Растопить сердце

      Ему невозможно было хотеть причинить боль. Рей никогда не отличался сочувствием, несколько раз за свои чуть больше, чем четыре десятка лет даже приказывал высечь пару рабов, хотя, страсти к этой практике не испытывал никакой. Шутил, что к старости все становятся жалостливыми и, вот, его постигла та же участь. Старым Рея назвать было никак нельзя: посеребрённые виски, как признак возраста, меркли на фоне натренированного тела опытного воина, закалённого не в одном победоносном сражении. Но едва ли его сердце дрогнуло больше, когда могло быть проткнуто острым клинком на поле боя, чем в тот миг, когда он увидел страх в глазах Лани. Недавно, Рей приобрёл на рынке нового раба. Ладного телом, гибкого, как виноградная лоза, и красивого лицом. И, ясное дело, зачем он приобрёл себе такое очарование. Рей не смог бы назвать себя ценителем прекрасного и не считал себя тем, кто способен на глубокие чувства, а потому отвечал на вопрос «зачем?» весьма честно — для постели. Но это было невозможно. Позвать мальчика в свою постель начало казаться ему преступлением, когда в первый день он привёл его в свой дом и понял, какую ошибку совершил. Перед ним было невинное напуганное создание, не смеющее дать отказа. По сути, он мог не задумываться об этом, мог просто взять то, что ему принадлежало по праву, но не смог, забери его Тартар! Застывшие слёзы в глазах и дрожащие руки стали последней каплей, после которой он не просто отпустил мальчишку, но ещё и притянул к себе и самолично начал успокаивать. Ни одному рабу и ни одному свободному мужчине или женщине он не обещал тихо, что не тронет, что ничего не будет. Мальчишка, заключённый в кольце его рук, только вжался сильнее и заплакал, уже не сдерживаясь, но так и не проронив ни звука. Рей гладил по спине, не прогонял и не испытывал никакого раздражения, которое наверняка испытал бы с кем-то другим. Только искреннее желание забрать боль этого раба, разделить её, руководило им. Рей принял решение, что ни за что не позовёт Лани снова для того, чем попытался с ним заняться. Видеть, какой ужас настигает мальчика при одном намёке на это, было невыносимо. Тот был невинен — торговцу в подобных вопросах можно было верить — но Рей понимал, что такой страх вряд ли безоснователен. Лани занялся уборкой в доме, сбором фруктов в саду, иногда прислуживал на пирушках при гостях. Одним словом, он занялся тем же, чем и все свободные слуги в доме. Никто даже не знал, что красивого и скромно улыбавшегося юношу купили за деньги. Он полюбился всему большому дому господина Рея, не было ни единой души, которая не нашла бы его очаровательным. Цедя терпкое вино из золочёного кубка, Рей также находил Лани прелестным и понимал, что, чем дольше смотрит на Него, тем больше усиливает свои страдания. Мальчишки хотелось коснуться снова, но он вспоминал, как прижавшись мокрым от слёз лицом к его груди, Лани стоял, ни жив, ни мёртв, и почти умирал, представляя, как увидит это снова, если посмеет. От этих мыслей, воспоминаний, он был готов тихо завыть. Невинный мальчик с тонкими запястьями, загорелой кожей и тёмными, вьющимися кольцами волосами. Юное создание, не знающее греха и не вкусившее запретный плод. Тихий, покорный и пугливый, словно дикая лань, юноша с тёмными глазами. «За что мне такое испытание?» — думал Рей, глядя на мальчика и пьянея совсем не от вина. Очевидно, он сошёл бы с ума, если бы не всего одна допущенная им слабость. Это был знойный день, когда, занятый своими мыслями и прогулкой по саду, он увидел перед собой Лани, собирающего спелые апельсины. Неясно, что на него подействовало, но сдержанность, которая уберегала его от подобного на протяжении полутора месяцев, подвела его именно тогда. Последнее, что он помнил, это, как, обвив тонкий стан руками, он коснулся совершенно нежно губ юноши своими, лаская, ничего не забирая, а только даря свою разрушительную любовь. Стоило понять, что он на самом деле творит, отстранился и воззрился на Лани, боясь, что снова напугал его, что поселил внутри него отвращение к себе.  — Прости, Лани, — господин действительно ощущал вину за содеянное, и ему не было дела до того, что мальчик являлся рабом. Невозможно заставить себя не чувствовать, когда перед тобой тот, кто уже несколько недель мучает твоё сознание обрывками воспоминаний. Рей убрал руку от лица юноши, забрав тёмную прядь за ухо и пытаясь разглядеть все до единой эмоции на прекрасном лице.  — Почему Господин Рей извиняется? — Лани выглядел удивлённым, немного растерянным, но в его голосе и движениях не было страха. Мужчина не понимал, почему, ведь он так напугал мальчика в их первую встречу, а теперь едва не сорвался, чтобы сделать буквально то же самое. Карие глаза смотрели на него внимательно, а щёки лишь слегка покраснели. «Смущается…» — растекаясь от нежности, подумал Рей, не сразу вернув себе способность говорить.  — Я, верно, напугал тебя сейчас, — предположил он — Хотя обещал, что больше не трону.  — Господин не обязан сдерживать обещания перед рабом… — Рей всё равно понимал, что не смог бы иначе. Потерять таким образом доверие Лани было бы худшим, что он мог сейчас сделать — И вы совсем меня не напугали. Господин Рей очень добр ко мне, мне не из-за чего Вас бояться. Лани держал в руках корзину, в которую складывал сорванные апельсины, и, нервничая, начал теребить прутья, из которых она была сделана. Тонкая белая туника облепляла его стан и лёгкий ветер заставлял ткань струиться, демонстрируя и без того заметную хрупкость юноши. Сколько ему? Есть хотя бы шестнадцать? До этого нет дела — Рей всё равно не сможет сотворить с ним то, ради чего покупал. Такое ему не по карману. — А стоило бы, Лани, ещё как стоило, — не отстраняясь, но и не приближаясь, проговорил Рей. Лани совсем не понимал своего Господина: ещё в первый день, как он оказался в доме этого мужчины, тот не тронул его, отпустил, выделив, хоть и маленькую, но всё же отдельную комнату, как для любой прислуги. Не тронул и неделей позже, когда Лани привык и освоился на новом месте. Не сделал этого и месяц спустя, к удивлению невольника. Даже, когда к хозяину пришли гости, и Лани довелось прислуживать на симпозиуме, на все вопросы и нескромные предложения знакомых Господин отвечал, что мальчишку нельзя тронуть, умело обходя тот факт, что он являлся рабом. Тем временем, сердце юного Лани наполнялось, если не симпатией к хозяину, то искренней благодарностью. От не испытанных ранее чувств становилось неловко, но гораздо хуже для него теперь было то, что Господин перестал обращать на него внимание, хоть он и сам этого не понимал. Из созерцания мужчины и мыслей, кои часто посещали его, стоило ему отвлечься от работы или увидеть знакомую фигуру вдалеке, юношу вытянул голос Рея. — Солнце уже высоко, иди в дом, Лани, — посоветовал Рей. В это время можно было запросто сгореть под палящими лучами, и Рей никак не мог допустить, чтобы это случилось с пленяющим его разум мальчишкой. Тот быстро засобирался и уже направился к дому, но вдруг остановился и спросил робко: — А как же Вы, Господин? — И я тоже, — ответил мужчина, сходя с ума от заботы этого невероятного создания — Чуть позже. Лани не оставалось ничего, кроме