Тепло на кончиках пальцев

Это был один из таких вечеров, когда небо с каждой минутой приближается к тому самому насыщенно-глубокому синему цвету, что можно увидеть только в конце лета, на пике прозрачности дрожащего тёплого воздуха. Ночи в такие дни никогда не прорастают стремительно, но наступают как будто украдкой, маленькими последовательными шажками, обнимают за плечи. Один за одним зажигаются садовые фонари перед верандой, сгущают вокруг себя нежёстко подсвеченную, а от того ещё более задумчивую тёмную тишину и танцующих светлячков… Мошки кружатся и ударяются о стекло светильника, а потом отскакивают куда-то за грань, за мягкий и тёпло-манящий вечерний ореол света на длинной ножке, растворяются в зыбкой пахучей тайне опускающегося на мир спокойствия. Ветер добродушно тронул чёрные с проседью волосы сидевшего на деревянных ступенях веранды мужчины. Дух разрушения в прошлом, дух Земли в будущем, ныне простой смертный… Зарм улыбнулся и прикрыл глаза, наслаждаясь единственно настоящим, верным сейчас моментом. Фарфоровое молчание не давило. Оно подобралось близко, как старая ласковая собака, свернулось клубком на коленях и охраняло покой. Сверчки подпевали ему тихо и умиротворённо, было тепло… Теперь, сидя в одном из принадлежавших мистеру Навару загородных домов, замершем пока в ожидании своего хозяина, Зарм думал именно о них, о будущем и о прошлом: о втором меньше, чем о первом, а больше всего о моменте в реальности, о «мы», о «надолго» и о «не один», «не враг», «рядом»… Не раз преданный и не раз убитый, он мечтал и грезил как ребёнок, едва начинающий жить. Да ведь так оно в какой-то степени и было, в самом деле… На плечо легла аристократически-светлая ладонь с заострёнными ногтями, и Зарм вынырнул. Одиночество закончилось быстро — так быстро кончается лето, любимая сыгранная на рояле мелодия, чашка душистого яблочного чая, — и стало ещё приятнее и вольнее. Подошедший незримым Навар кивнул. Кошачья природа опять — всё ещё — прятала и глушила его шаги даже по гравийной дорожке. А в глазах плескалась мало кому из кошек свойственная привязанность… — Здравствуй. — Я привёз кое-что для тебя из города. Заглянул после деловой встречи в магазин, и, в общем… Пара улыбок, комфортно сбегающих греющими волнами по позвоночнику, и шорох пакетов. Из плена обёрток явился изящный бумажный фонарик. Алый отпечаток яркого счастья, натянутый на почти невесомый металлический каркас. Не потерявший от этого ни своего цвета, ни радости, облачённый в функционал и форму, получивший предназначение… Зарму спрашивать не хотелось — молчание, оно ведь разве что для глухих, — но Навар отвечал. Отвечал нежными прикосновениями ладоней, пока они разворачивали тихо похрустывавшую новую бумагу, отвечал взглядами. Отвечал словами. — В Китае их отпускают на счастье. Согласно легенде, первые бумажные фонарики много веков назад были зажжены буддистскими монахами… Каждый день на неплодородной почве верные делу трудились по много часов в сутки, обеспечивая себя и помогая деревенским жителям, но урожаи не всходили, а у людей опускались руки. Всё было безрезультатно. Так и продолжалось до тех пор, пока монахи не начали зажигать огни, очищающие душу и придающие сил. Сами того не замечая, жители деревни постепенно потеряли тревогу, утратили жажду бренного существования, освободились от дурных мыслей… Жизнь наладилась, и даже природа, казалось, стала намного благосклоннее. А светящиеся аэростаты из лёгкой рисовой бумаги превратились в символическую традицию. Обозначают они очищение человеческой души, её обновление и свободу. Так и по сей день… Добрый послушный огонёк прыгнул с именной зажигалки Навара на горелку. Кольнуло переплетённые пальцы добродушное тепло. Тонкое копчёное перемешалось с ароматом вечерних цветов, растворилось в атмосфере, коснулось обоняния и сгинуло окончательно в наступившей наконец ночи. Притаился незримый ветер. — Это красивая легенда, Жуль Навар. — И я подумал, что красиво будет вместе осуществить описываемый ей ритуал. — В честь очищения и обновления? — И счастья. Тихий смех. Подождать и разжать ладони, отпуская. Вместе с алой бархатной звёздочкой к небу взмыли безмолвные обещания и уверения в чём-то действительно важном. Плавно и неспешно, неуклонно и правильно, спокойно и завораживающе. Вечно. И только двое мужчин ещё некоторое время стояли в мягкой тени притворно-светлых фонарных ореолов, провожая взглядами улетавшую одну на двоих легенду. Да мотыльки всё так же плясали, ударяясь и ударяясь о стёкла с уютным перестуком — еле слышными шагами прячущейся в повседневных укромных буднях любви… К концу подходил только сегодняшний ясный летний вечер. Всё остальное… Всё остальное начиналось.