***
На часах пробило пять. «Я действительно здесь?» — зуд в шее стих, и дурман, под которым она находилась всю дорогу до его дома, почти рассеялся. Она перешагнула порог небольшой и уютной комнаты. Внимание сразу отвлекли журналы на полках, зеркало во весь рост на шкафу и кинутая на спинку стула толстовка. Хиёри с укоризной дёрнула уголком рта и, не произнося ни слова, двинулась к письменному столу вслед за наставником. — Для начала прочти заново эти параграфы, — с неожиданным равнодушием произнёс Фуджисаки, лениво подав книгу, и принялся следить за действиями напарницы. Шло время. Он, закинув ногу на ногу и подперев кулаком подбородок, сидел на стуле рядом с Хиёри и в упор, с невинной улыбкой, рассматривал её лицо. Она же с притворной сосредоточенностью смотрела в учебник, нажимая туда-сюда на кнопку карандаша. Второй рукой девушка взволнованно теребила края выпущенной футболки, отвлекая себя от навязчивого, физически ощущаемого разглядывания. «Когда же он наконец отвернётся?» — думала она и то поджимала губы, то незаметно закусывала нижнюю. Одна из тем по средневековью не поддавалась пониманию. Вначале не желая задавать вопросы и просить о помощи, потерявшая надежду разобраться Хиёри всё же повернулась к старшекласснику, однако не произнесла ни слова. Взгляд приковали лучи падающего в окно солнца. Словно играя, они заставляли переливаться тёплым светом немного растрёпанные каштановые волосы Фуджисаки, и всё существо Хиёри невольно замирало. «Сейчас он не выглядит ужасающим. — Мерцая, глаза опустились на толстовку за широкой натянутой спиной. — Я не имею права так думать после всего причинённого им вреда...» — а затем, в тот же момент, когда кожа шеи перестала свербить, она посмотрела на тетрадный лист, на который свалилось нечто маленькое и тёмно-синее; Хиёри смахнула это рукой, и тут же её сердце сжалось, как под прессом. В комнате по-прежнему было тихо. С каждой минутой изматывающего молчания сердцебиение Хиёри отчего-то учащалось, а в груди давило сильнее и сильнее. Ещё чуть-чуть и, казалось, она больше никогда не сможет дышать. Фуджисаки это видел и намеренно не говорил и не двигался, продолжая смотреть в её глаза. «Он провоцирует. Хочет, чтобы мне стало неловко. Нет, у него не получится так быстро меня смутить… — девушка вжала подбородок в плечо. — Да скажи же хоть слово!» Хиёри сморщилась и рукой, сжимающей одежду, ущипнула себя, чтобы прийти в чувство и не согнуться окончательно от тянущего внутри волнения. «От чего я переживаю больше? Оттого, что за свои жизни он погубил тысячи людей, или от воспоминаний о том, что он сделал на параде?.. — Она покраснела, почуяв тот же приятный запах. — Опомнись! Разве второе может идти в сравнение с первым? Но тогда почему меня бросает в дрожь именно от воспоминаний о… — она слегка втянула щёки. — Какая же я чёрствая эгоистка, раз ставлю свои заботы выше чужого горя! Самовлюблённая, глупая… но тогда он украл мой первый...» Карие глаза распахнулись, и непроизвольный вздох вырвался из уст школьницы, когда сухая холодная рука дотронулась до неё. — У тебя плечи трясутся, ученица, — с ласковой полуулыбкой заметил Фуджисаки. — Ещё в состоянии соображать? — Он пододвинулся ближе настолько, что Хиёри своей шеей ощутила обжигающее кожу дыхание. В её голове помутилось от пробудившихся воспоминаний: всё, даже собственная одежда, было таким, как тогда. Губы на нахмуренном девичьем лице неприязненно скривились. — Тебя что-то беспокоит, Хиёри-чан? — с наигранным огорчением поинтересовался Отец. — Я всегда готов выслушать, — его рука накрыла оголённое колено, и Хиёри пожалела, что надела короткие шорты. Предчувствие беды затмевало рассудок. Ледяной пот появился на её узкой сгорбленной спине. «Я… я ненавижу его потому, что он сумасшедшее, одержимое безумными идеями чудовище. Только поэтому мне страшно, только поэтому… но тот день… Он снова ко мне прикасается» Под сумбурно ветвящиеся размышления и стук зубов Хиёри вскочила со стула, скинув с себя ладонь. С растерянным видом она собралась к выходу из комнаты, но, сделав шаг, испытала ощущение, подобное тому, которое испытывает смотрящий вниз с высоты человек: голова каруселью закружилась, и Хиёри замерла точно вкопанная. — Куда же ты? — Старшеклассник быстро поднялся. И теперь, впившись взглядом в Хиёри, как впивается охотник в цель, с самодовольной улыбкой настигал свою жертву. Не в силах двинуться, девушка выставила перед собой руки в надежде на то, что это остановит подходящего Отца. «Почему я не могу пошевелиться?!» Сердце подскочило к горлу, перекрывая дыхание, а в глазах запестрели десятки цветных кругов. — Пожалуйста, не приближайся, — просила школьница, всхлипывая тихим голосом и как в бреду мотая головой. Юноша послушно остановился на расстоянии вытянутых рук и с невозмутимой улыбкой наклонил шею вбок. — И чего ты боишься? Что я сделаю так? — Резким движением он схватил запястья Хиёри, отчего та вскрикнула и задрожала сильнее. — Или так? — Девушка не успела опомниться, как оказалась лицом к столу, а её уже заболевшие руки связывали толстовкой, некогда висевшей на спинке стула. В попытках вырваться Хиёри дёрнула ногой назад, попробовав стукнуть по колену мага, но он мгновенно пресёк это действие несильным, таким, чтобы не осталось кровоподтёков, ударом лба девушки о деревянную поверхность мебели, – а она ощутила, как мозг буквально стучит о череп. — Не вынуждай связывать ещё и ноги. — Фуджисаки с необъяснимо умиротворённым видом потянул её волосы на себя, открывая шею и плечи, и потёрся носом, как ласковый кот, о мокрую щёку. «Не могу… дышать...» — Хиёри выдавила из себя сиплое кряхтение, и его хватка ослабла. — Зачем ты это делаешь? — заскулила ученица, слегка приоткрыв рот с сомкнутыми