Приносящий удачу

Они ни в кого не верят и никогда не плачут, – Бог, открывающий двери, ангел, приносящий удачу.

– Ты опять опоздал. Когда Ричард смотрит вот так, его хочется убить. Сразу же, не выясняя причин. Очень серьезный, понимающий и немного снисходительный взгляд поверх маленьких пижонских очков. Падающая на лоб прядь светлых волос. Правильное лицо, такое может принадлежать только очень положительному молодому человеку из хорошей семьи, правильный костюм, правильные мысли. Совершенство во плоти. Божественная справедливость в действии, мать ее так. И не поймешь, то ли ангел, то ли эффективный менеджер высшего звена. Ангел, конечно, ангел. Даже топ-менеджеры порой выходят из себя, Ричард – никогда. "Люди – дети. Взрослые не могут злиться на детей, это противоестественно" – аз, буки и веди ричардова credo. Порой к формулировке примешивается ироничное: "А вот дети –запросто, не так ли, Рокэ?". Рокэ шипит и матерится. И демонстративно закуривает очередную сигарету. Разумеется, Captain Black, надо же напомнить Ричарду о его несовершенстве. Тот молчит. Улыбается. Ноздри подрагивают, жадно втягивая густой вишнево-табачный аромат. Так-то, не безупречен ты, дорогой напарник. Но отчего-то ловить тебя на более серьезных изъянах не хочется. А мог бы, наверное… Может быть… Не стоит выяснять. Рядом с Ричардом особенно остро воспринимается собственная неопрятность. Ангел с неодобрением косится на драную косуху и говорит, что Рокэ похож на помоечного кота. Подумаешь, косуха… Ну зачем, скажите на милость, тратить время на латание дыр, все равно ведь опять искромсают. Тело самовосстанавливается и ладно. Если посчитать словленные ножевые-пулевые, хватит на маленькую армию. – Страх рождает злобу, – говорит Ричард и вздыхает, глядя, как Рокэ в очередной раз поднимается с пропитавшегося его кровью снега. – Злоба упорствует, – добавляет он, суживая глаза. И это высшая степень раздражения, которую позволяет себе ангел. – Собачья работа, – сплевывает на землю сгустки крови Рокэ и, пошатываясь, встает на ноги. – Напьюсь сегодня, заебало всё. По его мнению, он похож не на кота, а на гребаного спецназовца. Добро с кулаками многоразового использования, так и разэтак. Ричард не корит за брань. Ричард понимает. И улыбается. Ангел редко улыбается. Только когда общается с ним, Рокэ, или когда убивает. Почему? Кто его знает. Увидеть в приоткрывшуюся на дюйм форточку небо – уже повод для радости. А он, Рокэ, видно, просто забавен. Ричард не подставляется под пули. Точнее, те просто не могут его достать. Один из плюсов божественной благодати. Он мог бы устроить то же для напарника, но Рокэ не хочет. В самом-то деле, какой из бога ангел?.. Наверное, это самая странная реальность из тех, куда их заносило, но Ричарду подходит, значит, стоит продолжать в том же духе. Впрочем, это не важно. Важно, что вчера, когда пытались угомонить разборку в ночном клубе, Рокэ в очередной раз умер. И в очередной раз напился. А сегодня опоздал. Ладно, покурили и будет: – Прости. Что сегодня? Ричард кивает, принимая извинение, которое по сути таковым не является, и бросает взгляд в солидный ежедневник. – Самоубийца. Многоэтажка на проспекте Мира. Через, – еще один быстрый взгляд на часы, – сорок пять минут. – Спасибо, не Эмпайр-стейт-билдинг, – криво усмехается Рокэ, – ненавижу их стены, уцепиться не за что. – Почему опять нам?.. Ладно, не важно. Ходу. Он не любит Москву, но как-то неожиданно оказалось, что все остальное еще хуже. Кроме Испании, пожалуй, но там Рокэ запретил себе бывать раз и навсегда. Незачем такие напоминания, работать мешают. Ричард неторопливо следует за ним, любуясь мгновенным черным проблеском крыла за потертой кожей косухи. Оперенный, матюгающийся, неблагой бог, открывающий двери. Несносный и неожиданно ранимый. Как их могли свести вместе? Как они вообще