лай дзинь вечером горит

      открывающийся с веранды очередного храма вид на распластавшийся внизу лай дзинь ослепляет даже поздним вечером. полис живет круглосуточно, не утихая ни на секунду - вечно на улицах сталкиваются друг с другом торговцы всякой всячиной, горят вывески забегаловок, шумно спорят на самых разных диалектах жители и гости этого странного места. эван любит лай дзинь всей своей пылкой душой молодого парня. яркий, пряный, пестрый, он оставляет после себя долгое послевкусие, которое отбить ничем невозможно. этим он выгодно отличается от меланхолического коронелла, в котором строгие каменные строения сменяют унылые лица сильвестросов и раттусов, разучившихся радоваться за долгие годы вражды между двумя расами.       здесь, в лай дзине, эван не ощущает себя кронпринцем без короны, изгнанным сильвестросом, трусливым правителем, бросившим свой народ. здесь он - эван, золотоволосый путешественник, выполняющий поручения от случая к случаю, которому не нужно ломать голову над тем, как свести с принадлежащего ему трона раттенберга. на его плечах не лежит многотонная ответственность перед народом и справедливым, могучим, идеальным королем леопольдом, в сравнении с которым эван всегда проигрывал во время своего пребывания при дворе. сложись его жизнь иначе, именно о такой судьбе он бы и мечтал - жить день ото дня вместе с друзьями, путешествуя по странам, совершенствуя искусство меча, вдалеке от придворных интриг и ответственности.       эван еле заметно улыбается и заправляет за ухо прядь волос, после чего отводит взгляд от слепящего вида лай дзиня. на веранде царит полумрак, в котором черты храма теряются, превращаясь в безликое строение. праздно размышлять о подобном не подобает королю, как бы сказала ему строгая альмина, всегда напоминающая о том, какой долг несет эван перед королевской кровью в своих жилах. она права. точнее, была права - сколько же времени уже прошло с тех пор, как его дорогая альми, что заменила ему мать и отца, что терпеливо оберегала от нападок аристократии, честолюбивая и смешливая альмина, умерла у него на руках? лишь в память о наивных мечтах девушки, где эван восходил на причитающийся ему трон, никоим образом не позоря свой прославленный род, ему и нужно было отвоевать коронелл. если говорить начистоту, больше никаких причин идти наперекор судьбе эван не видел - его никогда не прельщала возможность стать королем.       - о чем задумался? - раздается подле голос. эван пытается стереть с лица выражение грусти, понимая, что ворошить сегодня прошлое совсем не кстати. альми была для него семьей, но для других ее имя оказалось всего-то безличным набором звуков. роланд, конечно, видел альмину в день смерти, однако многого это не значило.       - так, о пустяках, - расплывчато отвечает парень и, игнорируя все рамки дозволенного, облокачивается на собеседника. к счастью, соблюдать приличия им не перед кем - в лай дзинь они выбрались лишь вдвоем, сохранив в тайне даже цель своего визита. занятые выполнением собственных обязанностей, никто не возражал против отлучки эвана, а узнав, что вслед за ним последует и роланд, от опасений избавились окончательно. удивительно, какое доверие внушал крейн каждому из них, впрочем, на фоне эвана - юного и неопытного короля без королевства - мужчина и правда казался благоразумнее. но, в общем, какая разница, если это давало им шанс провести время вместе? - знаешь, я бы хотел взглянуть на салют в день основания. как думаешь, мы сможем остаться здесь до того времени?       - даже не знаю, - задумчиво тянет роланд. против тактильного контакта он никак не высказывается, лишь устраивается так, чтобы младшему было удобнее. спустя некоторое время он покрывает плечи эвана накидкой, чувствуя, как на воздухе становится свежо. - шанти уже дает понять, что путешествие затянулось. другие не вмешиваются, но наше отсутствие их явно напрягает.       - и почему только их это беспокоит? - ворчливо высказывается эван, закутываясь в чужую одежду. излишнее беспокойство друзей лишь раздражает, пусть умом парень и понимает, как нелепо со стороны выглядит их отлучка - отправились налегке, о цели не рассказали, информации только и есть, что будут в лай дзине, обширном городе, где затеряться проще простого. может, зная об их отношениях, они бы поняли...       нет, это совершенно исключено, качает головой эван. рассказывать о том, что его с роландом связывает отнюдь не одна дружба - затея глупая, рискованная и не стоящая свеч. в сущности, между ними это ничего не меняет, зато в глазах других их связь окажется аморальной и недостойной, в этом эван не испытывал и доли сомнения. за время жизни при дворе ему довелось услышать множество любовных историй между самыми разными людьми, начиная с фавориток леопольда и кончая глупыми сыновьями придворных аристократов. даже если зоран и шанти были далеки от предрассудков двора, отношения между ними, мужчинами, с разницей в пятнадцать лет, находящихся на таких далеких друг от друга ступеней иерархии, любой бы воспринял негативно. это касалось и разбойников воздушной долины.       эван скидывает к плеч чужую одежду, перебирается на колени мужчины, склоняясь, касается губами чувствительной кожи и оставляет мокрые поцелуи, не обращая внимания на слабые попытки роланда отстранить младшего от себя. нет уж, они сбежали от дворцовых шумных сборищ, от липкого внимания, взглядов, не позволяющих остаться наедине ни на секунду, не ради того, чтобы эван в который раз крутил в голове прошлое и досадные детали настоящего. это - потом, когда они вернутся, когда горящий лай дзинь останется позади и они превратятся в обычных друзей, людей с дистанцией наставник-ученик, лишнее внимание которых друг к другу каждый поймет превратно.       налетает холодный ветер, трепет волосы и полы накидок. роланд от чужих касаний горит, и эта разница в температурах будоражит эвана, и без того настроенного этим вечером вполне решительно. в его руках крейн всегда становился до ужаса поддатливым, сегодняшний день не исключение - несмотря на угрозу быть увиденными, мужчина позволяет ему седлать себя, кусать и зализывать шею, ключицы, заползать холодными пальцами под одежду. эван не может удержаться от широкой ухмылки, слыша сбитое дыхание над ухом.       лай дзинь продолжает гореть буйством красок, сгорать в наслаждении моментами, тлеть ранним утром с довольной улыбкой на губах. он умирает и возрождается каждый день, он слепит и привязывает к себе намертво, так, что отодрать не получится, только упасть в омут и позволить течению понести тебя.       лай дзинь любому позволяет присоединиться к нему, чтобы сгореть в наслаждении жизнью.