зубами. — «Как я это допустила?» — А если скажу, что ты мне нравишься – поверишь? — Он наклонился к маленькому девичьему уху и прихватил губами мочку; прикоснулся кончиком языка, и Хиёри неосознанно и едва ощутимо выгнулась, тут же испугавшись своего движения. — Всё-таки ты первая, кого я поцеловал в этом теле. — Запугиваешь?.. Отец проигнорировал вздрагивающий вопрос ненасытно и с трудом вдыхающей воздух школьницы. Он, держа трясущиеся плечи Хиёри, оттолкнул её от стола к углу – в сторону опрятно заправленной кровати. «Где же моё бесстрашие, когда оно так необходимо?!» Хиёри не раз сражалась с призраками, не боясь ни скверны, ни гнева богов, но происходящее всполошило панику в душе, которая онемением расползлась по телу. Девушка впервые сталкивалась с тем, чего так старательно избегала в разговорах; с тем, из-за чего редко задерживалась на улицах, жертвуя желанием остаться подольше; с тем, что для неё всегда было кошмарней любого аякаши – с угрозой насилия. «Я не ожидала… я не могла не прийти – что-то заставило меня.» Юноша, развернув Хиёри к себе, грубо швырнул её, как неодушевлённую болванку, на подушки; лёг на тонкие оголённые ноги девушки, зажав между коленями острые носочки; подложил красивые руки с выступающими костяшками под подбородок, чтобы не сделать им больно Хиёри, случайно надавив на её живот. Приподнявшись, он с лучезарной улыбкой наблюдал за напряжённым старанием извивающейся напарницы вырваться. «Не выходит, ничего не получается!» Она в отчаянии хныкнула и оставила пустые попытки; сжалась в надежде стать незаметной. Хиёри пыталась себя убедить, что если она притаится, крепко зажмурит глаза, то всё исчезнет: лихорадочная дрожь в теле, завязки на руках, Фуджисаки. Но – досада: озноб лишь усилился, и ручьи пота с новой силой хлынули под белой футболкой. Отец, не отводя плутоватого взгляда от хорошенького, но словно опалённого жаром лица, достал из-под головы одну ладонь и положил её чуть выше круглой груди, ближе к правой ключице. Дыхание Хиёри сбилось, когда его точёный палец стал медленно спускаться. Он замер на середине, обвёл ногтем по кругу, и девушка прикусила щёки, прикрыв глаза. «Почему?..» — Не носишь бельё, Хиёри-чан? — старшеклассник испытующе посмотрел на её искривлённое в смешанных чувствах личико, продолжая наблюдение; добавил второй палец, чуть сведя его подушечками с первым. — Пе-ерестань! — сквозь зубы простонала Хиёри. — Ято… он тебе не простит… «И мне... насколько же низко я пала!» — Не говори так! — Фуджисаки театрально ахнул, приложив освободившуюся ладонь ко рту. — Я ведь ревную! Школьник дотронулся до горячей липкой кожи под её футболкой. Клейкие касания руками, смешиваясь с влажными касаниями языком, заставляли Хиёри мысленно испытывать отвращение, вызывали не просто желание, а потребность немедленно смыть всё с мылом. Но тело отчего-то не слушало разум: покрылось мелкой дрожью, напряглось в груди, заставило Хиёри сжать ноги и тут же побагроветь. Ничего не ускользнуло от зоркого взгляда Отца. — Теперь не ври, что не хочешь продолжения. — Слова прозвучали так, будто он и не ожидал иного отклика, будто заранее всё предусмотрел, а сейчас лишь потешался над предсказуемостью ситуации. «Почему из всех реакций на опасность я (не нарочно!) выбрала самую вредную, самую опасную в данный момент?! Мне ведь гадко, противно! — Она тщетно старалась отбиться плотно припечатанными к постели коленками. — Или я только внушила себе это?.. — на мгновение её упорство ослабло. — Нет! Гони это прочь! — но она лишь протяжно выдохнула, когда чужие губы припали чуть выше пояса шорт и настойчиво впились в кожу. — Приди в себя!..» — Видишь, что случается, когда я ревную? — Отец подполз к её лицу. — Не будет нравиться, если разозлюсь, — произнёс он на удивление благодушно, погладив щёку Хиёри. — Только твоя вина в том, что Ябоку отвернулся от нас. Отец обхватил маленькую шею девушки и, смотря свысока, сжал её широкой ладонью под самыми скулами: несильно; так, чтобы наверняка не убить. Перед глазами Хиёри засверкали десятки крошечных искорок, когда в лёгкие перестал поступать воздух из-за передавленных жевательных мышц; конечности онемели так, как если бы их надолго передавили самыми тугими резинками, и одновременно с этим в них ощущалось режущее покалывание. «Как мне могла прийти мысль, что он не мерзавец?.. Как я могла засомневаться в причине своей ненависти?.. Он людей убивал, заставлял этим заниматься Ято. Из-за него умер Эбису. Он рушил жизни, крал мечты, надежды… Почему мне захотелось его оправдать?». Шум собственного сердца мешался с пульсирующим звуком под самыми ушами, больше походящим на завывание жуткой метели. «И вовсе не из-за любви к Ято и Норе он растоптал благополучие моей семьи… Он враг, изгой, презирающий всё и вся. Как же я могла так глупо себя повести? Дурная голова! Он меня связал; я сейчас вот-вот… задохнусь…» К горлу подступила тошнота, и из глаз брызнули слёзы: не только из-за отсутствия кислорода, но и из-за душащей верёвкой внутри обиды на собственную беспечность, на собственное бессилие. — Х-хва-атит!.. — захрипела посиневшая Хиёри. — Я… ничего… — маг с заинтересованно-надменным видом ослабил хватку. Прохладный вечерний воздух из открытого окна порывисто прильнул к воспалённому лицу и влился струёй в её пересохшие губы. — Я ничего не делала… Я ни в чём не виновата. — Да что ты говоришь? — Отец вскинул бровь и сардонически усмехнулся. Затем как-то по-доброму заглянул в слезящиеся глаза и легко коснулся выпавшего из пучка локона Хиёри. Она не моргала и боязливо следила за плавными движениями, непроизвольно подмечая поражающие детали. Его взгляд не был взглядом тысячелетнего чудовища, грезящего расправиться с целым миром. Так не смотрят люди, потерявшие