как скромно опустить глаза и проследовать в дом, а Рею, как только тот увидел, что фигура в белой тунике отдалилась достаточно, прислониться к апельсиновому дереву и взмолиться богам: за что полуслепые Мойры* переплели нить его судьбы с этим мальчишкой?! За что ему такое испытание, и главное — за что оно Лани? Знал бы только Рей, что в тот миг, когда предмет его душевных терзаний только успел закрыть дверь в дом и поставить на пол корзину, что он прислонил руку к своей груди, чувствуя, как бешено бьётся сердце. Но то был не страх — то была влюблённость. И, когда, поймав своё отражение в медном подносе, Лани неуверенно коснулся своих губ, вспоминая, кто их сегодня касался, в ту же секунду испуганно отшатнулся, залившись краской и устыдившись. Он начал понимать и почему Господин никак не выходит из головы, и почему сердце бьётся так быстро, и что же с ним происходит. С того дня, как случился их первый поцелуй, Рей старался избегать мальчика, а Лани — напротив, улучить хоть миг, чтобы столкнуться взглядами. И к его счастью, как бы ни был осторожен Рей, он тоже смотрел на него, а потому такое хоть и редко, но происходило. В такие моменты Лани хотелось броситься к господину, рассказать ему обо всём, что он чувствует и — в самых смелых мечтах, конечно — снова коснуться его губ. Стыдясь и оттого краснея, он спросил как-то у молодой служанки Аэллы, была ли у господина когда-то жена, на что чернокудрая бестия, хихикая, отвечала, что господин предпочитает мужчин. Сказанного Лани хватило, чтобы залиться краской окончательно и просто сбежать от расспросов не знающей смущения служанки. А потом случилось то, что заставило Лани пожалеть обо всём, чего он не успел сделать — Господин уехал на неделю гостить к другу из Фив. Тогда потянулись длинные, не имеющие смысла дни в многолюдном, но теперь таком пустом богатом доме. Он засыпал и просыпался со слипшимися от слёз ресницами, потому что ночью образ доброго господина являлся ему во сне, не давая покоя. Слуги шептались, но не осуждали, нет, скорее жалели несчастного юношу. Но даже гнев богов имеет конец, и в одну из ночей, когда послышалось уже стрекотание цикад, а Селена** прошествовала с факелом в небо, Рей, вернувшись в дом ранее оговоренного, вошёл в комнату к спящему Лани. От мужчины пахло вином и немного морским прибоем, и, склонившись у постели юноши, он шептал ему всякие глупости. — До чего же ты красив, Лани, — лепетал он, опуская тяжёлую ладонь на голову юноши и проводя ею по его волосам — И как же глуп был я, ожидая, что ласки гетер*** смогут тебя затмить. Ничто не сможет… — грудь могучего воина наполнялась теплом, стоило только взглянуть на лик мальчишки — Но как мне тогда уберечь тебя? Каким богам молиться, чтобы те дали мне силы на это? — погладив по щеке, спросил Рей. Закончив свои откровения, он склонил тяжёлую голову, будто в раскаянье, но спустя секунду был вынужден её поднять. — Но от чего уберечь, Господин? — раздалось над ним, и, подняв глаза он убедился в том, что голос принадлежал принявшему сидячее положение Лани. На лице его не было ни тени сна. «Неужели он всё слышал?» — со страхом подумал Рей. Почему не прогнал и не открыл глаза раньше? — От меня самого, Лани, от того, чтобы приходить в твою комнату, как сейчас и любоваться тобой, мечтая о большем, — было поздно отступать, и Рей решил рассказать всё честно, не утаивая больше ничего. — Но я хотел, чтобы Вы пришли… — комкая тонкую простыню в руках, ответил Лани — Я думал первое время, будто Вы мой сон, Господин, и только проснувшись, понял, что это не так… Сердце мужчины быстро забилось, отдаваясь