Кап.

Противный звук ударяющихся капель бил по рассудку. Отваливалась штукатурка на потолке, а огромные разводы уже стали частью привычного интерьера. Кто-то однажды сказал, что во всём нужно научиться видеть плюсы. Хотя бы лужи нет, незнакомцы-соседи не прибегут выяснять отношения, из-за чего их, например, затопило, или поздней ночью не было возможности вступить в мокрое пятно и ходить потом во влажных испачканных носках. Спёртый воздух заполнил пространство. Лето никогда не было любимым временем года девушки, но это всё ещё лучше, чем сидеть дома в верхней одежде, прилипнув к еле греющей батарее. Из разбитого окна открывался вид на дешёвое кафе, где делали самый отвратительный кофе во всём мире, однако отсутствие конкурентов и разбросанные по улице стаканчики с незамысловатым логотипом твердили о том, что спрос на него всё же был. Кап. Кап. Кап. Казалось, кровля крыши прохудилась настолько, что стала одной сплошной дырой, в которую затекала дождевая вода, отстаивалась там до появления мерзкого запаха речной тины и проникала сквозь тонкий слой гипсокартона. Эстелла любила ливень, засыпала под его шорох в спокойной атмосфере после прочтения нескольких глав потрёпанного романа с пятнами чая на страницах, а затем пыталась выгнать мысли о том, что утром снова нужно будет поставить жестяное ведро в уже обычное для него место. Духота же, напротив, не давала ей погрузиться в мир снов и фантазий, то и дело пробираясь под ночную рубашку горячими потоками, казалось бы, ветра, но он совсем не освежал, а только заставлял шумно выдохнуть, устало подняться за очередной чашкой воды и снова сесть рядом с неподвижной занавеской, оглядывая заученные наизусть вечерние просторы. Миллер вместо овец считала фонарные столбы: на избранных даже горели тусклые лампочки, другие же были погружены в полный мрак. Круглосуточная закусочная сегодня была в распоряжении только у одной официантки, которая уже битый час боролась с желанием утонуть в царстве иллюзий, но одёргивала себя и продолжала тяжко вздыхать в ожидании посетителей, которые не придут. Эстелле даже в какой-то момент стало её жаль. Сама не зная своих мотивов, она с третьего раза захлопнула дверь чердака, чуть не сломав ссохшиеся доски, споткнулась в кромешной темноте, и всё же как-то смогла зацепиться за старенькие перила, не оставив на покатой лестнице пятна своей крови. Приход гостьи запечатлел звон висящей над входом музыки ветра. Девчонка, на вид которой нельзя было дать лет и двадцати, резво подскочила на барном стуле, начиная приветственную тираду своим прокуренным голосом. Уже вблизи Миллер смогла рассмотреть перманентно запавшие синяки под глазами, мелкие морщины у самых уголков глаз и потрескавшийся чёрный лак на её ногтях. Меню ничем не привлекло девушку, только звенящие цифры в графе "цена" побудили контрастный на фоне знойной жары холодок пройтись по её худощавой спине. Она явилась сюда не из желания перекусить посреди ночи и уж точно не за кофе со вкусом половых тряпок, на самом же деле она и сама не знала, какова была цель её визита. Она совершенно не стеснялась своей нищеты, ведь лишь немногие в этом районе жили, позволяя себе хоть какое-то подобие роскоши, пусть это и не платья от Prada и не дизайнерские костюмы, не крутые лимузины с шампанским, но уже лучше, чем её дырявая футболка с ручной вышивкой. Это — последнее, что было у неё от матери, которая не так давно погибла трагичной смертью. Тело так и не нашли, могила за городом пустовала, и хоть на покосившемся надгробии криво выбито её имя, всё равно душа Эстеллы ни разу не содрогнулась возле того камня. Она боялась представить, как долго и мучительно могла умирать её любимая мама: кто знает, вдруг у неё были незакрытые долги, и тогда хоть каждый второй с этой злосчастной разрушенной улицы мог быть потенциальным убийцей. Все здесь одинаково хотели выжить. — Хей! - официантку звали Андреа, именно так гласил бейджик на её фартуке. Она