Осенью выйдет сингл

— А осенью выйдет сингл, мой сингл, Петра Елфимова, а не группы Гран-КуражЪ. — Ура, мой любимый Пётр Елфимов! — Женя почти с вызовом смотрит в глаза Петра, он понимает, что сказал и на какую реакцию рассчитывает. «Мой любимый», — хотелось бы услышать это раньше, например, во время их ссоры несколько дней назад. Они встречаются уже несколько месяцев, и Пётр всегда оказывается тем человеком, который открыто произносит слова любви. Женя же в отношениях чуть холоднее, хотя по нему не скажешь, ведь он страстно разгорается на сцене и… во время секса. Всё же вся эта ситуация выводит из равновесия больше, чем Пётр готов признать. Срываться, давить на чувство вины — не то, что хочется делать, оставаясь наедине с Женей. Но каждый раз сердце неприятно сжимается, когда в ответ на ласковые слова и признания Женя лишь улыбается светло. Улыбается и молчит. Сейчас, на «Караоке Камикадзе», Пётр лишь усмехается и продолжает удерживать взгляд глаза в глаза, игнорируя Степана, не перестающего что-то вещать для зрителей. Женя сидит, чуть расставив ноги. Женя, как всегда, притягивает.

***

— Значит, твой любимый Пётр Елфимов, — они едут в машине Жени, и после этих слов на его лице отражаются отголоски вины за недавнюю ссору. — Петь, ты же знаешь, я не умею говорить красиво, это больше твоя прерогатива, — Жене неловко. — А я тебя люблю, Жень, и это не только про красивые слова. — И я тебя люблю, — Женя настолько старательно смотрит на дорогу, что очевидно его смущение. — Ты же понимаешь, что это никогда не было просто сексом. Я бы не решился рушить нашу дружбу, если бы не чувствовал к тебе что-то, ну... — Но я запомню, что первое признание ты сделал со сцены. Достаточно романтично, — Пётр улыбается открыто, выдыхает, чувствуя, как спадает напряжение последней недели. Его любят. Он любит и любим. Женя продолжает что-то неторопливо говорить, а Пётр любуется им: руки уверенно лежат на руле, майка не скрывает соблазнительной линии ключиц и заманчиво проглядывающего соска. Лицо наконец-то умиротворённое, покрытое отблесками ночного города. Пётр ласкает Женю взглядом от бёдер, плотно охваченных джинсами, до шеи и чуть растрёпанного хвоста, возбуждение тёплой волной спускается от груди ниже. Чтобы прикоснуться приходится повернуться вполоборота, оттягивая ремень безопасности. Правой рукой Пётр накрывает Женину ногу, оглаживая сначала невесомо, поднимаясь от колена к паху, забирается пальцами под майку, касаясь низа живота. — Петь, прекрати, а... — машина стоит на переходе, и Женя может наконец-то посмотреть на Петра будто бы ставшими гореть чуть сильнее глазами. И это можно было бы списать на игру огней, но взгляд полон любви. Теперь они оба уверены в этом. — Что прекратить? — Пётр намеренно чуть понижает голос, зная, как это действует на Женю. — Прекратить гладить тебя? Или возбуждать тебя? Не отвлекайся, дорогой, следи за дорогой. И Женя смотрит, запоздало стартуя на зелёный сигнал светофора. Пётр приподнимает майку (ремень услужливо удерживает её на нужном уровне), продолжает чуть более напористо гладить плоский живот. Сосок соблазнительно отсвечивает сбоку, и Пётр пробирается рукой к нему, натягивая ткань ещё сильнее, несколько раз проводит пальцами по ареоле, сжимает, вновь спускается к талии и паху. Провернуть всё это, не помешав Жене вести машину, почти нереально. Но ещё нереальнее не прикоснуться к себе. Кровь стучит в ушах, Петя убирает ладонь и сжимает сквозь джинсы собственный член. Точёное Женино тело, почти не скрытое больше майкой, заводит его, давление нарастает. — Ты бы видел, какой ты красивый сейчас, — Пётр убирает свой ремень безопасности и шепчет прямо на ухо, осторожно придвинувшись ближе и вернув руку на Женин пах. Он мимолётно проводит языком по шее, дует на кожу и касается губами в том же месте, в ответ Женя шумно выдыхает сквозь зубы. Пётр расстёгивает его джинсы, чтобы кончиками пальцев спуститься ниже. До звёзд перед глазами Жене сейчас хочется отсосать, но делать это в движении небезопасно, поэтому Пётр проговаривает