Отрава

- Может, это холера, - громогласно объявляет ублюдок. - При холере такое бывает, я читал. Из угла Родригез доносится болезненный стон. Олег не знает симптомы холеры, для него это что-то из средних веков, наряду с чумой. Холера, ага. «Мразь готовит» - вот как называется их недуг. - А про то, что жрать вздутые консервы нельзя, ты не читал? – Олег сразу же жалеет, что открыл рот, потому что это провоцирует Вадика на новый монолог, а его самого - на новый приступ рвоты. Олег выползает из палатки на четвереньках и блюет в песок, ненавидя этого недоумка всей душой. Единственное утешение – Родригез временно заглохла, но только не Вадик, нет. Олег надеется, что Вадику так же плохо, как ему самому. Он задирает голову и неглубоко вдыхает холодный ночной воздух пустыни. Живот перестает крутить, становится легче. Ненадолго. Он чувствует новую вспышку тошноты от одного только взгляда на выползающего из-под холщового проема Вадика. - Не знаю, чего мне хочется больше – блевать или срать, - оповестив Олега о потребностях своего организма, Вадик спускает штаны и садится на корточки. - Отлезь хотя бы до того камня, - Олег с отвращением кивает в сторону и пошатываясь возвращается на свет. Хорошо, что этот хряк хотя бы в палатке срать не стал. Последнее, что Олег чувствует, проваливаясь в сон, - глухое раздражение, когда слышит: - Поварешкин мог бы и сам приготовить, что ему, трудно, что ли. *** Какого черта готовить должен все время он? Их ведь отправили на эту миссию втроем. - Я готовить не люблю, - как само собой разумеющееся обосновывает эту несправедливость Вадик. Родригез полирует нож и согласно кивает, оттопырив губу. Она может сделать фарш из десяти людей за десять секунд, но готовить, видите ли, тоже не любит. - А я, выходит, люблю? – начинает злиться Олег. Вообще-то любит. Любит читать рецепты, любит выбирать продукты, любит добавлять новые приправы, любит горящий взгляд синих глаз и восхищенный вздох при виде нового блюда… Он наемник, но он не нанимался обслуживать этих двух свиней. - Готовить будем по очереди, - отрезает он, - сегодня - твоя. Вадик не улыбается. - Зря ты это, - он перекатывает зубочистку в другой уголок рта. Олег и правда начинает жалеть об этом решении почти сразу. Он возвращается из деревни, раздобыв овощей и быстро оценивает, не успело ли произойти что-то катастрофическое в его отсутствие. - Знаете анекдот про шлюху, наемника и евнуха? – весело начинает Вадик, ловко вскрыв ножом пакет с макаронами. - Нет, - качает головой Родригез. Она отвлекается от нарезания лепешки, смотрит с любопытством. Приготовилась слушать дебильный анекдот. - Нет, - в ужасе выдыхает Олег. – Ты что творишь? Ты не подождал, пока закипит, ты идиот? - Завали, Поварешкин. Я ждать не люблю, - Вадик сощуривается на Олега, игнорируя макароны, осевшие на дне котла и уже слипшиеся в могильную плиту. - Что-то ты раскомандовался. Жри, что дают. Олег хочет его выпотрошить и расфасовать по трем вскрытым консервным банкам под навесом. Через пятнадцать минут Вадик разрезает на три куска макаронный компост, вываливает туда тушенку. Первую порцию он галантно протягивает сморщившей нос Джессике. - Какое дерьмо, - безжалостно комментирует она. -Комплимент от шеф-повара, - весело отвечает Вадик и кладет ей в миску зеленую колючку. Родригез усмехается и вытряхивает колючку на землю. - Тебе комплиментов не будет, Поварешкин, ты душный мудак, - с этими словами он продхоит мимо Олега и бросает тарелку с омерзительным варевом перед ним. Олег реагирует мгновенной подножкой. Вадик сильно спотыкается, но удерживается на ногах. - Охуел? – Вадик взбешен. Олег смеется. *** Сквозь сон Олег чувствует давление шнурка на шее, как будто его тянут куда-то. Он подается вперед и чувствует, как лицо само собой расплывается в блаженной улыбке. Он так давно не слышал этого нежного «Олежек», от которого сердце пропускает удар, шепотом, только для него. Сейчас длинные рыжие пряди защекочут лицо, а губы… Чудесный мираж рассеивается вместе с резкой вонью блевотины. Олег распахивает глаза и видит широкую клыкастую ухмылку на таком расстоянии от своего лица, на котором никогда бы не хотел. Вадик вертит в руках его кулон так бесцеремонно, как будто он привязан к фонарному столбу, а не к шее Олега. - Тебя за поводок потяни, и ты уже раскис, да, Поварешкин? Олег окончательно сбрасывает с себя сонный морок и возвращается в новый безрадостный день. После ночи он чувствует себя ужасно, и он опять зол. - Руки убрал, - Олег резко бьет его по руке, прячет кулон под майку и встает. – И не воняй на меня, дышать невозможно. - От вонючки слышу. Давно хотел спросить, ты на волков дрочишь, что ли? – Олег сворачивает спальник и чувствует, как взгляд Вадика очерчивает контур его татуировки на спине. – Тебе эту штуковину подарила твоя единственная любовь? Может, расскажешь о ней? - Это его правая, - встревает Родригез. Она тоже бледная и осунувшаяся после ночи у выгребной ямы. - Ты ведь правша? Жалко, что он отшил ее тогда так. Предложи она ему сейчас, он бы ей еще пинка вдогонку дал. Он выдыхает и пытается успокоиться. - Ты себе цветного крокодила набил, - переводит он тему. – На рептилий дрочишь? - На все дрочу, - жизнерадостно подтверждает Вадик. – Знаешь, где