Подвластный

— Ну чего, Серёж? — обращается Олег с долей усмешки. На устах – ехидная такая улыбочка, которой парень совсем не стесняется. — Ссышь? — так по-простому спрашивает Волков, смеясь тихо. Разумовский было голову на него поднимает. Только, услышав вопрос, опускает вновь, выдыхая тихо. Сидя на кожаном диванчике, постукивает ногой по полу, издавая весьма характерный звук: Сергей не ссыт. Он нервничает. И уж очень заметно. — Д-да, — отзывается, кивнув. Взглядом пустым смотрит в половицы, изучив их вдоль и поперёк. — Долго ещё? — Да ладно тебе. Все нормально будет, чего ты волнуешься? — подбадривает Волков в своей манере, улыбаясь так по-доброму. Кулаком в шутку слабенько проходится по боку Разумовского. Только Серёжа вздрагивает все равно, взгляд испуганный на Олега подняв. — Прости. Настолько волнуешься, да? — Ты же знаешь, я это не люблю… Снова эти компании, шумные соседи в общежитии… А с ними ещё и знакомиться нужно! — делится Разумовский, вздыхая. Уже привык своё волнение на друга спихивать. Да и тот слушает охотно, как видно. Старается поддержать. — Ну я ведь рядом. Ты всегда можешь со мной поделиться, в чем беда? — бровь вскидывает, руки разводя в разные стороны. Смотрит упорно на своего собеседника. Даже с некой заботой в глазах. Уже привык: так было в детском доме. И, вероятно, будет. Теперь уже всегда. — Боюсь, — вздыхает Серёжа. — Очень боюсь. — Ты боишься начинать что-то новое. Это нормально, перемены тебе всегда с трудом давались, — рукой махнул. — Только нужно это в себе бороть, понимаешь? Иначе до конца жизни сухарем пробудешь, я ж тебя знаю, — фыркнул. — Отнесись проще. Ты же здесь не ради знакомства с ними. А ради собственного блага. Разумовский его взглядом сверлит мыслящим. И истину в словах действительно находит. Только сложно это все равно: себя прежнего исправлять. Досадно: все понимает, а сделать ничего не может. — Что ж, может, ты прав, — парирует, плечами пожимая. — Может, — язвит Волков. — Я знаю, что прав. А ты должен знать, что все получится. Ты же гений, успокойся. Перед тобой все дороги открыты. И вообще, это я комплексовать должен. Утешай меня, — театрально бровь вскидывает, голову приподнимая. Только глаза прикрывает. Серёжа смотрит на него, хмурясь. И в себя уходит, задумавшись. Он любил так делать. Абсолютно всегда. Иногда даже без повода. Самое страшное, что иной раз его совершенно нельзя из этой прострации вытянуть. — Земля, я Юпитер, приём! — щёлкает пальцами перед глазами друга. Разумовский внимание наконец обращает, глядя испуганно на Олега. Волков вздыхает. — Иди ты в баню. — Воспользуюсь твоим направлением, — кивает, поднимаясь. Рюкзак через плечо перебрасывает и заходит в аудиторию со звонком. Там вскоре собираются все студенты, громко общаясь между собой. Кто-то знакомится, кто-то – знаком уже. И только Серёжа не знает, куда ткнуться. Садится было за последнюю парту, на самом верху. Только Олег его оперативно вниз тянет, усаживая прямиком перед кафедрой, куда вскоре взбирается преподаватель, словно на Эверест. — Ты зачем это сделал? — буквально шипит Разумовский, глядя зло на Волкова. — Ты же знаешь, что я… — Молодые люди! — громогласно заявляет преподаватель – мужчина средних лет. Ребята курсом старше отзывались о нем примерно так: строгий, редко идёт на уступки, чрезвычайно требователен. Это прослеживается даже в речи. — Попрошу унять свои разговоры до конца пары, — глядит на Серёжу с Олегом. Оба кивают в знак понимания и смотрят уже не друг на друга, а на преподавателя. — И так, меня зовут Алексей Владимирович. Про предмет я на первом занятии вам талдычить не буду – бесполезно. Завтра вечером у вас состоится посвящение в студенты – типичное мероприятие, которое должен пройти каждый уважающий себя первокурсник. Несите достойно честь института. Счастливого сольного плавания, юнцы, — парирует, после переходя к основному: повествует о самом учебном заведении, о том, как здесь и что. Разумовский старается записать все. Волков запоминает. Только думают об одном и том же: кого завтра пригласить себе в пару?