вкус к собственной жизни; не могут смотреть те, которые для развлечения отнимают чужие. — Тогда давай поиграем. «Чего?..» — девушка с трудом сглотнула. — Что так изумлённо глазеешь? «Только что он меня чуть не убил, а теперь предлагает… что он предлагает? — Она задержала дыхание. — Что вообще происходит в его больной голове?! — Оцепенев, Хиёри вновь не могла произнести ни слова; только продолжила смотреть неподвижными глазами. — Почему я здесь?! — и – прояснение: — То пятно... как я сразу не поняла?..» — Молчишь? Приму за согласие. — Фуджисаки сел чуть выше колен напарницы и начал расстёгивать пуговицу на своих брюках. «Нет!» — Хиёри не кричала лишь затем, чтобы не доставлять врагу ещё больше удовольствия от своего беспомощного вида. Однако полное бездействие казалось губительным. Горло вновь сжалось от накатывающей паники. Она в ужасе заёрзала и в практически абсолютном беспамятстве от овладевшего ею адреналина корпусом подпрыгнула к старшекласснику, немного сбив его равновесие. «Нет, нет, нет, пожалуйста!» Он только скучающе закатил глаза и, убрав одну ладонь от застёжки, толкнул Хиёри так, что она вернулась в прежнее положение. — Твоё тело сейчас в моём полном распоряжении. Будь я тобой, вёл бы себя тише. — Только не это, умоляю! — Хиёри всё ещё не повышала тон, но, находясь на грани, жалостливо и в слезах корчилась от безрадостной перспективы. — Пожалуйста, пожалуйста! — Её голос срывался на хрип. Она сильно вертелась, пытаясь скинуть с себя туловище, но чем больше она старалась, тем сильнее узел на толстовке врезался в спину, а руки, больно в неё вдавленные – до спазмов мышц и ноющей ломоты в позвоночнике, – затекали всё быстрее, лишая даже призрачной возможности вырваться. Не оставалось иного пути, как безропотно подчиниться. — Так вот что способно напугать ту, которая нагло вмешивается в дела дальнего берега? — на его лице заиграла наивно-детская улыбка. Такая появляется у малышей, совершивших вполне невинную шалость. — Не реви, я пошутил. Со стороны могло показаться, что школьники затеяли спор: кто первый моргнёт – проиграл. Немой вопрос застыл на кукольном, словно обескровленном лице Хиёри. Слёзы, уже скорее по инерции, продолжали литься по бледной, как припорошенной мелом, коже с яркими лилово-синими крапинками на веках и щеках. Девушка искала во взгляде мага ехидство и откровенную насмешку, но не находила ничего – только тень обаятельной улыбки, только непорочный взор. — Пошутил? — вполголоса процедила Хиёри. — Ага, — он простодушно пожал плечами. — Задушить или изнасиловать тебя было бы слишком гуманно. Ты должна расплатиться не мимолётным мучением за свои поступки, — ненадолго он перешёл на полушёпот, нещадно для Хиёри растягивая слова. Девушка в непонимании оскалилась: разве она и вправду заслужила каких-либо издевательств? — Поэтому вернёмся к игре. Суть: я привожу тебе по одному аргументу в подтверждение того, что ты прельстила Ябоку, отвернув от нас с Мизучи; не сумеешь оправдаться – выполняешь моё желание. — А если я откажусь? — Хиёри задрожала; зубы стучали друг о друга, и ненависть к человеку, бесцеремонно сидевшем на ней, без перерыва разливалась внутри неконтролируемым потоком и пульсацией отдавалась в висках. — Тогда пеняй на себя, — сдержанно ответил Фуджисаки. — Итак, начнём, — он расставил руки по бокам талии девушки. — Но прежде хочу поблагодарить тебя за спасение Ябоку из Ёми. Сам бы я вряд ли справился. Там такая толпа собралась из… никчёмных божков, — Отец крепко сжал кулаки. Его спокойное лицо в одночасье скорчилось в болезненном оскале, будто от гнетущих воспоминаний. «Как же моментально он переменился! Не знаю, о чём ты думаешь, но… ты – порождение зла, адский демон, — Хиёри старалась глубоко дышать, но она не прекращала трястись от испуга, отчего воздух застревал в грудной клетке, и ей приходилось чуть выгибаться. — Сколько времени прошло? Невыносимо лежать здесь и ждать… ждать чего? Очередной шутки? На что он ещё пойдёт, чтобы уничтожить меня окончательно? — В раскрывшихся глазах показались увеличенные зрачки. — Он едва не довёл моего отца до тюрьмы, маму – до кладбища. Он и так… и так почти меня уничтожил, — пальцами связанных рук она вцепилась в мокрую спину. — Я хочу домой. Мамочки, как же я хочу домой!» — Впрочем, неважно, — его злость исчезла так же внезапно, как и возникла. Фуджисаки поднёс ладонь к высокому пучку из чёрных волос, покосившемуся набок, и провёл по нему рукой. — Первое. Ты запудрила Ябоку голову, построив, пусть даже такой никудышный, храм и дав ему абсурдную надежду стать богом удачи. Будешь отрицать? — Что в этом такого?.. — осмелилась спросить школьница, кусая губы изнутри, чтобы хоть как-то ослабить ощущение покалываний на каждом участке кожи. — Магацуками не может встать в один ряд с… обычными богами. Его природа – истребление, горе, разруха, — Отец наклонился к лицу девушки, сжав её взлохмаченные волосы. — Его задача – проредить стадо. Но из-за «храма» он забыл про это. Забыл, кто на самом деле был рядом больше тысячи лет (подсказка: не Ики Хиёри). Возомнил, что способен прожить без меня; решил, что не обязан делать то, что я говорю. Не находишь, что без твоей самоделки Ябоку было бы проще вернуть домой? — Было бы проще манипулировать, ты хотел сказать? — прошипела Хиёри сквозь боль от стянутых волос. — А хоть и так. Сути вопроса не меняет. — Храм сделал его счастливым; сделал настоящим бо… — она не закончила, ощутив на себе пронзительно-свирепый взгляд. — «Неужели задело?» — Но тут же Отец, потерявший, казалось, самообладание, вновь приобрёл бесхитростный, почти безгрешный вид школьника. — Раньше его делали счастливым другие вещи. — Некоторое время маг выводил пальцем завиток по уху девушки, продолжая другой