовым стеклянным сердечком посередине, судя по всему, взятая из коробки с какой-то куклой барби. Эрида стреляла глазами, подкрашенными красной тушью и тенями с рисунком в виде крыла бабочки. Боги попивали детское шампанское, украсив бокалы дольками ананасов. — А я иду такая вся-я-я-я, — томно и с придыханием завывал Лука на заднем плане. — В Дольч-ИК-Габбана, — подпевала ему Эрида, прижавшись плечом к плечу Аида, который, как истинный джентльмен, если отбросить факт того, что он похитил свою жену с царства живых, пропустил мимо ушей довольно громкий ик богини. Или это пропустил алкоголь, затуманивший его божественный мозг? Этого мы никогда не узнаем. — Великая Гера… Ты сногсшибательна, душа моя, Эрида, — прошептал Аид, улыбнувшись во весь рот, как влюблённый школьник. — Я знаю, дорогой! — она показала свою ослепительную улыбку (видимо, переборщила с отбеливанием зубов) и закинула хвост бобра, который служил ей накидкой, на плечо, сделав своеобразный бобровый шарфик, прекрасно сочетающийся с её нарядом. — Моя бабушка курит тр-рубку-у-у — завёл новый «романс» Лука, потрясая своими синими «бананами» на голове. — А… А можно, я буду называть тебя… Борюсик? — робко спросила Эрида, покраснев. — Для тебя я… Я… Да хоть Виталик! — и в порыве пылкой страсти Аид прижал её руки к своим губам. — О… О Боже!.. Ты готов ради меня на такие жертвы?! — глаза Эриды от умиления чуть было не заблестели от слез, но испортить макияж ей не грозило — богиня не умела плакать. Она демонстративно промокнула свои темные глаза хвостом бобра. А Лука, тем временем, вновь сменил мотив… — Вот осень к нам пришла! И мамка собрала. Носки и сухарей большой мешок! Мне выпал долгий срок! Я в Азкабан иду сейчас! Тельняшки, кандалы! Мне сапоги малы! И мракоборцев тьма глядит в окно! Прощай, старуха-мать, я о себе дам знать! Как только выйду, лет так через пять! Я еду в Азкабан, ветер северный! Дементор у двери — зла немерено. И гиря на ноге — мой тяжкий груз! Аид покосился на Луку, словно на сумасшедшего, но потом вновь устремил взгляд на возлюбленную. — О, душа моя, моё топливо для почек!.. — страстно прошептал Аид и попытался поцеловать богиню, но та кокетливо увернулась, и подбородок бога случайно ткнул ей в глаз. — Борюсик… Как ты груб! — губы Эриды задрожали. — Нет, нет, малыш, не плачь! — испугался Аид и начал вытирать ей слезы кокошником своей жены. — Это её кокошник?! — звучно возмутилась Эрида, ловко пнув бога по коленной чашечке, тем самым, выместив на несчастной кости свою ревность. Аид лишь охнул. — Как ты мог?! — Кричала богиня, — Борюсик?! — Какой к чертям Борюсик, а?! — раздался истеричный голос у входной двери. Аид побледнел, как куриное яйцо. — Это… Моя жена… Беги, Эрида! — прошептал он. — Ах, ты ж рики-тики-тави недорезанный! — заверещала Персефона и начала избивать мужа кулинарной книгой. Одета она была в мешок из-под картошки, который Афродита сшила специально для неё. — Не плачь. Ещё одна осталась но-о-очь у на-а-ас с тобо-о-ой. Ещё один раз прошепчу-у-у тебе-е-е «Ты мой». Ещё один последний ра-а-аз твои глаза в мои посмотрят, и слеза вдруг упадё-ё-ёт. Но ты пойми, пойми меня, ведь знаешь, как люблю тебя, люблю тебя… — завывал Лука песню Булановой, не уступая ей в плаксивости голоса. Эрида рвалась между двумя половинами себя. Одна, богиня раздора, просто ловила дикий кайф с этой ссоры, виновником которой была она сама. Другая же страдала, что её любимого избивает кулинарной книгой мешок из-под картошки, но с костями, ихором и мясом. Она не знала, куда деться, а песнопение Луки лишь ухудшало её состояние. Аид метался по замку и истошно вопил, умоляя своих скелетов-призраков, в общем, Мертвых, угомонить это «психованное чучело, господи, боже ж ты мой, зачем я только украл её миллион лет назад?».***