стуком в висках. Неужто он снился своему — если бы тот только позволил — мальчику? Почему занял место в голове этого светлого создания? — Вы снились мне все эти ночи, Господин. Я не мог уснуть, не вспомнив вашего взгляда и того, что вы сделали в тени садовых деревьев. Я не знал ничьей доброты, кроме вашей, но готов бы был отказаться от всего мира лишь за то, чтобы Вы приходили ко мне, как сейчас, хоть я до сих пор ещё не верю, что Морфей выпустил меня из своих пут… Невысказанные чувства рвались наружу, и теперь, кусая губы, пугаясь самого себя, влюблённый раб рассказывал о них тому, кто мучал его глупое сердце. От пылкости своей, Лани едва не начал задыхаться сам, а в уголках глаз скопились капельки слёз, и он наконец произнёс, набравшись воздуха и смелости: — Я люблю Вас, — и со всей своей горячностью и страстностью, которой обладают люди его возраста, прислонился губами к губам мужчины, пробуя на вкус оставшееся на них вино. Мужчина опешил, и первые секунды не знал, что ему сделать, но стоило горячим губам мальчишки прижаться к его, как все мысли смыло волной чувственного желания. Руки сами легли на узкие бёдра и спину, притягивая к себе, а язык умело начал ласкать чужой рот. Тем более, что мальчик сам жался к нему, приоткрывал нежные губы, стараясь своей напористостью, наверное, восполнить отсутствие опыта. Лани дрожал и, не зная, куда себя деть, опустил руки на плечи Рея, огладил мускулистую грудь и тут же, скользнув по животу, коснулся ей паха, ощущая естественную твёрдость. Он и сам не знал, что собирается делать. И тут Рей будто очнулся. Быстро отстранился от волнующих влажных губ и взглянул на раскрасневшееся лицо. Отстранил тонкую руку от себя и дал время отдышаться себе и мальчишке рядом. Так они дышали, слабо соприкасаясь, какое-то время. — Господин… — взволнованно начал Лани, как только пришёл в себя, думая, что сделал что-то не так, чем расстроил своего хозяина. — Тише, тише, Лани, — с улыбкой прошептал господин удивлённому и не понимающему его тихого смеха юноше — Не сегодня, мой драгоценный. Как бы ни был пылок Лани, мужчина помнил о том, что тот оставался невинным мальчиком, и, несмотря на то, что он стерпел бы любую боль, лишь бы стать с ним ближе, Рей благоразумно остановился. Хотя он и сам сейчас чуть не потерял голову из-за столь неожиданного признания, сейчас было явно не место и не время. Не для такого, как Лани… — Но Вы… — недоуменно начал юноша, но его тут же перебили. — Возбуждён? Да. Но ты не готов к этому сегодня, — ласково объяснил ему Рей, бережно гладя по щекам, будто успокаивая, и, предупреждая уже готовое быть высказанным возражение, продолжил — Мы займёмся этим завтра, Лани, если ты придёшь ко мне. Рей был уверен, что он придёт, но счёл нужным уточнить. На лице мальчишки отразилось такое смятение, даже лёгкая обида за то, что ему не ответили взаимностью сейчас, хоть он отдалённо и понимал, что Рей прав. Он действительно напуган и не готов. — Спокойной ночи, Лани, — целомудренно поцеловав мальчика в лоб, пожелал Рей, собираясь уходить. — Господин, останьтесь со мной сегодня! — взмолился юноша, схватив его за руку. Так не хотелось отпускать, расставаться с теплом, которое непременно посещало Лани в присутствии мужчины. — Нет, Лани, — нехотя, но твёрдо, произнёс в ответ, однако, вновь склонившись над ним — Тогда я точно не сдержусь, а простить этого себе уже не смогу, — прислонившись ко лбу Лани своим и прикрыв глаза на миг, тихо сказал он, давая им обоим ещё пару минут насладиться близостью друг друга. Затем, отпустив руку, встал с кровати и вышел из комнаты.