рукой удерживать волосы. После он встал на пол, выпустив из рук чёрные локоны. — Тебе больше нечего сказать? Тогда приступим к первому желанию, — произнёс он, не дождавшись ответа. Встав на пол, юноша подхватил писком возражавшую школьницу и силой поставил на ноги. — Не нести же тебя. «И я так просто подчинюсь? Позволю ему и дальше издеваться?..». Ей думалось, что хуже не станет, что сделать хуже просто-напросто невозможно, даже если сейчас предпринять попытку сопротивления. Оценив обстановку, она в отчаянии решила, что не имеет никакого преимущества, пока её взгляд не упал на пальцы на своём плече; словно ядовитая змея, Хиёри набросилась на них, обнажая зубы. — Угомонись! — крикнул он чужим холодным голосом и, отстранившись, замахнулся, но тут же опустил руку. — Ты собирался... — с придыханием промолвила ученица. — Почему ты меня не ударил? — Она понадеялась отвлечь его вопросом, потянуть время. — «Но разве получится тянуть вечно?.. Как же страшно, мама... как же страшно!» — С ума сошла? Чтобы на тебе синяки кто увидел? Твои подруги знают, где ты. Начались бы расспросы. — На мгновение его лицо изобразило задумчивость. — Хотя даже если и расскажешь, тебе вряд ли поверят, однако подобные слухи немного затруднят моё дальнейшее обучение. Я не сразу об этом подумал, вспылил, но… — старшеклассник просиял загадочной улыбкой. — Есть кое-что интересней физического наказания. Он небрежно, как надзиратель заключённого, подтолкнул девушку вперёд себя. «Зачем? Зачем я пришла? Я понимала, что он что-нибудь задумает… Я ведь понимала, но всё равно пришла! Неужели влюблённый вид Сакуры, глупые разговоры девочек и отрывочные воспоминания усыпили мою бдительность?..» — Она опустила голову, чтобы её беззвучный плач не был виден ещё какое-то время. Пусть даже короткое, но она не позволит неприятелю насладиться своим бессилием, не даст ему сполна упиться её уязвимостью до тех пор, пока силы терпеть не покинут окончательно. «Ято, ты ведь предостерегал меня!..» Но силы покидали, и становилось тяжело сдерживаться, когда маг, подведя к зеркальной двери шкафа, вцепился за края её изрядно помятой футболки и потянул их вверх. Хиёри страдальчески заскулила в плечо, в полной мере осознав всю чудовищность своего положения, всё уродство его сознания. — Ну же, посмотри на себя, — ласково мурчал Отец, одной ладонью поворачивая к зеркалу спрятанное лицо Хиёри, а второй приобнимая её саму. Неужели в этого человека была донельзя влюблена Яма? Неужели это он с искренней нежностью в Капипаленде вспоминал сестру и племянниц? И он ли помогал малышу в школе, заботливо складывая вещи в портфель, бережно вытирая испачканные ладошки? Неужели и она сама верила в эту маску, беззаботно веселясь рядом? Многие вопросы зверем накидывались на Хиёри, желая растерзать, пока она безвольно смотрела на своё отражение. В зеркале в одних шортах стояла маленькая всхлипывающая и кусающая в кровь губы девушка. На кистях её, даже вернее сказать на связывающей их кофте, висела белая футболка. Обнажённая грудь тяжело вздымалась, а мягкое тело краснело от стыда. Чуть выше шорт на коже выделялись несколько бледно-лиловых, как недоспелый виноград, пятнышек. «Лучше бы он меня бил! Как же гадко, как же жестоко и унизительно безобразно!..» — ей хотелось провалиться под землю и больше никогда на неё не ступать. Всё в Хиёри замерло, и мир вокруг для неё сузился и как бы остановился. Стройные ноги подкосились, и она собралась в беспамятстве упасть; тем не менее этого не произошло – сзади поддержали крепкие руки. Девушка пыталась закрыть глаза; пыталась не видеть, каким взглядом хищника маг смотрит на её наготу, но костистые пальцы чуть отодвинули в сторону лохматую мокрую чёлку и ловко уцепились за вспыхнувший краской лоб, не позволяя зажмуриться. — Любуйся, Хиёри-чан, — зашептал на ухо Фуджисаки, — до чего тебя довела связь с Ябоку. — Отец садистски наслаждался каждым её всхлипом и каждой обжигающей слезинкой, всё теснее прижимаясь пахом к заведённым за спину рукам. — Такая юная, а уже стоишь раздетая в объятиях мужчины… — он взглянул на себя в зеркало, — мальчика, если тебе так привычней, — и подмигнул отражению Хиёри, сводящей плечи друг с другом в бессмысленных попытках прикрыться. — Где же твоё достоинство? Родители не будут в восторге, узнай они... — Не надо, — перебила Хиёри. Каждое его слово она находила невыносимым, тон – мучительно-нестерпимым. — Я прошу, хватит! — ненамеренно громко озвучила девушка. — «Это перестаёт походить на правду, — сознание меркло. — Это всё дурной сон» — Почему слёзы льёшь? — Юноша убрал руку от лба, наконец дав Хиёри возможность отвернуться от зеркала. — Ты сама пожелала близости. Забавно было наблюдать за твоими вздохами на кровати: «Ах, ох». Он снова развернул её к себе, вплотную прижавшись к груди, и быстро перехватил острый миниатюрный подбородок; придерживая, отстранил его на безопасное расстояние, чтобы не быть снова укушенным. Отец наклонился к Хиёри, смотря тем же надменно-ласковым взглядом с тем же невозмутимым спокойствием, но что-то практически незримое, неосязаемое изменилось в этом взгляде: зрачки сильно расширились, мышцы вокруг – напряглись и... что-то ещё, что-то едва уловимое и незнакомое Хиёри появилось в его глазах. — Не бойся признать, что в душе ты распутная девица, Хиёри-чан, — хрипловато произнёс он в самые приоткрытые губы, параллельно следя, как бы острые зубки школьницы не вонзились в нос. Его тяжёлое, напряжённое дыхание дрожью отдалось в теле ученицы и крошечными бусинами разбросалось по её коже. — Неправда… — тихо-тихо промолвила Хиёри и ощутила бессчётное множество маленьких иголок, воткнувшихся в каждую мышцу хрупкого тельца. — «Снова это…» — Подрагивая, уголки рта опустились; слова