у него хвост? – Он обводит ладонью область груди и шеи. – Могу показать, если хочешь. - Я хочу, - подает голос Родригез. Олег выходит из палатки, закуривает и начинает чистить котел. От одного вида содержимого тошнит. *** Они располагаются на ночлег в заброшенной деревне у полуразрушенной мазанки. Вадик переворачивает угли в костре и подбрасывает еще одну деревяшку. Олег хочет его остановить, дров мало, это же пустыня, приходится жечь редкие балки из хижин, но решает промолчать и не прерывать очередной экскурс в историю сексуальных извращений. Лучше пусть строит догадки о половой жизни несчастных из каких-то бородатых веков, чем об Олеговой. К тому же Олег слишком измотан, а камень, на который он облокотился, слишком удобный, и ему кажется, что он сейчас заснет… - ... у него было четыре жены, и рассекал он исключительно на колеснице, запряженной своими ебырями. Мужья у него, кстати, тоже были. Он хвастался, что ни у одной шлюхи в Риме не было столько любовников, сколько у него. - Хороший, наверно, был император, - мечтательно вздыхает Родригез. - Долго правил? - Эй, Поварешкин, как думаешь, сколько ему было, когда он скопытился? – Он подходит и пытается поддеть Олега ботинком, но тот уворачивается. Как же его бесит этот «Поварешкин», кто бы знал. Впрочем, конечно, подонок знает, иначе называл бы по фамилии, как все. Или придумал что-нибудь похуже. - Дай угадаю, этот сифилитик коптил небо сотню лет, а мораль в том, что ты хочешь так же? - Восемнадцать ему было, морали не будет. Змея! – От этого резкого вскрика Олег подскакивает как ошпаренный. Джессика разражается проклятиями и выхватывает пистолет. - Где?! – Олег бешено вертит головой, пытаясь разглядеть тварь в свете костра. Но видит только Вадика, приземляющего свою задницу на его облюбованное местечко у удобного камня. - В пизде, - Вадик с блаженным стоном вытягивает ноги ближе к огню. - Раз уж ты встал, Поварешкин, почему бы тебе не сходить нам за выпивкой. Я достал вчера в деревне. В подвале хижины, охлаждается. Сгоняй, будь хорошим мальчиком. Олег молча разворачивается и идет к мазанке. Крыши нет, внутреннее пространство залито лунным светом. Он откидывает крышку погреба, спускается по ветхой лестнице. С каждой ступенькой все холоднее, и его трясет, но скорее от злости. Он оглядывается в тесном каменном мешке и сразу замечает три бутылки. Берет первую за горлышко и со жгучим удовлетворением разбивает ее о стенку погреба. Берет вторую. - Ты что делаешь, уебище? – орет Вадик над проемом. Олегу плохо видно снизу, но он знает, что его лицо сейчас искажено бешенством. – Только попробуй сказать, что ты случайно. - Я специально, - злорадствует Олег. – Ты инструктаж не слушал? – Он берет третью, и размазывает ее об стенку, как и две предыдущих. – На заданиях пить нельзя. На мгновение он осознает, насколько это глупо. Алкоголь – какой-никакой антисептик и вообще… - А ты послушный песик, Волков? Делаешь все, что тебе говорят? Ну тогда посиди здесь и остынь, - Олег сразу же соображает что к чему, но Вадик проворно выхватывает лестницу и захлопывает гнилую крышку. – Побудешь попугайчиком сегодня. Накрыл тебя полотенчиком, ты и заглох. Олег пинает мокрую стенку, вне себя от ненависти. Только бы вылезти, и он свернет его пеструю шею. Представляет, как хрустнут позвонки… Олег мечтает об этом следующие минут десять. - Волков, блять, ты где, ты сдох? – Олег задирает голову и видит сквозь щели дверцы мелькающий свет фонарика. Щелкает предохранитель. Джессика напряжена и приготовилась отстреливаться. - Здесь я, - угрюмо откликается Олег. Крышка поднимается, и звездное небо перекрывается копной кудрей. Она опускает лестницу. Олег карабкается наверх. - Нервный ты, Волков. Это потому что у Вадима член больше? - интересуется она. Ты-то откуда знаешь, какой у меня, мрачно думает Олег. - Я убью его, - Олег преодолевает последнюю верхнюю перекладину. - Плевал я на его член. - Ему такое нравится… - начинает Родригез, но Олег ее не слушает и бежит в сторону костра. Вадик, беспечно жарящий хлеб на огне, мгновенно замечает движение в свою сторону, бросает все и неожиданно шустро для своего роста отпрыгивает за костер. - Смотрю к цивилизованному диалогу ты пока еще не готов, Олежек, - рычит этот выродок, согнув колени и выставив кулаки перед собой. Олегу, не думая, в три прыжка, наступая прямо в костер, набрасывается на огромную тушу перед собой и бьет всеми конечностями сразу. Для Олега нет никаких запрещенных приемов, как и для его соперника. Он в таком бешенстве, что не чувствует боли, ему хочется только ломать, выворачивать и душить. Они клубком катаются по земле. Вдруг их обоих окутывает облако пыли и песка, и дышать становится невозможно. Песок забивается в нос, рот, Олег еле открывает глаза. Мразь рядом с ним заходится в кашле. Родригез зачерпывает еще песка в котел и высыпает им на головы. Олег едва успевает зажмуриться. Она очень зла. - Хотите померяться хуями – снимайте штаны и вперед. Но только тихо. Я не смогу заснуть, пока вы тут грызетесь. Завтра рано вставать. Еще два дня, и мы вернемся в лагерь. Олег откатывается от Вадика и устало прикрывает лицо руками, о чем сразу же жалеет, синяк под глазом уже начал наливаться и нестерпимо болит. Еще два таких дня.