***

С самого утра у Лани всё валилось из рук. Он помнил и держал в голове каждое слово своего Господина, сказанное накануне этой ночью, но, увидев его, всё равно не смог сразу поверить, что это было не сном. Ещё и несносная Аэлла растрещала всем о том, что видела, будто поздней ночью господин Рей выходил из его комнаты. Но другие будто не обращали на это внимания, и Лани смог себя успокоить тем, что никто в самом деле не видит в этом ничего зазорного. В конце концов, такие отношения были нормальны для воинов, но Лани не был даже воспитанником Рея, чтобы занимать подобное положение. Впрочем, всё его волнение отступало, стоило увидеть Рея, который, заметив его взгляд, ласково ему улыбался. Рей всегда знал, что делать, и Лани доверял ему, чтобы ни происходило. По крайней мере, так было до вечера, пока темнота не стала опускаться на землю, постепенно погружая город в сумерки. И тогда, вспомня, куда и зачем ему нужно было сегодня прийти, Лани впервые позволил себе испугаться. Но где ему было искать теперь утешения и защиты, как ни рядом с Реем? Ноги в сандалиях сами привели его в незнакомые, находящиеся рядом с его комнатой, покои. Господин стоял к нему спиной и смотрел в окно, хотя было очевидно, что он услышал звук шагов Лани. Воины умеют различать малейший шорох даже, когда спят, а Рей абсолютно точно ждал его. Ведь ждал же? Лани, не зная, что ему делать, застыл на пороге комнаты и стоял там, пока Рей сам не обратил на него внимание и не позвал к себе. — Мне стоило прийти за тобой самому, чтобы тебе не пришлось волноваться, — отозвался Рей, уже прижимая юношу к себе и гладя по голове. — Но тогда кто-то мог бы увидеть… — К Эребу**** всех их, вместе с их длинными языками, — отрезал Рей, потянув мальчика за руку. Не отпуская его, он подвёл их к низкому столику, на котором уже стоял наполненный до краёв позолочённый кубок. С отразившимся на лице удивлением, Лани узнал в бордовой жидкости ничем не разбавленное — как это делали для рабов на праздники — вино. Рей протянул кубок ему. — Сделай пару глотков, — не приказал, а попросил он, затем поясняя — Это для того, чтобы расслабиться. Второго кубка на столике не было, из чего Лани сделал вывод, что пригубить вина позволено только ему. И не ошибся в этом: Рей знал, что если его мальчику вино позволит расслабиться и немного притупить возможную боль, то ему затуманит рассудок. А мужчине нужно было ровно противоположное для того, чтобы не причинить мальчишке боли — максимальная сосредоточенность и ясность ума. Вино оказалось слишком крепким для Лани, ни разу почти в жизни не пробовавшему алкоголя, и он закашлялся. Мужчина тут же перехватил у него кубок, отставляя его в сторону, призывая не торопиться. Но стоило Лани взглянуть на него полупьяными тёпло-ореховыми глазами, как он прижал его к себе, целуя всего третий раз за жизнь, и огладил по пояснице. Аккуратно уложил на кровать, не отрываясь от сладких губ и осторожно убирая мешающие сейчас длинные волосы Лани. Но, вспомнив о чём-то, вновь отстранился. — Радость моя, — прошептал он, нависая над юношей и глядя в его глаза, уже с поволокой — Скажи мне, если будет больно или неприятно, — говорит эти слова максимально вдумчиво, показывая их важность. Рей знал, что в случае чего Лани вряд ли скажет о своём дискомфорте, ведь вытерпит всё мыслимое, для того, чтобы стать с ним единым и не разочаровать. Но Рей не хотел, чтобы Лани терпел. Рей хотел, чтобы ему было хорошо. Ответом служит лишь утвердительный кивок и закушенные в нетерпении губы. Рей ласково целует в лоб, кладя руки на алые от смущения и желания щёки, затем находит открывшиеся только для него лепестки губ и осторожно проникает языком в рот мальчишки. Целует долго и нетребовательно, давая время на то, чтобы довериться и почувствовать себя в