Вернувшись к себе в Тартар, богиня решила поправить своё настроение любимым занятием: ввергнуть мир в хаос. В ванной летали пузыри, в которых Эрида видела происходящее во всех уголках мира. — Хммм, — протянула она, взяв первый попавшийся шар, — остров Мотунуи… интересно. У дочери с отцом разногласия. А здесь что? — девушка взяла еще один пузырь, — О-о-оуу, Синдбад. Отчаянный пират, гроза морских просторов. Хммм, — вновь протянула Эрида, — время поразвлечься! С этими словами богиня объединила два пузырька в один большой шар. На острове Мотунуи, тем временем, как казалось на первый взгляд, было тихо и спокойно, за исключением того факта, что Пуа пытался съесть петуха Хей-Хея, который в свою очередь пытался ущипнуть наглеца за мягкое место. По берегу бегала девочка в платьице из банановых листьев и распевала свои песни. Это и разрушало иллюзию спокойствия. Вся деревня уже билась головой о стену и готова была одновременно выпить по порции яда, но заткнуть её не осмеливался никто. Моана прыгала, и прыгала, и пела, и пела… И тут огромная волна накрыла её, заглушив визг девушки, которому, впрочем, никто не удивился: все думали, что она поёт. Моана очнулась в тёмной пещере, рядом сидел растерянный Лунтик. Неподалёку расхаживал Синдбад Мореход, изредка перекидываясь парой слов со своей командой. Завершал эту компанию Домовенок Кузя, орущий имя Наташи. Лебедь Гусевич важно восседал на голове Луки, который вообще не врубался, где он, кто он, как он, что он, и пытался согнать птицу со своих банано-волос. — Итак, дорогие мои пленники! — раздался высокомерный голос Эриды, — Вы тут, дабы исполнить своё… предназначение… — голос стал немного ниже, — Выключите эту воду! — вдруг истерично заорала она, — Она слишком горячая! Тишину, наступившую вместе с замешательством, озарил детский наивный смех Лунтика. Все посмотрели на него, как на придурка. — Дебильные водопроводчики, — проворчала богиня, — Итак! Вы должны отомстить одному моему врагу… Но она бессмертна, и это будет сложно, — цокнула языком Эрида. — Наташа найдёт меня и спасёт! — заорал Кузя, кинув лапоть в потолок. Тот, отрикошетив, попал в Лебедя Гусевича, который возмущённо гакнул и избил Луку крыльями. — Корабль для вас уже приготовлен. Посейдон помог мне найти самый подходящий. Это судно раньше называлось «Пикачу». А теперь оно будет называться «Крокозябра». Поднявшись на палубу «Крокозябры», команда головорезов, отобранных Эридой, встретила доблестную полицию Зверополиса во главе с Джуди Хоппс. — Это еще что за Ноев ковчег? — послышалось из толпы морских разбойников, предусмотрительно державшихся в стороне от остальных. — Так, Кейл, спокойно. Я разберусь, — обратился Синдбад к матросу и шагнул вперед. Но до цели он так и не дошел, его опередил Лебедь Гусевич. — Крошка, а ты неплохо выглядишь в этой форме, — прокуренным басом произнес он, подойдя к кролику, и выпустил пару колец дыма. — Я тебе не… — Спокойно, Морковка, — перебил ее Ник, — мы из полиции, — обратился он к Лебедю, — документики на