отца и собственные чувства беспощадно, как кнутом, хлестали скукожившуюся девочку. — «Всё иначе! Я здесь заложница... — Во рту пересохло от напористого надавливания большим пальцем чуть выше подбородка; Фуджисаки слегка оттянул губу Хиёри книзу и ещё ближе, хотя, казалось, ближе уже невозможно, придавил школьницу к себе. Каждое скольжение его рук по коже, каждое вздрагивание плоти в целом электрическим током било по её сознанию. — Он будто сковал меня – не могу пошевелиться. Я должна отбиться, сделать хоть что-нибудь!.. — Но двинуться не выходило, и только уничтожавшие мысли продолжали окружать рассудок: — Я сама виновата. Я не разглядела аякаши вовремя... Я распутная девица… эта несдержанность – что это?.. Я не хотела!.. Но... что это было? Он прав? А ещё я… предательница» Перед Хиёри возник образ Ято. С каким неподдельным внутренним восторгом воспроизводила она в памяти его черты! Всё девичье существо, даже находясь в чужой ненавистной хватке, бабочкой трепетало при мыслях о лазурно-голубых глазах; змейкой обвивало уютное тепло от застывшего в ушах проникновенного низкого голоса; горечью по телу разливалось неисполнимое желание оказаться рядом с ним прямо здесь, прямо сейчас… «Нет! Только не здесь, только не сейчас! — опомнилась Хиёри. — Нигде, никогда... — К горлу снова подкатывал ком и, с новой силой, подступали слёзы. — Я порочна, я омерзительна, я...» И в теле опять раскатился гром, когда отец, поглаживая спину, поцеловал уголок её губ, скулу, ниже. — Я больше не могу. — Она окончательно потеряла самообладание и исступлённо заплакала. — Прекрати, не трогай меня! Неожиданно для Хиёри маг замер. Он поднял голову, и впервые в его глазах блеснула серьёзность. Весь его вид будто презрительно сообщал: «Вот я и нашёл все твои слабые места, выяснил предел твоей смелости и теперь без труда подчиню тебя своей воле, где бы ты ни появилась». Однако длилось это от силы секунд пять. После Фуджисаки вновь беззлобно рассмеялся, полуприкрыв глаза и потрепав школьницу по волосам, как послушного зверька. Затем он молча отстранился, отпустил Хиёри и отошёл к столу, присев на него и скрестив руки. «Он меня послушал?..» — Похоже, ты забыла про нашу игру, — он вскинул бровь. — Честно говоря, я и сам чересчур увлёкся. Ты, чего уж таить, очень привлекательная. Особенно сейчас, — наклонил голову вбок. — Да и в восемнадцать лет, к сожалению, трудно сходиться с девушками: старших не интересую, а ровесницы и чуть помладше такие скромницы (здорово, что ты к ним не относишься!), что не подступишься. Хотя, по секрету, — отец с нарочитой опаской и подозрительностью посмотрел по сторонам и, не меняя положения рук, поставил ребро ладони к уголку рта, – те мимика и жесты, которые используют школьные сплетницы, обсуждая старшеклассников в их присутствии, — есть одна, которая проходу не даёт. Сакура, твоя одноклассница. Тоже симпатичная, но по опыту знаю, что от девушек с этим именем одни проблемы. А эта в придачу назойливая. Впрочем, когда-нибудь стоит дать ей шанс, — маг вернул руку в прежнее положение, ухмыльнулся собственным мыслям, — тело молодое, требовательное, сама понимаешь, — и, особенно выделив последние слова, отчего-то с насмешливой улыбкой подмигнул. Голос его звучал ровно, но сама мягкость и плавность речи отчётливо выдавали вопиющее пренебрежение к Хиёри. — Ладно, это лирика. Продолжим. Второе: благодаря тебе прошло очищение Юкине. Стой! Вижу, что ты уже хочешь открыть рот и перебить меня: «И что в этом такого?» — отец передразнил Хиёри, произнеся это тонким, даже писклявым голосом. — Отвечу тебе. Малышка Мизучи так страдала, когда Ябоку её выбросил. А однажды, представляешь, чуть не расплакалась: «Отец, — говорила, — накажи Ябоку». Но она не понимает, что, обрубая ветки, проблему в корне не решить. Не спаси ты Юкине, Ябоку остался бы в семье, не имея другого выбора. Ты лишила маленькую Хииро брата и её любимого имени. Не могу отпустить тебя, пока на душе такой камень, — он аффектированно поднял глаза к потолку и наигранно-тоскливо вздохнул. — Готов выслушать извинения за Мизучи – на правах родителя. Хиёри настороженно посмотрела. В голове недоумевающе крутилась мысль: «просто извиниться, и я смогу идти?» — На коленях, — Отец будто счёл немой вопрос – «и всё?» – по её непонимающему выражению лица. Хиёри казалось, что у неё не осталось никаких ощущений, кроме стыда и отвращения, в том числе к себе, но одномоментно она почувствовала что-то новое – сама гордость так резко и болезненно, словно отравленный наконечник стрелы, пронзила её сознание. «Я бы ещё могла… — она сглотнула, вытерев плечом щекочущую слезу, — могла бы крикнуть быстрое «прости», но это...». Неуместное самоуважение отняло покой и безрассудно запретило преклоняться перед этим… «человеком?» — Ниже твоего достоинства, Хиёри-чан? — маг закатил глаза и сказал со снисходительной улыбкой: — Подростки… Давай я перефразирую: не хочешь остаться на ночь – извиняйся на коленях. Хиёри вжала подбородок; она насупилась и стала выглядеть, как готовящийся к атаке молодой бычок: воинственно настроенный, но уязвимый и очевидно уступающий противнику по всем необходимым для боя параметрам. «Блефует… он не может...» — Могу – квартира на сегодня свободна. Придём утром в школу вместе – обвинят не меня, исправно трудящегося ученика, любимца преподавателей (и некоторых первогодок). А вот ты – другое дело. Только представь, что скажут: «Ах, Ики Хиёри, звезда школы и гроза дисциплины, известная под шлюшским псевдонимом «Ято», соблазнила скромного и тихого выпускника. Какой позор!». — Замолчи! — выкрикнула Хиёри, жалея, что не может закрыть уши. Но маг не остановился и продолжил на одном дыхании: — А в другое прекрасное утро ты проснёшься и из соцсетей