безопасности. Отрывается от них, только, когда чувствует, что Лани нужно вдохнуть, а сам же спускается ими на шею, ключицы и плечи. Кожа у Лани — нежнейший шёлк, и, ощущая это, Рею становится страшно коснуться её зубами. Проведя языком дорожку от груди до пупка, опаляет дыханием поджавшийся живот и оставляет внизу мокрый поцелуй, придерживая рукой за бедро. Лани удивлённо ахает, распахивая глаза, и тут же закрывает их руками от стыда. Рей возвращается к его лицу и, сначала молча трётся носом о тыльную сторону ладоней, прося пустить его, и целует в них. Мальчик медленно убирает ладони от лица, откликаясь на безмолвную просьбу, и доверчиво оплетает руками шею мужчины. И снова череда медленных, глубоких поцелуев, успокаивающих и вместе с тем разогревающих ласк, томных вздохов и приглушённых из-за смущения полу стонов. Когда Рей вновь подбирается к паху мальчика и отводит прикрывавшую до того юношеское естество простыню, он уже не закрывает лицо руками, а лишь сжимает ими постель, чтобы удержать себя непонятно от чего. Какое-то время господин покрывает поцелуями узкие бёдра, совершенно игнорируя упирающееся в него возбуждение, и, только услышав жалобный всхлип, касается наконец-то и там. Лани вскидывается и начинает мелко дрожать, когда Рей удерживает его за бёдра и проводит языком по сочащейся головке. Так приятно, стыдно и горячо ему ещё не было никогда. А уж тогда, когда мужчина полностью насадился жарким и умелым ртом на его возбуждение, он не смог сдержать протяжного однозначного стона. Рей уловил и продолжил делать поступательные движения, то вбирая небольшой ствол полностью и глубоко, то уделяя внимание только головке. Метаясь по постели и не в силах сдерживать свои стоны, Лани едва не плакал от сладостной пытки и едва смог задушено прошептать: — Господин Рей, я сейчас… — и с разочарованием ощутил отсутствие ласкающих губ там, где они были мгновение назад. — Я понял, мой маленький, — несильно пережимая ствол мальчишки, чтобы тот не излился раньше времени, ответил он — Потерпи ещё немного — и потянулся за непонятно откуда взявшимся флакончиком с душистым маслом. Но отложив его на время, вновь обхватил бёдра и приблизился губами к сжавшемуся сфинктеру. Хотелось, нестерпимо хотелось обласкать Его везде и всюду, но мужчину остановила, наверное, одна единственная способная на это вещь — голос своего юного любовника. — Господин, не надо! Н-не там… Пожалуйста… — проскулил Лани, дрожащими руками отстраняя Рея и едва не плача. Мужчина понял, что это действительно может быть слишком для неопытного, неискушённого мальчика, и отступил. — Хорошо, малыш, хорошо, — взяв того за руку и переплетя пальцы — Только не закрывайся снова. Рей отстранился и прижал Лани к себе, вновь забывая и о своём возбуждении, и о течении времени — в ту секунду, когда его возлюбленный был напуган, подождать могло абсолютно всё. Он начал его неторопливо целовать, позволяя прижаться кожа к коже, на время спрятаться от взгляда и слишком смущающих поглаживаний. Лани же быстро успокоился, вновь ощутив губы мужчины на своих и послушно раздвинул ноги, когда длинные и сильные пальцы — только когда прошло достаточное время и унялась нервная дрожь! — скользнули между, нащупав напряжённое колечко мышц. Поначалу было неприятно, но юноша не позволил себе отстраниться, чувствуя ласкающую руку на своём пенисе. Забеспокоился только тогда, когда в голову ударила мысль, что, очевидно, его господин возбуждён не меньше, но сдерживается ради него, но в эту секунду пальцы задели что-то внутри, и он вскрикнул, совершенно забывая обо всём. Всё остальное прошло для него, как в бреду, когда он только и мог, что стонать и, нетерпеливо насаживаясь на пальцы, просить большего. Осторожно вынув пальцы, Рей отстранился, переждав особенно сильный всплеск собственного