здесь оказались? Небесной канцелярии виднее. Рокэ помнит меньше, но он почти не изменился. Ричард помнит все, только для ангела прошлое не имеет особого значения. Он с болью ждет момента, когда Рокэ это осознает, и готовится простить. Заранее. Потому что далеко не так совершенен, как полагает его напарник, и не так равнодушен… Ангел не любит грязь и толпы перемещающегося народа, почти наступающего на ноги. Он морщится, чувствуя, как на непокрытую голову падает мокрый снег. Но спина Рокэ излучает такой энтузиазм, что он невольно улыбается. Воин, что с него взять. И кот. Помоечный. В недорогом жилье один плюс – не надо отводить глаза. Консьержей нет, никто не обращает на приходящих никакого внимания. Точно так же они не обратят внимания на появившийся под окнами труп, но такова людская природа, не надо на ней акцентироваться. Нельзя ненавидеть и защищать одновременно. Если не видишь ничего, кроме тупого стада вокруг, превратишься то ли в волка, то ли в пастыря. В волка вернее. Нельзя. Хотя, порой и очень хочется, особенно Рокэ. Дребезжание звонка. Раз, другой… На третий дверь открывается. На пороге стоит зареванная женщина лет сорока. Ничего так – светлые волосы, длинное лицо. Крупновата, но под домашним халатом с выцветшими розанами не жир. Не повезло дамочке с предками, скелет рассчитан на здорового мужика. Наверняка считает себя безнадежной. Беда с женщинами средних лет. Молодость прошла, внешность, если и была когда-то, стала откровенно заурядной, достижения не сложились, дети такие же чужие, как все окружающие, муж наедает брюхо и трахает других, быт заел, души не осталось. В семнадцать легко послать весь мир по известному маршруту, гордо провозгласив: "Я сама!". В сорок гордость куда-то девается, сменяясь, в лучшем случае, застарелой злостью, а иллюзии относительно собственной ценности развеиваются прахом. Есть возможность сдохнуть в мучениях лет через двадцать, а можно сейчас. Все равно больше ничего никогда не будет. "Господи, вразуми бестолковых заблудившихся детей. Дай понять, что любимы". Рокэ, вопреки обыкновению, не пропускает Ричарда вперед, входит первым, бросая с порога: – Что стряслось? Женщина молчит, непонимающе размазывает по щекам слезы, но в квартиру впускает без вопросов. – Что стряслось, я спрашиваю?! Бог злится всерьез. Синие глаза почти почернели, от напускного разгильдяйства не осталось и следа. "Потише, друг мой, ты ее так до инфаркта доведешь, а ей сейчас туда нельзя, оформят без снисхождения". Рокэ слышит, немного сбавляет напор, но отступаться не собирается. – Что у тебя, дура несчастная, такого случилось, что ты собралась выйти из окна?! Дети померли? Муж бросил? Жрать нечего?.. Кажется, пора вмешаться. Ричард дипломатично ввинчивается между женщиной и разъяренным напарником и представляется: – Считайте, что мы ангелы, сударыня. Иногда мы предотвращаем непоправимое. Давайте пройдем на кухню и вы нам всё расскажете. К чести хозяйки, в себя она приходит достаточно быстро. Во всяком случае, начинает хлопотать без просьб и напоминаний. Из буфета появляются чашки и печенье, из холодильника – молоко. Закипает на плите чайник. Одно удовольствие наблюдать за руками женщины, занятой делом. Рокэ получает чашку очень крепкого и сладкого чая, Ричарду достается растворимый кофе с каплей молока. Как только угадала?.. Впрочем, не имеет значения, к делу. Не в силах сопротивляться двум парам пронизывающих взглядов, женщина рассказывает. Точнее, не рассказывает ничего нового. Луиза… Дурацкое имя, хорошо подходит хрупкой девочке лет тринадцати, но отвратительно – взрослой, заморенной тетке. Нелюбимая, но привычная работа, нелюбимый, но привычный дом, пара условных подруг, с которыми иногда можно поболтать о тряпках и о том, какие козлы их мужья. Родители, предусмотрительно постаравшиеся оставить дочь при себе и для себя