негромко, не убирая руку: — Сверни тут налево, пожалуйста. Женя не задаёт лишних вопросов, прекрасно понимает, зачем им нужно свернуть с достаточно оживлённой даже ночью дороги в неприветливую промзону. Джинсы Петру мучительно давят на уже твёрдый член, их он расстёгивает и приспускает ещё во время движения машины. Нетерпеливая экстренная парковка и тут же щёлкнувшая шлёвка ремня выдают Женино возбуждение больше любых физиологических признаков, но Пётр перехватывает его руку, не позволяя прикоснуться к себе: — Подожди, сначала ты. И Пётр наконец-то стягивает Женину майку полностью, открывая доступ к быстро вздымающейся груди. Ключицы хочется вылизать, и Пётр не отказывает себе в этом, языком обводя выступающие косточки, тщательно проходясь по впадине между ними. Женя зарывается пальцами в волосы Петра, он тянет его наверх, чтобы поцеловать жадно, глубоко, с пошлыми мокрыми звуками. В таком положении целоваться неудобно, завтра у них обоих наверняка будет ныть шея, но Петра это не останавливает, и он, оторвавшись наконец-то от губ Жени, своими обхватывает так дразнивший его сосок, посасывая и обводя языком. Одной рукой Пётр упирается в водительское сидение, другой, не глядя, пытается стянуть джинсы Жени вместе с бельём, но возбуждение и темнота мешают. В три руки они справляются. Член Жени прекрасно-твёрдый, налившийся, и Пётр обхватывает его ладонью, наслаждаясь тяжестью и звуками громкого дыхания. Женя редко стонет во время секса, и Пётр привык отличать оттенки его наслаждения по шуму и частоте его вдохов и выдохов. Большим пальцем Пётр гладит головку, смотрит на Женю — у того глаза прикрыты, но ресницы дрожат, и губы он непрерывно облизывает. Когда Пётр наконец-то наклоняется, встав коленями на сиденье (кое-как согнувшись так, чтобы было удобно), и насаживается ртом на его член, Женя рукой умудряется стянуть бельё, чтобы получить доступ к мягкой коже Петиных ягодиц. Слишком много ощущений, перемешанных с эмоциями, захлёстывают, Пётр задыхается. Он вынужден оторваться от Жени с влажным звуком, чтобы вдохнуть немного воздуха. Он шепчет «невероятный», прижимаясь губами к верхней части бедра. Облизывать проще, и он старательно проходится языком по стволу от головки по уздечке и до яичек. Пётр придерживает одной рукой основание члена, вторая, которой он опирается, чтобы не упасть, начинает затекать. Шею точно будет сводить потом, но задумываться о неудобстве некогда, когда склоняешь голову, стараясь насадиться горлом как можно глубже. В этот раз Пётр не задыхается, он ласкает быстро, заглатывая и снова почти выпуская головку. Волосы мешают, попадают в рот почти при каждом подъёме, но поправить некогда, поэтому он пачкает их в своей слюне, продолжая облизывать пульсирующую плоть. Его собственный член как будто готов взорваться, смазка, кажется, капает на обивку. Пётр готов к Жениному оргазму, он слышит его по долгожданному тихому стону сверху, он глотает солоноватую сперму, но выпускает плоть изо рта достаточно быстро, последние капли попадают на Женин живот. Женя выглядит настолько удовлетворённым, насколько это можно разглядеть в неярком свете фонарей. Он снова притягивает Петра за волосы и целует, в немой просьбе разделить свой вкус на двоих. Пётр наконец-то выпрямляется, садится голыми ягодицами на нагретую кожу сиденья, он всё ещё возбуждён, и рука Жени на его члене ощущается как что-то сакральное. Женя знает, как доставить ему удовольствие быстро, но, как назло, не торопится, его движения плавные и лёгкие, будто мурашки на коже. У Петра сводит пресс и яйца, он стонет громко, обхватывает Женины пальцы своей рукой, призывая его надавить сильнее, двигаться быстрее, и тот подчиняется — Пётр кончает, пачкая семенем их руки и свои джинсы. Женя не сводит с него взгляда и, сохраняя зрительный контакт, вылизывает пальцы — сначала Петра, потом свои. Вылизывает, тщательно отчищая языком от спермы, обходя каждую фалангу, обхватывая губами каждый палец. Если бы Пётр мог, он кончил бы только от этого зрелища, но сейчас он абсолютно опустошён. И счастлив.