узнаешь, что побывала в постели чуть ли не с каждым вторым восьмиклашкой (мальчишки в этом возрасте те ещё выдумщики, поверь). Кстати, почти наверняка уверен, что Сакура одна из первых поддержит эти слухи. Хиёри плотно сжимала зубы, жмурилась и мотала головой, отрицая реальность происходящего; она прекрасно знала, какое решение сейчас лучшее – но именно ему ноги никак не подчинялись. — И вскоре они дойдут до Ябоку, — Фуджисаки, качая головой, довольно цокал. Она неожиданно ощутила, как сердце пропустило удар, подобный удару молота. «Ято… — Хиёри стиснула кулаки. — Я предала его. Я недостойна его доверия и заботы. Я не заслуживаю быть его другом, и ему лучше разорвать наши узы!.. Но... — она всхлипнула, — он столько принёс в мою жизнь, что я... я не могу без… я больше не представляю своего существования без него… — И – новый удар: — Нора тоже так думала?» Хиёри подняла растроганный взгляд на мага и как бы им спросила: «Она действительно так сильно его любила, действительно дорожила им больше всего на свете? И она пострадала из-за меня с Юки? — маг в необъяснимой эйфории наблюдал за мигающими глазами Хиёри, за изменениями в её лице: оно не только буквально переливалось всеми возможными оттенками, – от бледных до мрачных, – но и хмурилось, временами расслабляясь в глупом выражении. — Но ведь Юкине не виноват, он ничего не знал! Но я знала. Я специально не позвала её, потому что видела, насколько глубока её привязанность к Ято. Я… это я разрушила её жизнь. Я лишила её семьи. Нет! Я спасла Юки. Он для Ято – всё... а она – ничего? И это тоже сделала я?» Правое колено дрогнуло и едва заметно согнулось. «Она ведь совсем ребёнок, пусть и существует больше тысячи лет – дети-шинки остаются детьми. И всю эту тысячу лет она была рядом с ним, ни разу не осквернив. Выходит, он бросил её после всего только ради нас? Чтобы Юкине не ревновал, чтобы мне не угрожала опасность… — слёзы вновь покатились по вспухшим щекам. — Опасность… она… он всегда рядом» Хиёри согнула второе колено. «Невыносимо и дальше оставаться здесь!» Перешагнув через себя, через принципы, откинув безвозвратно самоуважение, она раболепно упала на пол и едва не ударилась носом из-за нехватки опоры в виде рук. — И-и… — слова костью застревали в горле, не желая вырываться из уст; как раскалённым железом жгло изнутри самолюбие. — И-и..зви… — Как баскетбольным мячом ударяли по разуму мысли о вине и освобождении. — Извини, — выпалила Хиёри. Отец одобрительно рассмеялся и, хлопая, как комедийному спектаклю, подошёл к стоящей на коленях и сгорбленной в спине девушке. Он выглядел необычайно весёлым: из-за улыбки показывались зубы, около сощуренных глаз образовались маленькие морщинки, а брови чуть опустились к ресницам. Увидь обычный прохожий такого школьника на улице, он непременно бы подумал, что у мальчишки осуществилась долгожданная мечта. Увидь этот же прохожий Хиёри, он бесспорно вспомнил бы художественный образ какой-нибудь рабыни-черкешенки в услужении Султана: неописуемо красивой, как благородная лань, гордой и непокорной на вид, но одновременно запуганной, шугающейся каждого шороха, связанной и в слезах вымаливающей прощение в ногах повелителя за неподобающее поведение. Посмотрев на неё сзади, всё тот же прохожий обратил бы внимание на её руки: острыми ноготками девочка, где только доставала, царапала спину – лишь этим ей удавалось сдерживать выедающую, разрывающую изнутри боль; лишь так получалось заглушить самоистязающие мысли. Хотелось вопить и рыдать: оглушительно громко, звучно настолько, чтобы каждый слышал о её страданиях; чтобы каждый понял, как ей плохо; чтобы хоть кто-нибудь пожалел. О, какое же грандиозное зрелище она представит ему, если даст волю всем своим эмоциям, – дьявольски впечатляющее для изверга с лицом доброжелательного подростка, колоссальное до степени ощущения неземного блаженства для того, кто существует за счёт грязных манипуляций и психологических пыток. Хиёри больше не беспокоили мысли об отсутствии одежды, о безнравственности её вида, о том, что маг собирается делать с ней дальше, о том, что для неё больше не существует слова «достоинство». Ничего не волновало: ни дом, ни школа, ни даже Ято – он, ей казалось, теперь безвозвратно утерян в прошлом, в том месте, где она ещё не опустилась до уровня блудницы, почти облизывающей ботинки господина в надежде на его снисхождение. И бороться больше не было сил – будь что будет. Теперь Хиёри видела для себя лишь две крайности: освобождение с бесцельным прожиганием реальности в стараниях очиститься от произошедшего… нет, происходящего, или смерть. И хорошо бы маг обеспечил вторым! Фуджисаки присел на корточки напротив Хиёри. — Умница, Хиёри-чан. Она не вздрогнула, когда он дотронулся ладонями до её щёк. Совсем ничего не почувствовала, – ни желания отскочить или скрыться, ни неприятного покалывания, – в момент соприкосновения их лбов. И даже от ощущения влажных губ на своих сухих, мокрого языка, скользящего по её дёснам, – всё равно. Хиёри совсем не сопротивлялась и покладисто терпела, пока её душа разрывалась на мелкие клочья, как тряпичная кукла в псиной пасти. Только лишь одна слезинка скатилась к уголку рта, тут же растворившись в новом, ещё более глубоком карательном поцелуе. Отец бросил короткий взор на настенные часы и вяло, так, будто его принудили, будто среди двоих в комнате весь вечер принуждали именно его, отстранился от Хиёри. Их взгляды встретились. В бессмысленном её нельзя было однозначно прочесть ни печаль, ни ненависть – только опустошённость и подавленность открыто проявляли себя; зато его трубил в горны, оглушительно с надрывом верещал, заявляя всему свету, но главное – Хиёри: «Я победил». Он триумфально вздёрнул подбородок и встал на