транспорт предъявите. — Ната-ааа-шааа! — снова завопил Кузя. — Сто дохлых китов в зубы! — прошептал Крыса из-за спины своего капитана, — Говорящие животные… — Ой! Это же такой прекрасный повод, чтобы спеть! — Моана набрала в легкие побольше воздуха. — Етить твою коромыслом! — раздался громкий, хриплый спросонья и с похмелья глас какого-то мужика из трюма. Оттуда выбрался черноволосый, сероглазый мужчина в фашистской форме. — Винчестер, тащи свою чебуречную задницу сюда! Наш «Пикачу» захватили! — Секундочку! — подскочила к нему Джуди, — так это ваше судно? — крольчиха приготовилась вести записи в свой блокнот. — Клаус, бро, запевай наш гимн! Долгопупс, в атаку, етить-колотить! — орал этот малахольный. Откуда-то из трюма раздалось пение, да такое, что у непривыкших кровь из ушей пошла. — Выйду ночью в по-о-оле с конё-ё-ём! — Есть, в атаку, етить-колотить! — оттуда же выскочила сумасшедшая троица: пухлый Долгопупс в облачении сержанта, Драко и Гарри, поспешно застёгивающие один — штаны, второй — рубашку, и готовившиеся сражаться, вооружившись стаканом и уткой. Генералиссимус Сальваторе только заметил крольчиху и опустил голову вниз, чтобы посмотреть на неё. — Мое. Мы плыли себе захватывать Дурмстранг, а очнулись в этом засранном чертовыми крысами трюме! — рявкнул Деймон, — Я требую объяснений! В этот момент происходящее на корабле превратилось в какой-то немыслимо какофоничный набор звуков. С каждой нотой, голос Клауса становился все громче, норовя заполнить собой все вокруг. На палубу с яростными криками высыпала толпа хогвартских студентов. Через мгновение они смешались и с воплями зверополисовских полицейских, старательно отбивавшихся от бешеных людей. Кузя, не останавливаясь ни на секунду, звал Наташу, что делало пение из трюма еще громче и еще невыносимее. Еще одним источником раздражения стала Моана, неторопливо ступавшая к носу корабля, уже извлекая из себя свой какофоничный набор звуков. Лука, понадеявшись стать вишенкой на этом торте хаоса, присел на фальшборт и начал играть на своей гитаре, с которой не расставался ни на минуту, тему из «Пиратов Карибского моря». — Заткнулись все, етить вашу! — спустя полчаса озарил округу яростный рык Сальваторе. Испуганные дурдомщики умолкли, — Значит, так, детки. Объясняйте, на кой черт вам мой «Пикачу», и почему он называется «Крокозябра»?! — прорычало это нечто и ухватило Джуди за воротник, подняв её к своему лицу. — У тебя хотя бы корабль есть, — шагнул вперед Синдбад, — на мой напало морское чудовище! — отчаянно жестикулируя, шел к генералиссимусу моряк. — Средь белого дня из всех уголков Земли оно появилось именно там, где были мы! И этот дьявол потопил именно мой корабль! — Етить твою коромыслом! — рявкнул Деймон, — Что делает это вонючее создание с моим флагом?! — вытянул он руку в сторону носа. Все взгляды устремились туда. Крыса, снимавший флаг хорватской армии с флагштока растерянно оглядел толпу. — Убрал лапы, тварина! — басом рявкнул вылезший все из того же трюма Дин Винчестер в тельняшке и семейниках, — Кто спер мои шмотки?! У меня доширак в кармане был! — орал Дин. — Ой, а что это? — наивно задал Лунтик вопрос в пустоту, выворачивая карманы штанов Винчестера. — …Т-ы-ы-ы… Сиреневая хренотень на ножках, убрал лапы от моей еды! — заверещал Дин, как истеричка со стажем, и подбежал к Лунтику, начав вырывать у него из рук доширак и прошлогоднюю шаурму.