возбуждения, когда увидел своего мальчика сверху — абсолютно нагого и открытого. Пришедшая ранее в голову мысль перевернуть его на живот, была тут же отметена — ему нужно будет видеть каждую эмоцию на лице своего нежного Лани. Добавив ещё масла, мужчина смазал им и себя, и приставил к разработанному входу головку собственного члена, готовясь войти. Мальчика даже не потребовалось просить расслабиться: разомлевший, он выдавал собственное волнение разве что закушенными губами. Погрузившись на половину и не ощутив особого сопротивления, Рей всё же остановился. — Хороший мой, ты весь дрожишь. Больно? — заглядывая тому в глаза, и бережно охватывая чужое возбуждение рукой. — Н-нет… — ошалело просипел Лани, томно дыша — Я хочу Вас полностью, прошу… — и потянулся за поцелуем уже сам. Страх исчез, а смущение на время отступило, оставив только страсть и дикое желание доставить удовольствие любимому и себе. Дольше просить уже было не нужно. И когда Рей вошёл до конца, поймав губами громкий стон, и когда Лани извивался под ним, отдаваясь, словно в последний раз, и когда стыдливо просил ускориться или наоборот. Рей выполнял любую его, даже невысказанную просьбу, не уставая целовать и гладить по всему телу. Ещё ни с кем он не испытывал подобного удовольствия, и только теперь понял, какого это, любить кого-то, а не просто делить ложе. Лани же не с чем было сравнить, но он помнил рассказы других рабов, хозяева которых обращались с ними особенно жестоко, и понимал, что если его и мучали, то совершенно по-другому. Нежно, аккуратно и взаимно. С ним обращались, как с возлюбленным, а не рабом, и от этого сердце сжималось только сильнее. Оргазм был оглушительным и столь же неожиданным, настигнув их почти одновременно. Лани вскрикнул, чувствуя, как упругая струя брызнула на живот, и поджал пальцы на ногах от удовольствия, услышав над собой низкий гортанный рык, означающий пик наслаждения и господина Рея тоже. Долгое время оба не могли отдышаться, и Рею хватило сил только на то, чтобы не навалиться своим немаленьким весом на хрупкого Лани, а опуститься рядом, уткнувшись в ароматную макушку. От Лани пахло травами. Почти такими же, которыми пахло ранее использованное масло. Отойдя от посторгазменной неги, Лани развернулся и молча прижался к груди мужчины, не помня себя от счастья. Прохладный ветер колыхал кроны деревьев за окном, но господин обнял его сильными руками, и юноша ощутил самое настоящее тепло. — Малыш? — позвал Рей, услышав в ответ заинтересованное мычание — Я тоже тебя люблю, — вспомня, что так и не ответил ему вчера, прошелестел он над ухом. — Хочешь отправиться со мной к морю скоро? — спросил он через какое-то время. — Я же ваш раб, Господин, я отправлюсь с Вами везде, куда вы скажете, — не колеблясь, ответил Лани. — Больше не раб, Лани — хитро улыбнувшись, мягко возразил Рей, ласково погладив мальчика по щеке и заглядывая в его глаза — Я подписал твою вольничью ещё в первый день, как привёл в свой дом. ------------------------------------------------‐-------------------------- *Мойры — в греческой мифологии три сестры-богини судьбы. С момента появления человека на свет одна из них заносит его имя в список, вторая прядёт саму нить человеческой жизни, переплетая её и с остальными нитями судеб, а третья разрезает эту нить, обрывая тем самым жизнь человека. ** Селена — богиня луны. Часто её изображали, как молодую девушку, окружённую серебристым сиянием и держащую в руках факел (который и был луной) ***гетеры — жрицы любви в упрощённом варианте, но помимо «искусства обольщения», те владели ораторским искусством, знали философию и обладали умением играть на нескольких музыкальных инструментах. ****Эреб — бог вечной тьмы и сама эта Тьма. Чтобы было понятно, куда Рей посылает всех любителей посплетничать)