щёлкнула пальцами перед лицом посетительницы и, не увидев никакой реакции, села напротив. — Сложный денёк? Работа, наверное... — Я... не работаю. Просто не могла уснуть: не выдержала пытку капающей водой и одиночеством, - ни слова не поняв, Сакс из солидарности пожала плечами, будто у неё в жизни было всё то же самое. Такой уж у неё был долг — выслушивать проблемы случайных людей, говорить, что скоро наступит белая полоса и приносить чеки. Считай, психотерапевт без достойной заработной платы, которому просто нравилось вот так безвозмездно помогать окружающим. — Расскажи мне что-нибудь. — А, ну... Я Энди. Сегодня мой первый день, а вообще, я живу в соседнем районе, - девушка говорила сбивчиво, с каким-то волнением сначала теребила пуговицы на мятой рубашке с прилипшими кусочками укропа, затем кусала сухие губы до едва заметных трещин. — А ты знаешь, кто владелица заведения? Она такая прикольная... — Не знаю, - честно призналась Элла, стараясь делать вид, что ей не плевать на того, кому принадлежало это угрюмое кафе, и будто этот пустой разговор затягивал её сильнее, чем неприязнь к запаху чего-то горелого в зале. — Она отсюда родом и по секрету рассказала мне, что в юношестве её сильно расстраивало, что ей было некуда сбежать от родителей. Они много пили, иногда даже поднимали руку, а когда у неё появился первый кавалер, - девушка театрально вздохнула с наигранной печалью, что стало для Миллер первым звоночком недоверия, — её выгнали из дома без гроша, словно собаку. Я была в похожей ситуации, - Сакс сложила руки на заляпанной жиром столешнице, чтобы не выдавать в себе тревогу, однако её глаза предательски метались от заплесневелых углов к ложкам с кусочками застывшего соуса, затем от сырых следов грязи с чьих-то ботинок прямо к туманным очам Эстеллы. Та же была абсолютно равнодушна к истории новой знакомой, и всё же молча слушала затянувшийся монолог. — Она тогда помогла мне. Взяла под свою опеку, вырастила, сейчас вот даже дала мне возможность подзаработать на операцию, хотя... — Что за операция? - бесцеремонно выпалила Миллер, не особо заботясь о чувствах собеседницы, а та явно не любила чего-то скрывать, раз так легко выдавала чужие тайны. Андреа тут же вмиг стала серьёзной, черты её лица заострились, она уже не надувала по-детски губы, а только снисходительно улыбнулась. — Рак. Я не дурочка, я не наберу нужную сумму так быстро, но... Нужно же пытаться, да? - риторический вопрос был брошен куда-то за спину гостье, в окнах сверкнули яркие фары дорогущего автомобиля, какой здесь видели впервые. — Я в тебя верю, - Эстелла стёрла пот со лба тыльной стороной руки: хоть доисторический вентилятор и пафосно стоял на столике, персонал не спешил включать его, умело избегая нереальных счетов за электричество. Находясь в подобных условиях, ты учился этому с самого детства. Не тратить попусту воду, не оставлять включённым свет, покупать еду подешевле, зашивать одежду на одном и том же месте, пока она не развалится на нитки, и по сути экономить на всём, на чём только можно. Это бедность. Это когда ты не мог себе позволить позвать друзей на день рождения, потому что торта, который с такой любовью испекла мама, хватило бы на несколько дней выживания. Это когда ты из года в год ешь украденный на ближайшем рынке банан на завтрак и одни и те же полусырые спагетти на ужин, наблюдая, как рёбра с каждым днём всё туже обтягиваются кожей. А ещё когда, видя настоящий Rolls-Royce в метре от себя, Эстелла Милер задержала дыхание, лишь бы какой-нибудь случайный атом выдыхаемого ею углерода не зацепил идеальное глянцевое покрытие чужого имущества. Разбитые серые кирпичи расписаны дерзкими подростками — хоть какая-то разноцветная клякса посреди занудных переулков, которые совсем поглотила мгла и не пропускала туда ни единого лучика света от мигающих фонарей. Лишь фары авто едва освещали место событий, которые Эстелла предпочла бы забыть, как ужасный