Курт и Кортни

Томас любит только свою гитару. Серьёзно, если надо было бы срочно съёбывать из горящего дома, а потом эвакуироваться на необитаемый остров или засесть на пару лет где-нибудь в глухом буддийском храме, он бы не взял с собой больше ничего, кроме кофра да пары наборов новых струн. Гитара — продолжение его руки, она важнее еды, важнее воды. Важнее, чем сон и, о Боже, «плойка» самой последней модели. Важнее, чем первые пробы пера и первые разочарования в себе и в своих способностях — он их давно перерос, как внезапно вытянувшийся за лето подросток вырастает из любимых джинсов. Теперь он знает, что все проблемы можно решить чередой упорных тренировок. Неважно, что после таких марафонов из глаз сыпятся искры, а каждый сустав переламывает — всё окупится сполна, когда он выйдет к толпе с гитарой наперевес и сбацает такое соло, что первые ряды лягут штабелями там же, где стояли. Томас любит только свою гитару. И поэтому страшно бесится, когда Виктория, словно мифическая богиня - воительница захватывает всю сцену, захватывает толпу, захватывает всю, мать её, Бельгию. Как Лилит, она носится по сцене, едва касаясь её истёртыми подошвами своих ботинок. Сшибает всё на своём пути как смертоносный ураган Катрина. Томас помогал ей выбирать эти самые ботинки на французской барахолке. Вик жевала багет и канючила, что не может покинуть Марсель без сувенира. Тратила последние пару сотен евро не винтажные безделушки и радостно хохотала, когда находила что-то действительно, по её мнению, забавное. «Томассо, ну давай купим! Тебе так пойдет!» — Де Анджелис трясла перед его лицом жуткого вида бархатным костюмом с жабо. Теперь эта же самая Вик со всего маху приземляется на колени перед опешившим видеооператором и без конца сношает свой бас. Жуткий сплав Дебби Харри, Кортни Лав и Джоан Джетт. Томас во всём этом рок-н-ролльном безумии поначалу участвовать не собирается: он не помогает Вик за сценой, как обычно. Не помогает застегнуть заедающую молнию на концертном костюме, не помогает поправить волосы, зацепившиеся за ушной монитор. И уж тем более не помогает заклеивать её соски чёрной изолентой. Ещё чего не хватало. С сосками Вик имеет дело только до крайности пофигистичный Дамиано — Томасу кажется, что этого раздолбая вообще ничего не волнует в достаточной степени. Со скучающим видом он отрезает четыре равных кусочка изоленты и, высунув язык от усердия, сооружает из них два более-менее соразмерных крестика.       — Криво же. — вставляет Торкио, и Дамиано раздражённо зыркает на него, в последний раз щёлкая ножницами. Хотя нет — больше собственного эго Давида волнует только Итан и его ослиное упрямство. Незадолго до концерта эти два идиота опять посрались — Эдгар отчего-то решил, что сможет вывезти два гига подряд, периодически закидываясь лошадиными дозами обезболивающего. Дамиа его уверенности не разделял, поэтому на эмоциях сгрёб все кодеиносодержащие таблетки в кучу и смыл в унитаз. Торкио такой наглости снести не смог и теперь комментирует каждый его шаг. Скоро получит чёрный пояс по боевому искусству «подъебни ближнего своего». Поэтому весь концерт Дам совершенно привычно разносит сцену в пух и прах и, конечно же, даёт всем просраться, когда с разбегу бросается в толпу, превращая свои ноги, обутые в тяжеленные «мартинсы», в оружие массового поражения. Самого Томаса соски Де Анджелис волнуют ещё как — когда до выхода на сцену остаются считанные минуты, он с трудом может оторвать взгляд от её небольшой груди. Он пялится на неё и чувствует, как челюсть отвисает до колен. Он ест её круглыми, как блюдца, глазищами и сглатывает целое море слюноотделения. Он любуется ей, как Курт Кортни — не в силах поверить в реальность происходящего. Сама Вик, кажется, не испытывает абсолютно никакой неловкости. Громко причмокивает губами, высовывает язык, мусолит огромный розовый ком жевательной резинки и выдаёт:       — Спорим, я тебя переиграю? Вот это новости!       — Что, прости? — Томас аж задыхается от неожиданности. Всё дело в том, что Виктория и её бас-гитара — чистая вакханалия с самого начала. Виктория не тратит время на упражнения — Виктория импровизирует. Виктория изрисовывает гитару фразами типа «Bad girls bite back». Виктория не хранит свои победы как трофеи, любовно протирая их тряпочкой под конец дня. Виктория ставит под сомнение всё, даже свой талант. Она — искательница, она — авантюристка. Она — чистый хаос. Согласие и любовь Томаса со своим инструментом — результат упорной работы. Благодаря усердию этот полный взаимопонимания союз двух родственных душ цветёт и пахнет. Он поддерживает этот союз каждодневными тренировками, баночками с медовым воском, новыми струнами и примочками. Это всё — как почистить зубы по утрам. Такая скучная, но необходимая привычка, что аж тошно. Поэтому Курт собирается с духом и решается задать Кортни хорошую трёпку.       — Идёт, — Томас перекидывает гитару через плечо. — На что спорим?       — Выигрываю я — ты убираешь за Чили весь следующий месяц. — Де Анджелис широко улыбается. Да как два пальца об асфальт.       — А выиграешь ты — сможешь содрать с меня эту бутафорию… — Вик выразительно смотрит на собственную голую грудь, — Любым удобным способом. После этих слов Курт поскальзывается на предательской банановой кожуре и со всего маху летит на пол.       — Рот закрой, — Вик касается пальцем его небритого подбородка. — Айда, разъебём их ко всем чертям. Теперь, когда Вик на сцене неожиданно опускается на колени, а потом на спину, прижимая к себе гитару, как любовницу, Томас боится проиграть. Нужно срочно спасать положение — иначе очередной трофей может не занять надлежащего ему места. Поэтому он наклоняется над Викторией, тоже прижимает к себе гитару и делает размашистое, выразительное движение бёдрами. Она, словно зеркальное отражение, вторит ему: высовывает язык, приподнимает округлую, обтянутую кожаными штанами задницу и со всей дури впечатывается в нижнюю деку своей гитары. Совершенно растворившись в музыке, высоко задирает длинную ногу и истерически бьёт каблуком в истёртый «язык» сцены. Кажется, сама энергия сотен музыкантов, ступавших сюда, питает её и заставляет жечь, как в последний раз. С каждым ударом каблука Томас всё сильнее чувствует, что отстаёт от неё безбожно: натасканное мастерство не вывозит и неизбежно трескается под этим адским напором. Тогда Раджи делает последнюю отчаянную попытку — он импровизирует, пустив на эту импровизацию весь свой запас авантюризма. Скачет вокруг Вик как мячик-попрыгунчик, всё выше и выше, задирает гитару над головой, играет флажолет и поднимает облезлый Фендер на рычаг под конец соляка. Но Де Анджелис смотрит на него из-под длинной чёлки почти насмешливо, зажимает гитару между ног и начинает подыгрывать, активно жестикулируя бёдрами, пока первые ряды не начинают истерически визжать от восторга. Томасу страшно хочется стереть это самодовольное выражение с её лица: обязательно вместе с ямочками на щеках, вместе с раскрытыми пухлыми губами. Пока он мучительно раздумывает, как же это провернуть, Виктория начинает крутится вокруг своей оси словно маленький разбушевавшийся волчок. Трясёт руками, ногами, головой, подползает к самому краю сцены, бесшумно орёт что-то в толпу. Раджи внезапно становится страшно, что она сейчас сиганёт в эту людскую гущу. Теперь Томас не сомневается, что она-то сможет.       — Сумасшедшая! — за кулисами он ругается сквозь зубы и пытается отвадить Чили от своего гитарного чехла: собачка мешается под ногами, мельтешит, ходит за ним хвостом. Виктория всё-таки его обыграла — во время финальной песни эта фурия внезапно выбежала на «язык» и размахнувшись, запустила своим корсетом в толпу. При виде этого зрелища коробочка в форме сердца в груди Томаса разлетелась вдребезги.       — Спасибо, — растрёпанная девичья голова появляется из-за ширмы. — кажется, Чили пора вывести на улицу.       — Иду я, иду… — Томас прицепляет поводок к ошейнику неугомонного питомца и плетётся к двери.       — Погоди. Вик появляется из-за ширмы: ярко-красные губы, эти её messy hair, белое драное платье с имитацией корсета. На правом колене красуется бактерицидный пластырь. «Всё-таки расшиблась». — с досадой думает Томас. Из корсета всё еще торчат четыре полоски чёрной клейкой ленты, и Виктория смотрит на них слегка озадаченно, склоняя голову к левому плечу.       — Не поможешь? Молнию заело. От неожиданности Томас роняет поводок и снова примагничивается глазами к её грудной клетке.       — Конечно. Молнию заело на платье, но у Томаса ощущение, что на самом деле это его заклинило, потому что даже когда Виктория поворачивается спиной, он продолжает видеть перед глазами два чёрных крестика.       — Тебе надо больше импровизировать, — серьёзно заявляет Де Анджелис, придерживая волосы, — Как насчёт попробовать сейчас? У Томаса снова отвисает челюсть, когда она резко разворачивается и скидывает расстёгнутое платье, отшвыривая его пинком тяжёлого ботинка.       — Ты обещал помочь. Нервно сглатывая, Раджи исполняет свою заветную мечту: наклоняется к её груди и подцепляет зубами край чёрной изоленты. В конце концов, Курт и Кортни тоже с чего-то начинали.