и столь же предусмотрительно умершие, в полной мере вкусив дочерней заботы. Одиночество, постоянная бессмысленность. Ничего такого, вроде бы, однако и продолжать незачем. Так ты думаешь однажды, но, с другой стороны, почему бы не продолжить. Проходит время и оказывается, что продолжать уже нечем. – Не могу больше. И не хочу. Зачем? – она внимательно смотрит на Ричарда, которого сразу отметила как главного, светло-голубыми глазами. – Ад, сударыня, очень неприятное место, – спокойно отвечает тот таким тоном, что сразу становится ясно: знает, бывал. – Скорее всего. Я только надеюсь, что это более наполненное место. – Вы хотите закончить начатое? - равнодушно спрашивает Рокэ. – Отчего же тогда вы плакали? – Не знаю. – Виновато отводит взгляд. – Наверное, все равно хочется лучшего чем есть и чем заслуживаю. – Вы хотите закончить начатое? – веско повторяет бог. Качает головой. Потом, помолчав и глотнув чая, набирается храбрости: – Если здесь есть вы, может, все не так безнадежно? "Вот только мы уйдем, и ты вернешься к тому, с чего начала, девочка. Да уж, какая она сейчас женщина – в глазах и любопытство, и восторг, и чего только нет. Показали сорокалетнему ребенку чудо". "Останешься?" – мысленно спрашивает Ричард напарника. "Надо, – так же мысленно морщится Рокэ. – Везет, как повешенному. Почищу тут все, подправлю, но она ж на мне зациклится. И что, спрашивается, дальше?.. Собачья работа. Что напишешь в рапорте?". "Проведены разъяснительные мероприятия, пациент благонадежен, временное помрачение психики, вследствие длительного постороннего негативного воздействия со стороны… допустим, соседей". "Добрый ты сегодня!" – кто сказал, что мысленная речь не знает интонаций? Ехидство наполняет крошечную кухню до краев, еще немного, и прольется дождевыми осадками. "Справедливый, да. – Ответная усмешка. – Работай!" Ричард касается плеча Рокэ и церемонно склоняет голову: – Прощайте, сударыня. Надеюсь, у нас больше не будет повода встречаться. Ангел ошибается. Рокэ все чаще остается у своей Луизы на ночь. Он меньше пьет и наконец сменил косуху на вполне презентабельное пальто. Почти не опаздывает, очень тщательно относится к своим обязанностям... слишком тщательно, чтобы ему можно было поверить. Он... счастлив?.. Ричард меланхолично подделывает отчеты. Разумеется, Луиза в курсе всего, что происходит с Рокэ, иначе и быть не может, в курсе его природы. И конечно же, Рокэ не тронул ее память. Что творится в голове у этой женщины, трудно себе представить, Ричард и не пытается. Просто однажды, почувствовав, что от появившегося вовремя напарника пахнет не сигаретами, а свежей сдобой с корицей, говорит: – Я написал рапорт о бессрочном отпуске. Для тебя. Правила ты знаешь. – Я не просил! – Рокэ отшатывается, словно от удара, гневно сверкает синими глазищами. – Порвать? – Ричард поднимает лист бумаги и помахивает им в воздухе. Рокэ молчит, замерев под понимающим взглядом – ангелы всегда всё понимают, – а потом очень тихо говорит: – Спасибо. Разворачивается и уходит, не прощаясь. Ричард улыбается. Пятнадцать лет, четыре месяца и двадцать четыре дня – оставшийся земной срок жизни Луизы Артамоновой. Рокэ не имеет права продлевать отпущенное ей время и не имеет права не вернуться. Напарник заслужил отпуск. Даже открывающему все двери богу нужна передышка, ему-то никто ничего не откроет. Во всяком случае, пока. К тому же... Через пятнадцать минут под окнами офиса на Большой Садовой пьяный водитель на внедорожнике совершит наезд и попытается скрыться. Растрепанный молодой человек поднимется с асфальта, с удивлением глядя на собственное тело, и, словно на негромкий оклик, повернется к тротуару. Туда, где, едва заметно улыбаясь, стоит серьезный ангел в дорогом костюме и модных очках. – Здравствуй, Валентин! Меня зовут Ричард. Идем, ознакомлю тебя с нашей работой.