одно колено, чтобы перейти за девичью спину. В окно подул ветер, и Хиёри стало на одно мгновение зябко, но на другое она почувствовала, как мягкое тепло приливает к её угасающему телу. Отец бережным движением расправлял смятую футболку, надевая её обратно на хозяйку; чуть задел высокий пучок; поправил одежду, выгладив ладонью складки. Если бы Хиёри ещё была в состоянии размышлять, она бы наверняка поблагодарила все известные высшие силы за смягчение участи – теперь, она бы решила, ей наверняка будет не так позорно выслушивать обвинения мага и воплощать его изуверские фантазии. Но сейчас она была неспособна думать. Её лицо не изобразило радость приближающейся развязки, не продемонстрировало облегчения от ожидаемой свободы. Ни одной эмоции не появилось на нём. Отец тоже молчал, но очень довольно улыбался. Он тихо и аккуратно подхватил школьницу под плечами и поставил её на затёкшие ноги. Ему не пришлось толкать Хиёри – она сама пошла, куда он указал – к стене у стола. — Глаз не нарадуется видеть тебя такой… — маг сделал паузу и ухмыльнулся, — спокойной. — Такой… — истощённо и очень тихо повторила Хиёри, скривив уголки рта, — «жалкой». Молодой человек обхватил узлы толстовки и стал потихоньку их ослаблять. Он не собирался развязать их одновременно и сразу: одно резкое движение, и бесстрастие Хиёри в одночасье сменится помешательством, граничащим с безумием, из-за выброса адреналина от захлестнувших чувств неподконтрольности и мести. Толстовка упала, и маг, чтобы не дать Хиёри опомниться, ухватил её руки и прижал к стене, придавливая своим телом девушку. — Осталось третье, — шёпот и учащённое дыхание коснулись правого уха Хиёри. — Ты влюбила в себя Ябоку. Конечно, твоя вина в этом косвенная, но ведь ты и сама в него влюблена? — Лишь на этих словах в глазах её образовался тусклый огонёк. — Именно поэтому ты крутишься вокруг и всё дальше уводишь его от нас: строишь храмы, считая, что делаешь его «счастливым», спасаешь бракованное оружие, — маг чуть сжал ладони на запястьях. — Однако что бы ты там не думала, всё, что ты можешь – это только мешать. Моё желание просто: прекрати испытывать к нему эти дурацкие чувства и переходить мне дорогу. Надеюсь, я сегодня доходчиво объяснил, что за этим последует? Дальше – больше. Фуджисаки выпустил Хиёри из объятий и вальяжно упал в кресло у стола. — Я тебя ненавижу... — обронила она, стоя лицом к выходу из комнаты. — Ты разбиваешь мне сердце, Хиёри-чан. Но – что поделать! Когда-нибудь я это переживу. — маг, не отрывая взгляда от затылка Хиёри, потянулся к учебнику и спрятал его в тумбу. — Можешь идти – дверь открыта. Он замолчал, но Хиёри не сдвинулась с места, вслушиваясь в тишину. Не верилось, что этот человек действительно её отпускает. А если он вновь решил поиграть, пошутить? Решил дать надежду, чтобы тут же забрать её и захохотать? Стоит ли верить и идти? Вправду ли всё закончилось? — Что стоишь? Хочешь, чтобы проводил до дома? — съязвил отец, больше не скрывая своей истинной натуры под чужой маской. Нужно снова взять себя в руки. Последний рывок и – домой! Но что будет дальше? И будет ли что-то? А Ято?.. «Ещё раз я не переживу!..» — больше мысли не шли: ни заслуженные проклятия, ни сожаление о себе – лишь пустота царила в голове. Хиёри сдвинулась с места. Она шла вперёд, не видя ничего вокруг; шла, даже не помня цели своего прихода, и спиной ощущала глумливый взгляд и злорадную улыбку. Дверь захлопнулась. ... За ней – вторая. «Как странно, — апатично подумала Хиёри. На её лице застыло одно единственное выражение отчуждённости, — я два раза захлопнула дверь?». Она подняла глаза и увидела перед собой гостиную собственного дома; обернулась на голые стены, картины с которых давно были распроданы, чтобы погасить долги и возместить ущерб пострадавшим пациентам – дела в семье шли хуже и хуже. Хиёри вяло поднялась по лестнице; прошла комнату родителей: в ней лежала мама с пробитой головой, которая никак не заживала после скандала в больнице. Тётя Ики, как её называла Ами, неспеша, отчего ещё горестней, умирала. — Мамочка… — прошептала Хиёри и прижалась лбом к дверному косяку; она зажмурилась и очень, насколько позволяли силы, глубоко задышала. Затем – кабинет папы. Оттуда отчётливо доносилось шуршание бумаги и обречённые вопросы господина Ики в телефон: «Неужели мы проиграем суд? Опять?!» — Хиёри слышала эту фразу как минимум раз в день уже долгий промежуток времени. Наконец она добралась до своей комнаты. Хиёри избегала отражения в зеркале на письменном столе; не ложилась на кровать – даже близко к ней не подходила. Она, небрежно скинув рюкзак куда-то в угол, устроилась на подоконнике и поджала под себя ноги. Внезапно девушка остолбенела, и одна лишь мысль завладела ею: «Нужно срочно позвонить в полицию». Она уже почти вскочила за домашним телефоном, но вдруг её окатила, как ледяной водой, фраза мага: «Тебе в любом случае не поверят». — Ни одного синяка, кроме… — она чуть задрала футболку и заметила немного почерневшие лиловые пятна на животе. — За это меня ещё и высмеют... Хиёри, неведомо зачем, в подробностях воспроизводила воспоминания: словно со стороны увидела лежащую себя под возбуждённым телом; дальше – зеркало, извинения… Остальное – будто в тумане. Отчётливыми остались только жжение от ковра на коленках, сладковатый вкус во рту и смысл слов: «Ты сама виновата в своих бедах». — Я ведь… ни в чём не виновата? — она уткнулась лбом в колени. А потом снова всплыли различимые образы: раненый Ято после Ёми, Юкине, интересующийся главным секретом, мама в багрово-красных бинтах, не спящий вторые сутки папа. — Нет, всё случилось из-за меня… — всхлип. — Я больше не желаю приносить вред. Я должна… защитить, спасти, забыть. Она скукожилась, и комната наполнилась жалобным и глухим завыванием.***
