Раненый и обессилевший/Wounded and wishing to fall

К тому времени, когда над Галактикой, как говорится, спустилась ночь (как говорится – потому что в космосе, разумеется, всегда ночь), Марвелас уже кое-что знал о своём новом товарище и соратнике. Он знал, что новичка зовут Джо Гибкен, знал, что недавно его, невзирая на юный возраст, произвели в офицеры Зангиякского флота, но затем этот единственный шанс оказаться среди элиты Галактики, вместе с остальными угнетателями, был похоронен им навсегда. Он знал, что Джо родился на пустынной каменистой планете, о которой Марвелас даже не слыхал, но которую, по словам Джо, всю до последнего клочка земли захватил Зангияк. Он знал, что до сегодняшнего вечера Джо ни разу не пробовал крепких напитков, и знал, как заплетается его язык после хорошей порции рома. Он видел, как сражался Джо - будто одержимый демонами, будто за ним гналась тысяча чертей, и мог бы поклясться, что их отражения то и дело мелькают в его глазах, похожих на угольки – тлеющих негаснущим огнём, искрящихся, притягивающих. Ему уже было кое-что известно, но эти крупицы сведений отнюдь не утоляли его жажду – узнать, узнать как можно больше про этого тихого, загадочного воина. Его первого помощника на корабле и нового друга - в чём Марвелас был уверен, пусть даже Джо ещё этого не знал. Обеспокоенный, Марвелас осторожно постучал в дверь ванной. Джо, казалось, был удивлён до глубины души, когда понял, что теперь он может регулярно мыться, а Марвелас настоял, что он должен принять ванну. Именно ванну, не душ. Да, теперь ему можно принимать ванну. Да, столько раз, сколько пожелает. Джо растерянно улыбался, и с этой улыбкой, с широко распахнутыми глазами, со смущённо и доверчиво приподнятыми бровями выглядел... ну да, можно сказать, совершенно очаровательно. Но, в конце концов - с тех пор, как Марвелас проводил его, усталого, грязного, в ванную комнату и велел хорошенько вымыться, прошёл почти целый стандартный час! Тогда он говорил, что к услугам Джо всё время во Вселенной – и пусть тратит столько, сколько потребуется на то, чтобы прийти в себя, но всё же. Целый час в ванной – многовато. А он даже не сменил воду – иначе бы Марвелас это услышал. - Джо? - тихонько позвал он и вновь постучал в дверь. Ответа не последовало. Ему, Марвеласу, с его открытым, прямолинейным нравом, были чужды такие понятия, как застенчивость или деликатность. А Джо, воспитанному по-солдатски, даже не пришло в голову оставить дверь запертой. Ванна была полна воды. Кровь, сочившаяся из ран, окрасила воду в розоватый оттенок, а Джо… Джо спал. Он спал удивительно глубоким сном, зажав в одной руке красное махровое полотенце, а голова его расслабленно упала на плечо, так низко, что от его ровного, спокойного дыхания по воде бежала мелкая рябь. Видимо, сон сморил его слишком быстро и он не успел даже развязать ленту, удерживающую его волосы. Но по краям они были слегка вымазаны мыльной пеной, как будто он провёл по ним влажной рукой раз или два, отчего многие пряди слиплись и теперь торчали в беспорядке. Длинные, собранные в хвост, волосы Джо легли ему на грудь, там, где, как полагал Марвелас, должно быть его сердце. Конечно, если он - настоящий человек, каким выглядел. Марвелас понял, что стойкость, с какой Джо переносил боль, поистине беспредельна. Всё его тело было покрыто ранами, о которых капитан даже не подозревал, а Джо ничем не выдал, что так изранен. Всё время, пока они ели, пили, болтали, Джо вёл себя спокойно и уравновешенно. На его шее краснел рубец ожога от электрического ошейника, о котором Марвелас знал – но это была лишь верхушка айсберга. На руках, ногах, груди, словом, везде, где его доспехи (теперь беспорядочно разбросанные возле ванны) оставляли тело более или менее открытым для вражеских клинков – везде были глубокие порезы. Там же, где порезов не было, тело сплошь покрывали следы ушибов, уже начинающие чернеть. Но что хуже всего – хотя глаза Джо были закрыты и длинные ресницы трепетали, касаясь темнеющих под ними синяков, Марвелас заметил капельки крови, застывшие в уголках глаз и на веках. Каким-то внутренним чутьём он понял, что Джо плакал, прежде чем забыться целительным, и – он надеялся – лишённым сновидений сном. Джо спал, свободный и на время недоступный для тяжёлых мыслей, приносящих ему слёзы. Марвелас тихо вздохнул. Даже он, чей ненасытный аппетит простирался так далеко за пределы обычных потребностей в пище и воде, в область плотских удовольствий – не мог позволить себе полюбоваться впечатляющим видом обнажённого тела Джо, и даже несомненно впечатляющим свидетельством его мужественности между ногами. Нет, нельзя… Сейчас, когда Джо так беззащитен… Ведь он был, без всякого сомнения, ненамного моложе Марвеласа, а теперь казался слишком юным. Весь его облик словно дышал невинностью и даже слабостью, а огонь, что горел в его глазах ранее, уже потух, может быть, от слёз или истощения, или того и другого сразу. Марвелас вынул пробку