кошмар, но она просто оказалась не в то время, не в том месте, как это бывало в каких-нибудь драмах. Брюнетка крепко впилась своими когтями в шею блондинки, пока её, не давая сбежать, держали два высоких мужчины в чёрных пиджаках, та уже задыхалась от недостатка воздуха, закашлялась, изо рта потекла красная вязкая струйка, пачкая её разорванную в клочья одежду. Одно ловкое движение — и женщина падает на сырой асфальт. Без криков и мольбы о пощаде, лишь с оглушающим всхлипом, держась руками за окровавленный живот, корчась от боли. Такое зрелище было для Миллер не впервой. — Отсюда я тебя вытащила, здесь ты и сгниёшь, - на лице убийцы промелькнула самодовольная ухмылка, она буквально выплёвывала эти слова, наслаждаясь своим всемогуществом. — Предательница! - она раскатисто рассмеялась, счищая со своих лаковых туфлей-лодочек влажную землю прямо о брюки жертвы. Она была сильна. По ней сразу видно, что она не отсюда, гораздо влиятельнее и жёстче: блестящий жакет, юбка от кутюр, которая идеально подчёркивала фигуру, золотые украшения, наручные часы с бриллиантами. Это светская львица. Только вот какой был резон выставлять своё преступление напоказ, давать полиции наводку на себя, ведь столько улик могли привести к ней... Женщина уже было двинулась к машине, как вдруг изумлённо застыла на месте, указывая пальцем своих кровавых рук прямо на Эллу, что по-партизански наблюдала за беззаконием из-за угла, совершенно не заботясь о своей безопасности, о том, что именно сейчас её могли точно так же зарезать каким-то ржавым ножом и бросить в полупустую исписанную тегами урну для мусора, которую завтра утром, даже не заглянув внутрь, опрокинут в мусоровоз и отправят на свалку. Собака. Ничтожная, никому не нужная жизнь нищенки. Ни одна душа даже не вспомнит о ней, лишь старенькая арендодательница-наркоманка заподозрит неладное, когда придёт выбивать долги за неоплаченные три месяца, но и та в очередной раз насмешливо проскулит: "Проститутка". Она даже обрадуется, что сможет сдать чердак кому-нибудь, кто вовремя заплатит тридцать баксов за неопрятную комнатку в комплекте с ведром и ежесекундным «кап». Эстелла уже горько усмехнулась своим мыслям, как сильные руки охранников схватили её и подвели к хозяйке, не церемонясь и не волнуясь, что почти вырывали плечевые кости из суставов. Наглость была чревата последствиями. Девушка это понимала, но продолжала нахально, смело смотреть в синие глаза дамы из высшего общества. Вдруг внимание к себе приковала знакомая эмблема на её наряде, но Миллер не была достаточно обознана, чтобы сразу же распознать, что она означала. — Ты ничего никому не скажешь, - отчеканила каждое слово та, грозно смотря сверху вниз на мелкую шавку, и провела красным лезвием по чужой челюсти, так и норовя спуститься им к шее, дабы не оставить свидетелей. Но, кажется, ей это было ни к чему — лишь личные счёты с блондиночкой да и только. — Имя! — Эстелла. — Полное, дурочка, - она хищно приблизилась к мордочке заморашки, чуть надавливая на нож, из-за чего у той чаще забилось сердце, позволяя дикому страху обуять её таким инстинтивным желанием жить, пусть даже в таком вот неприметном обветшалом доме со сложной финансовой ситуацией. — Эстелла...Миллер, - девчонка непроизвольно кашлянула прямо в лицо мисс-угрозы, тем самым заставив её со скепсисом и брезгливостью отодвинуться на целый шаг. Целый шаг — а уже такая свобода воли! — Завтра на твой счёт поступят... пятьдесят? Нет, сто тысяч. Если я узнаю, что ты кому-то проболталась, ты следующая, - она кивнула на теряющую сознание женщину, и, точно так же кивая, Элла без единого сомнения согласилась, не то, чтобы доверяя ей, но из побуждений рассудка — лишь бы не вызвать в жестокой знатной леди ещё один порыв агрессии. Та снисходительно прикрыла веки, вдыхая полной грудью адский смог вперемешку с пылью, а затем вальяжно села на блестящее пассажирское место, отдавая страже приказ отпустить заложницу.