— Хиёри, ну что случилось? Почему ты не разговариваешь? Яма и Ами обеспокоенно прыгали вокруг подруги и трясли её за плечи, стараясь растормошить. За целый учебный день Хиёри не проронила ни слова, и девочки волновались, закидывая вопросами: «ты заболела?», «тебя кто-то обидел?», «Сакура опять наговорила тебе ерунды?». Не получая ответов, они не унимались и всё больше допытывались до одноклассницы, которая была готова выпрыгнуть в окно, лишь бы не слышать их голосов. И ещё одного – приближающегося, непереносимого и мучительно гнетущего; того, от которого перекрыло дыхание, ноги стали ватными и кожа покрылась ознобом. Того, за чьей ласковостью скрывались равнодушная беспощадность и вероломное зверство. —...давай обсудим это после уроков, Сакура-чан? Я тороплюсь. — Но… Не дослушав, парень едва заметно закатил глаза и ускорил шаг к компании девушек у окна. Одна из них – на подоконнике – потупила взгляд в пол; прикусила щёки, вновь ощутив знакомое острое жжение в груди; другие же весело помахали, подзывая юношу к себе. Он приветливо улыбнулся последним и заговорил: — Хиёри-чан, ты вчера забыла вещи. Не переживай, я доделал то, что у тебя не получалось, — он поставил портфель на пол и, покопавшись, протянул аккуратно связанные ленточкой с бантиком тетрадь и учебник по истории, а у себя в руках оставил какую-то кисточку. Вдруг из его выражения пропала улыбка, сменившись некоторым беспокойством: рот слегка приоткрылся, брови поднялись и в глазах появилась незначительная грусть. — На тебе лица нет. Всё хорошо? Старшеклассник спросил это с нотой искреннего сострадания, без тени иронии или издёвки; спросил так непритворно, словно действительно ничего не понимал и никак не был причастен; так, что было бы легко поверить в его переживание за состояние Хиёри, если не замечать едва различимый лукавый задор в глазах. — Фуджисаки-семпай, она целый день ни жива, ни мертва! — озабоченно воскликнула Яма. — Согласись, что выглядит так, будто всю ночь проплакала? — И весь вечер, — ученик кивнул приятельнице. — Она вам ничего не рассказывала? — он бросил озадаченный взгляд на закрывшуюся ладонями Хиёри. Она была уверена: он прощупывает, насколько глубоко ранил её, а если недостаточно – спровоцирует, добьёт; подстроит всё так, что она сама прилюдно себя опозорит. — Молчит, как рыба! — с тревогой подтвердила Ами. — У вас всё вчера нормально прошло? Приступ тошноты подступил к Хиёри от навеянных воспоминаний: ей казалось, что она до сих пор чувствует чужие цепкие руки на своей груди, омерзительные поцелуи на шее и слегка шершавый язык на дёснах. Её до сих пор не покидало ощущение чужой вязкой слюны, омерзительно растекающейся по собственному рту и вливающейся в самое горло. От этого наваждения она сильнее сжалась, надеясь стать меньше и вовсе исчезнуть из виду. Она не могла демонстративно встать и уйти, зная, что маг наверняка просчитал каждый ход и готов нанести удар в любой момент. — Да, мы вчера замечательно провели время. Мне даже кажется, что это был лучший день, самый незабываемый за многие годы, — его губы вытянулись в очаровательную улыбку. — Я очень рад, что учитель пошёл навстречу и поставил нас в пару. Он улыбнулся шире и на словах об учителе покрутил в ладонях кисть для рисования, которую тут же спрятал в карман. — Ладно, мне пора – я обещал помочь одной семикласснице с математикой. Ещё увидимся! — Он закинул за спину портфель и, не оборачиваясь, удалился за поворотом. — Ну разве он не прелесть? — Хиёри подняла голову на Яму, и та, желая поддержать подругу и отвлечь её от скрытых и очевидно тягостных размышлений, улыбнулась и с юмором произнесла: — Первого сына назовите… — Погоди-ка. Моя очередь выбирать! — отшутилась Ами. — Например… Харуки? — Ики*** Харуки? — Яма нахмурилась, надув губы, и задумчиво потёрла лоб. — А что, звучит! Хиёри укоризненно покачала головой и с едва слышным жалобным «не надо так шутить» спрыгнула с подоконника, захватив рюкзак и поданные учебники. — Куда же ты?! — в унисон воскликнули Ами и Яма. От этих слов бросило сначала в удушливый жар, затем – в пронизывающий колючий холод; всё внутри Хиёри перевернулось, и сердце упало в пятки. Она спешно направилась прочь, надрывно молясь себе под нос о том, чтобы ничего более не напоминало тот кошмарный день и тот чудовищный вечер. Сдерживая накатывавший приступ плача, Хиёри закрыла рот ладошками и сильно сжала веки. Она не сразу заметила, что врезалась в какую-то девушку. Ею оказалась Сакура. С какой ледяной ненавистью она смотрела на Хиёри! Смотрела так, как люди смотрят на несправедливо оправданных в суде убийц, отобравших жизни у членов их семьи. Весь её лоб покрылся складками, брови сдвинулись друг к другу, а крылышки вздёрнутого острого носа приподнялись. Сакура и Хиёри уставились друг на друга неподвижными растерянными взглядами, которые различались лишь тем, что во взгляде Хиёри было не презрение к однокласснице, а жалость. На её языке вертелись слова поддержки, признание в пережитом унижении тем, кого Сакура так неприкрыто превозносила. Хотелось выложить ей всю правду, чтобы уберечь от такой же давящей и угнетающей боли, – и пусть она продолжит лить по нему слёзы, но больше не приблизится ни на шаг. Однако поверит ли она? Не попытается ли оправдать его, обвиняя во всём Хиёри? И не останется ли и дальше при своём идеализирующем его образ мнении? Девушки не разговаривали около минуты. Подбородок Сакуры начал подрагивать, а уголки рта опустились так, словно она вот-вот заплачет, и чтобы этого не произошло, она прервала молчание, произнеся с горькой обидой: — Хотела бы я быть на твоём месте. И прошла мимо, оставив посреди людного коридора остолбеневшую Хиёри наедине с собой.