фотографии

гречкин любил фотографироваться. несмотря на кучу новостных заголовков с его лицом, после которых, казалось бы, смотреть на себя лишний раз должно быть противно, он действительно любил фотографии. красивые симметричные портреты на профессиональный фотик или весёлые пьяные селфачи на камеру айфона — возиться с последними в редакторах было в разы интереснее — на всё гречкин соглашался с присущей ему лёгкостью и небрежностью, а после печатал самые удачные и атмосферные фотки, складывал в конверт и пересматривал с юлей на общих ночёвках, когда оба были в состоянии в любой момент затянуть народные песни. с сережей все было сложнее. последнюю печатную фотографию с собой он прожег, да и вообще поймать его камерой казалось нереальным из-за всех возможных и невозможных комплексов. но кириллу всё же удалось. их первой совместной фотке он радовался как самый последний дурак, распечатал её форматом меньше обычного и носил в чехле, между телефоном и картой. постепенно общих фотографий становилось все больше, и когда количество перевалило далеко за сотню, на ночевке с юлей и игорем, юля предложила киру не копить фотки в конверте, а обклеить ими стены — те всё равно были пустые и так и напрашивались на какую-то самодеятельность. фотографий, к слову, не убавлялось. с тех пор как парни съехались, разумовский потихоньку избавлялся от комплексов, поэтому профессиональные и не очень фотки разбавляли уже домашние уютные селфи и портреты. кир больше не выбирал удачные кадры, любая фотография с сережей была красивой и заслуживала внимания. разумовский как-то спросил его, пока гречкин клеил новую фотку, нормально ли ему спать в комнате, заполненной их лицами. кирилл улыбнулся и, внимательно осмотрев издалека плод своих трудов, притянул серёжу к себе и поцеловал его в лоб. фотки стали полноценной частью их жизни. каждый раз когда они ссорились по мелочам и расходились по комнатам, кирилл, сидя в спальне и рассматривая их счастливые лица, первый не выдерживал и шёл мириться. он надеялся, что и в этот раз будет так же. но когда вышел из комнаты, в коридоре стояла сережина сумка с вещами, а сам разумовский натягивал на себя пальто. — ты куда? гречкин застыл на месте. даже в самых пиздецовых ситуациях разумовский так быстро не собирал вещи. — мне кажется, нам надо отдохнуть друг от друга. — куда ты пойдёшь? — в общагу пока вернусь. — ты серьёзно? серёжа серьёзно закинул шарф на плечо, серьёзно взял сумку, серьёзно захлопнул за собой дверь, серьёзно отдавали шумом старые каменные ступени в подъезде. гречкин пытался маячить на виду неделю: искал его на перерывах между парами, ждал после пар, приезжал к общаге. разумовский избегал его, но в один из таких дней гречкин всё же увидел знакомую рыжую макушку. а рядом тяжело вышагивал высокий черноволосый… кто? волков? гречкин не знал его, да и как тот выглядит не особо помнил, но был уверен, что это он. и сереже рядом с ним было вроде как… хорошо? кирилл окликнул его, подошёл ближе. — мы уже достаточно отдохнули друг от друга? серёжа стоял напротив такой обманчиво родной, в расстегнутом пальто, будто холодный октябрьский вечер не доставлял ему никакого дискомфорта. — ты только за этим пришёл? — я пришёл узнать когда ты закончишь ломать комедию и мы помиримся. — я мирюсь. — что? гречкин стоял с самым недоумевающим видом, хотя прекрасно всё понимал. — конфликт исчерпан. ты доволен? — тогда что не так? волков, до этого стоявший чуть поодаль, подошёл и встал рядом с сережей. слишком близко. встрял в разговор, когда его никто не просил… — прости, но если ты ещё не понял, то между вами всё кончено. … и полученный удар в челюсть кажется не был для него болезненным. зато гречкина отшвырнуло на приличное расстояние, а дальше он видел лишь два удаляющихся пятна. домой добрался задыхаясь, свалился лицом в подушки уже подрагивая плечами. конечно их с разумовским год с натяжкой не переплюнет всё то время, которое волков был рядом с сережей до армии. но кириллу обидно до скрипа зубов и больно до хрипов в горле. он переворачивается на спину, встречаясь взглядом со стеной, увешанной их фотографиями. вот они первый раз за зиму выбрались на каток, их фоткает юля, а игорь кажется стоит за её спиной и корчит рожи, потому что парни чуть не давятся от смеха. эта — с первого дня всех влюблённых. рядом с ней — фотка расстрепанного утреннего сережи. вот эта — с дня рождения кирилла. и за редким исключением, в виде фоток с юлей и игорем, они везде вдвоём — счастливые, делающие всё вместе в первый раз. и в последний. кирилл больше никогда не притянет серёжу к себе и не поцелует для общего селфи, не разбудит его вспышкой после ночной пьянки, пытаясь поймать какую-нибудь смешную рожицу во сне. юля больше не будет фотографировать их на двойных свиданиях и они больше не смогут повторить каждый запечатлённый момент, как хотели раньше. гречкин только один раз захочет убрать это всё. когда жутко напьётся и замахнется пустой бутылкой в стену, а потом руку пробьёт дрожью и кирилл так и не решится попрощаться с прошлым, но решится засыпать на диване в зале. и будут висеть одиноко фотографии на стене «… и только они заставят меня вспомнить о тебе»