Спасибо тебе, Ëжик.

Я помню, как тогда катился мой авто с вершины. Помню тот режущий ветер, шум в ушах и стук в висках, ведь впереди обрыв. И тут, на самом краю ножа, на тонкой нити жизни приходит осознание: «Я был не прав». Пин словно знал чем это кончится, когда уволок канистру с бензином, все они знают, что я это сделал, украл. Что-то щелкнуло тогда в моей башке, может совесть, не знаю. И кажется пора расплачиваться по счетам. Знаешь, последнее что вижу – тебя. Тебя и твои дурацкие фантики. Ты так тепло улыбался им, что меня обида хватала, и я ходил по твоей комнате, причитая о их глупости. Зная, что задеваю тебя, продолжаю, даже когда ты взрываешься негодованием и злостью. Стоило бы притормозить и заткнуться тогда, но как же, гордость позволит. А ведь позже вернулся и в качестве извинений принес фантик от какой-то конфеты, который ты, кажется, забраковал. Ты имел полное право так поступить, я обидел тебя. А потом этот ветер, и эти чертовы фантики (почему ты их не приклеил?) беспечно улетают в окно. Я проклинал их всей своей душой в тот миг, и когда мчался, как умом повредившийся по лесу, по грязи, а в голове бьёт ФАНТИКИ, НУЖНО ПОЙМАТЬ ФАНТИКИ. Я бежал как одержимый, поэтому и завалился в ручей. А дальше слишком хаотично и сумбурно, я помню лишь то, что лежу под упавшим (каким же чудом не на меня) пылающим деревом и дрожу от холода и сырости. Плевать, мне важны эти фантики. Голос выныривает с фонарём в руках из пустоты и зовёт, словно не верит в мою невредимость, с трепетным отчаянием и хрупкой надеждой. И вот мы сидим на мокрой кроне, а ты говоришь, что безумно рад, что нашел меня, согревая лучше любого огня мягкой улыбкой. Должно быть шутишь. Тебе ведь так важны были фантики, а я упустил их. До сих пор не понимаю в чем их суть. Знаю то, что важно, тебе важно. Ты не раз выручал меня, даже сейчас, когда меня колотит от пережитого, от страха, только ты рядом. Остальные знают – суета ни к чему, кажется, так сказал Карыч, уводя обеспокоенную Совунью из палаты, где меня позже осмотрел Лосяж. Твоя рука поверх одеяла прижимает немного крепче, чем нужно, а глаза уже так долго буравят стену. Даже не представляю, как в обычно таком теплом взгляде, может уживаться такая холодная сталь. Ты боялся, и мой туманный разум только начинает осознавать всю серьезность содеянного. Всегда, когда меня ведёт к приключениям на пятую точку, я звал тебя. Думал весело, прикольно. Казалось, что в твоих глазах всегда был укор, но на деле, там было лишь беспокойство. И никакого осуждения. Ты всегда был ближе к ним, взрослым. А меня считали ребенком, глупым ребенком, которому лишь бы поиграть. В самом деле я и вправду такой. Соперничал, боялся, что ты меня превзойдешь, и всегда поражался тебе. Твоему уму и спокойствию, совсем как у взрослых. По-моему, я даже признался тебе о страхе «ты вырастешь, а я так и останусь, маленьким и глупым». Да-да, так и сказал. Даже не вспомнить, чем все кончилось, скорее всего, ты как обычно сказал что-то в поддержку, и мне полегчало. Неужели ты всегда чувствовал то, что испытываешь сейчас? Я такой идиот. Гнался вперед и не видел, как ты ходил до происшествия к машине, как уговаривал пойти домой. Эта одержимость ездой, адреналином, ветром, так туманит. И только сейчас понял, что важно было не это. - Держи, - слышу голос будто из далека, и неосознанно уже утыкаюсь носом в кружку полуостывшего чая, травы так приятно тянут и дурманят, успокаивают. Я такой идиот. - Поднимись немного, я не достаю до выключателя. Щелчок и комната поглощается блаженной тьмой. Через мгновение твой тёплый бок соприкасается с моим. - Теперь спи. Ты всегда был рядом, даже когда я это не замечал. - Спасибо тебе, Ёжик.