из стока ванны и осторожно, чтобы не потревожить спящего, высвободил полотенце, зажатое в его руке. Развернув полотенце, он повесил его на край ванны. А потом достал другое, самое большое, самое мягкое, что у него было (красного цвета, как, впрочем, почти всё на корабле). Как только ванна опустела, он закутал в него своего первого помощника (нет, Марвелас не мог думать о нём иначе, чем о первом помощнике, только не сейчас… он понял, что значит это уважение и это чувство, что зияющая пустота в сердце наконец-то исчезла) и взял на руки. Джо казался таким лёгким. Совсем хрупким, почти невесомым. Не то чтобы всё остальное казалось капитану тяжёлым, нет – но в спящем Джо была какая-то болезненная пустота. И пока он тихо посапывал, уронив голову на плечо Марвеласа, и его дыхание щекотало капитану шею – тот поклялся. Он поклялся вслух, и довольно громко, так как был уверен, что не разбудит Джо. В своей клятве он обещал сделать всё, от него зависящее, чтобы заглушить эту пустоту и боль друга и сделать его прежним. Таким, каким он был раньше. Каютой Первого Помощника ещё никто не пользовался. Ни сам Марвелас, ни Баско пока ещё не был награждён (или проклят) таким почётным званием. Вдвоём они занимали самую большую каюту на корабле. Только розовый цвет одеяла, которым была застелена кровать, однажды вызвал у них недоуменные вопросы, и то потому что Ака-Ред отказался дать по этому поводу внятные объяснения. Марвелас пинком открыл дверь, ближайшую к капитанской каюте. Дверь немедленно подчинилась ему, как подчинялся и весь корабль. Это был уже не первый раз, когда он почувствовал, что прекрасное наследство Ака-Реда не простое. Оно живое. По крайней мере, частично. Каюта за дверью была обставлена так же просто, как и все остальные каюты на Галлеоне. Может быть, по габаритам она была меньше розовой, но только чуть-чуть. В этой каюте ещё никто не жил. Она пока не имела ни своих чувств, ни своего собственного характера. Разве что ослепительно яркое, синее одеяло, постеленное на кровати. И Марвелас улыбнулся, потому что вдруг понял – немного яркости не повредит, напротив, поможет разбудить настоящего Джо. Того Джо, над которым издевались в войсках Зангияка, которого нещадно били, муштровали, пытаясь вытравить из него всё человеческое. И что может быть лучше синего цвета? Что может быть лучшим откликом на горящий внутри самого Марвеласа огонь, на внутреннее чувство, непреодолимо влекущее его ко всему красному? С самого начала он знал, и теперь окончательно понял, что пламя, отблески которого он видел в глазах Джо, и которое манило его, как мотылька – это пламя было синим: невероятно жаркое, невероятно мощное. Но не только пламя бывает синим, это также цвет воды, спокойной-спокойной, нужной, чтобы умерить пыл Марвеласа и удержать на себе его внимание. Марвелас положил Джо на кровать и вытер его полотенцем - медленно, осторожно, без излишней спешки, бесконечно осторожно, чтобы не разбудить спящего соратника. Он пригладил волосы Джо, обернул длинные, забранные в хвост, пряди полотенцем и выжал из них воду – столько, сколько мог. На корабле было не слишком холодно, но Марвелас, не будучи ни врачом, ни биологом, не знал, какие условия на родной планете Джо и сможет ли его иммунная система справиться даже с такой лёгкой прохладой. Не дай бог, проснувшись, он подхватит простуду или будет кашлять... Закончив процедуру, Марвелас набросил полотенце себе на плечи и укрыл Джо синим одеялом, подоткнув края так бережно и заботливо, как делает мать, когда укладывает спать своего ребёнка, разбуженного ночным кошмаром. Потом он вышел, оставив дверь слегка приоткрытой – чтобы Джо, когда проснётся, не перепугался, ведь он мог решить, что его заперли и удерживают силой. Марвелас вернулся в ванную и собрал раскиданную по полу униформу Джо. Конечно, он не хотел видеть своего друга, одетым в чёрное и мрачно-серое – цвета Империи, но в то же время понимал, что ни один из его костюмов по размеру не подойдёт Джо. К тому же, он собирался подыскать более мягкие, более спокойные цвета для его костюма… например, синий. А пока у Джо есть только эта серая форма, и он заслужил, чтобы она была по крайней мере чистой. Наконец Марвелас набил трубку, закурил и уютно устроился, собираясь отойти ко сну. Он чувствовал себя необъяснимо спокойным. Хотя его новый друг находился в другой комнате, он всё же ощущал присутствие на корабле ещё одного живого, дышащего создания, и то живое тепло, которого ему так не хватало со времени предательства Баско. Марвелас заснул. Впервые за долгое, очень долгое для него время он был по-настоящему счастлив. Он знал, что если есть в этой непрерывно расширяющейся Вселенной кто-то, кто сможет помочь ему найти Величайшее Сокровище и достойно выполнить обещание, данное Ака-Реду, то это – без тени всякого сомнения – человек, который сейчас спит в каюте Первого Помощника, может быть, первый человек за всю его жизнь, который был ему по-настоящему дорог.