.
17 августа 2021 г. в 20:59
Иногда случается – наваливается всё разом неподъёмным грузом, до того тяжёлым, что колени склоняются к земле, а сам утопаешь в чувстве безысходности. Когда словно новорождённый котёнок не знаешь куда приткнуться, когда каждый шаг вперёд ощущается дорогой в пропасть. Юри Кацуки познал это чувство от и до, породнился с ним и впитал в себя.
Всё произошло не резко, а постепенно, как снежный шар летит по накатанной, становясь больше с каждой секундой. Сперва заболел Викчан, что вселило тревогу, такую мерзкую и липкую, преследующую по пятам, где бы ни был. После на плечи, будто доспехами громоздкими и тяжёлыми, опустились бесконечные требования тренера, все ехидные слова соперников и их безусловная пугающая сила, все ожидания семьи и фанатов – и всё это казалось просто невыносимым. Но Юри продолжал и продолжал упрямо идти, даже когда не видел куда, даже когда еле чувствовал твёрдую землю под ногами.
Потом Викчан умер. И вот тогда взорвалось всё, снесло с ног, лишило привычного мира насовсем.
Юри бесконечно любил своего пса. Тот был его единственным близким другом в этом Хасецу с его переменчивой погодой ещё с детства. Он рос вместе с ним, отдавал ему всю свою безграничную заботу, праздновал вместе с ним свои победы и гладил мягкую шерсть, роняя в неё солёные слёзы, после поражений. Когда в один момент он потерял это всё, а память издевательски подкидывала воспоминания о том, как много времени он был с ним, и как много времени он был от него вдали, пока посвятил себя фигурному катанию, время для него, кажется, остановилось, а весь мир шёл дальше своим чередом. Юри растерял все оставшиеся силы, а цепочка сплошных неудач подкосила его ещё больше, и тогда он ушёл.
Погружение в темноту казалось неизбежным – и все дни Юри стали как один. До невозможного серые, идентично ничем не наполненные и всё больше накрывающие бессилием. Ничто не приносило даже мимолётной улыбки на лице, хотелось исчезнуть из мира, чтобы не видеть назойливых лиц, чтобы не слышать миллионы вопросов от тех, кому в действительности до него дела нет.
Юри мог просто лежать на кровати, бесцельно глядеть часами в потолок либо стену, прокручивать все моменты, что привели его сюда и винить только себя. «Вот если бы приехал– Нет! Если бы я смог–» и снова нет. Если бы да кабы, уже совершенно не важно, раз он всё равно тут и никуда не денется от этой разрастающейся пустоты в груди. Юри пытался вспомнить, что прежде приносило ему радость, вызывало искры в глазах и громкий смех, румянец на щеках и искреннюю широкую улыбку, но как только вспоминал Викчана, то сразу же переставал и стараться.
Но потом это прошло. Бывает, что привыкаешь к боли, будто каждодневные царапины не вызывают ничего, кроме усталого взгляда да вздоха. Так и Юри привык к этому ужасно болючему чувству потери, что так тревожило память и сердце, так он привык ко всепоглощающему чувству вины за неоправданные надежды. Жизнь всё так же шла своим чередом, но теперь, когда боль стала привычным спутником, когда страдания стали частью рутины, Юри наконец мог отыскать в бесконечной плёнке воспоминаний то, что так хотел. И нашёл.
Каток. Юри был влюблён в лёд. Обжигающий холодом, но такой родной, когда коньки оставляют сотни следов, линий историй, которыми он любил делиться с окружающими. Он и забыл, какого это. Все эти тренировки, требования безупречного, перелёты и снова тренировки, тревога вперемешку с волнением, давление с трибун, победа или поражение – всё это заставило Юри забыть, как сильно он на самом деле любит это чувство единения с холодом, что так странно греет душу. Юри вспомнил, что был влюблён когда-то, но боялся вновь встать на коньки. Боялся вернуться и не почувствовать желаемое былое.
Удивительно, как что-то совершенно неожиданное может отогнать все страхи. Такой неожиданностью стала произвольная программа Виктора Никифорова. Впервые за такое бесконечно долгое время Юри почувствовал приятный трепет желания коснуться льда лезвиями на ногах, снова рассказать историю музыкой тела, пусть даже не свою. Юри отдал себя тренировкам, но сейчас они шли от его желания, сейчас он представлял их как единый разговор между телом, сердцем и льдом. Он отдал часть себя, чтобы выучить эту программу, чтобы вобрать всё, что она несла в себе, наполнить себя этим, дабы снова отдать. Так Юри и вернулся домой.
Без Викчана весь мир казался пустым. Больше не было в нём гармонии между холодом катка и тёплым пушистым боком пса, который всегда был рядом. Юри запер это тепло, эфемерно воссозданное в памяти, где-то в глубине, спрятав ото всех, и отдал себя льду.
Подлинное тепло, в итоге, нашло его само.
Тоже взбалмошное, как снег на голову свалившееся, носящее русское рычащее Виктор Никифоров. Это тепло было в платиновых мягких волосах, пахнущих спелыми яблоками, оно было в синих глазах, отражающих волны океана, оно было в хитрой, но вместе с тем нежной, улыбкой, в ответ на которую тоже хотелось улыбнуться. Тепло было в каждой секунде, что они были вместе, в каждом прикосновении, то ли специально дразнящем, то ли мимолётно невинном, в каждом слове, сказанном со всей честностью и искренностью.
Как бы ни было иронично, но Виктор Никифоров и Юри Кацуки стали друг для друга спасением. Неловким, неожиданным, но оттого и самым настоящим. Они подарили друг другу ту спасительную крупицу возвышенного чувства, что дало им сил двигаться дальше, но уже вдвоём по одной дороге.
Юри Кацуки вдохнул в жизнь Никифорова вдохновение, что так излюбленно кружит голову, Виктор же – гармонию тепла и холода, в которой Юри так отчаянно нуждался. Теперь в его любви был лёд, всё такой же холодный и обжигающий, как и всегда, и тёплое крепкое плечо русского фигуриста, что всегда рядом.
*
Японец в очередной раз смотрит в яркие синие глаза напротив, изгибая губы в ласковой улыбке, проводит ладонью по щетинистой щеке, когда в ответ ему тянутся вперёд, накрывая губы в поцелуе. В груди, наконец, вместо пустоты, ещё столько нерастраченной нежности, что и на целый мир в его руках хватит, и Юри не боясь прикрывает глаза, потому что отдать себя этому теплу кажется не предательским шагом в пустоту, а секундным полётом в прыжке, когда тебя возносят на вершину мира в одно короткое мгновение, а после возвращают на твёрдые ноги, держа в крепких объятиях.
– Ты выйдешь за меня? – спрашивает Виктор, а у Юри на это единый правильный ответ.
– Только, если и ты за меня, – и они смеются вместе, прежде чем надеть друг другу кольца.
Навсегда у них двоих теперь нескончаемые искры подлинного вдохновения, что они дарят друг другу каждую секунду, и гармония обжигающего холода льда, на котором они вдвоём рассказывают свою историю любви, вместе с умиротворяющим сердце теплом их безграничного обожания, что они делят на двоих.