Снова стою одна, снова курю, мама, снова,
а вокруг тишина, взятая за основу…
Дым заполняет лёгкие по полной программе, отравляет, тихо убивая изнутри, но погружает в бездну спокойствия. В голове голосом подруги, к сожалению или к счастью, бывшей, стучит: «Настя, это обычное самовнушение». А я с юности плевать хотела на эти нотации, да и в целом не видела в них никакого смысла — пустое сотрясание воздуха и нервных клеток. Впрочем, к производному Настя у меня довольно похожее отношение — плевать я хотела на его существование с высокой колокольни. Это папа с мамой всегда хотели лапочку-дочку Настеньку. Ждали принцессу, а получили сорванца Аську, которая по жизни прёт как танк против всех правил и стереотипов. Мне далеко до принцессы — как до луны или вовсе до чёрных дыр — я, в принципе, и не претендую: по мне лучше быть раздолбаем до мозга костей, чем пафосной девицей с манерами высшего света. — Какие люди! — тянет за спиной знакомый голос. Даже не оборачиваясь, затягиваюсь дымом, зная, что сзади стоит моё личное проклятие — Арсений, блять, Попов. — Ага, собственной персоной, — безразлично киваю я, продолжая бессмысленно смотреть на Малую Неву с высоты Тучкова моста. Вода в реке лениво перекатывается по направлению к Финскому заливу, даря спокойствие и умиротворение, — и даже без охраны, прикинь… — Прикинул… Откинуть можно? — Арс улыбается так, что на душе тут же теплеет, и я привычно тянусь обнять друга одной рукой, держа в другой недокуренную сигарету, и целую его в щёку. Морщусь от не самых приятных ощущений — колючий. Мне иногда кажется, что Арсений специально подгадывает наши встречи так, чтобы я обязательно почувствовала зачатки его бороды. С Поповым мы знакомы, кажется, больше десяти лет, но такое чувство, что всю жизнь. Знакомство у нас банальное до жути — мы несколько лет жили на одной лестничной клетке. — Да как же всё задолбало! — в запале кричу во всю глотку во время очередной ссоры с родителями, хватаю рюкзак, куртку, на ходу запрыгиваю в изношенные почти до дыр кроссовки. — Сегодня можете не ждать! — небрежно бросаю я куда-то вглубь квартиры, где сейчас находились родители, и ухожу, напоследок со всей дури хлопнув входной дверью. — Неужели дверь так провинилась? — хмыкает только вернувшийся домой сосед из квартиры напротив, наблюдая как меня словно ураганом сдувает к лестнице, подальше от родительского гнезда. — Попала под раздачу бонусов, — вяло отшучиваюсь я. Стрелки наручных часов беспощадно указывают мне на то, что вряд ли кто-то из подруг в столь поздний час пустит меня переночевать. Денег на то, чтобы переночевать где-то, даже в самой дешёвой гостинице, нет. И куда идти на ночь глядя — непонятно. — Арсений, — неожиданно протягивает он ладонь, предупреждающе добавляя, — Сеней не звать, — по старой привычке внимательно изучаю нового знакомого: довольно атлетическое телосложение, черты лица словно у человека из высшего общества века так 18-19, тёмные волосы, забранные на затылке в тугой хвост, и ярко контрастирующие с бледной кожей льдисто-голубые глаза — образ, соответствующий принцу на белом коне из банальных мелодрам или женских романов, в которого все влюбляются с первого взгляда. Вот только я далеко не принцесса — даже на Золушку не потяну… — А если Арс, нормально? — уточняю я, получая в ответ кивок, — вот и прекрасно. Анастасия, — в тон ему заявляю я, пожимая протянутую ладонь. — Настю не перевариваю, лучше просто Ася. — С родителями поссорилась? — Арс кивает на дверь, которая парой минут ранее пострадала от моей руки. Молча киваю, слова сейчас всё равно бессмысленны. — И идти, я так понимаю, некуда? — поджав губы, нехотя повторяю свой предыдущий жест. — Тогда заходи, — молодой человек гостеприимно распахивает передо мной дверь квартиры. По прошествии лет приходит осознание, что тогда мы ещё были юны и наивны: он спокойно пустил в квартиру девчонку, с которой едва познакомился, я спокойно пошла в гости к малознакомому парню. С тех самых пор прошло почти 12 лет. Я больше не та наивная шестнадцатилетняя девчонка с заплетённой наспех небрежной косичкой, он давно не двадцатишестилетний парень с туго собранным хвостом на затылке. Оба потрёпанные жизнью, с кучей набитых шишек, от которых, если честно, уже пухнет затылок, но не теряющие позитива, чтобы идти дальше. — Ась, ну, может прекратишь уже? — Арсений в очередной раз смотрит на меня весьма осуждающе, намекая на моё пристрастие к курению. — Дымишь как паровоз двадцать четыре на семь. — Попов, по-братски, отъебись, пожалуйста, — вдыхая ещё одну порцию спасительного дыма, наваливаюсь на бетонное ограждение на выступе моста, смотрю куда-то вдаль, где из-за горизонта еле выглядывает круг почти зашедшего солнца, от которого закатом расходится множество полос разных оттенков розового, красного и жёлтого, что будь я художником — непременно бы изобразила эту красоту на мольберте. — И не подумаю, — нарочито громко фыркает мужчина, отбирая у меня едва начатую сигарету и туша её о холодный бетон. Молча пронаблюдав, как окурок летит в стоящую рядом урну, я тут же вытаскиваю новую сигарету из помятой пачки. — Ты достала! — рычит он, вырывая и эту порцию дыма из моих рук, и крошит её на моих глазах на мелкие кусочки. А после в руках моего личного чудовища оказывается и вся пачка, секундой позже брошенная на дно его рюкзака. Ну да, из мусорки же я достану. — Спорить же бесполезно, да? — с грустью смотрю на улетевшую в глубину рюкзака пачку, понимая, что в ближайшие несколько часов мне не светит закурить. Чёртов Попов! Ненавижу! — Именно, — кивает Попов. — Ась, ты, что, обиделась? — Арс толкает меня в бок локтем, пытаясь привлечь внимание. Я не отзываюсь, продолжая смотреть на Неву с отражающимися в ней разводами заката. — Верни мне пачку — я всё прощу, — пытаюсь угрожающе шипеть, но, если честно, получается паршиво — шантажист из меня такой себе выходит. Ветер с реки начинает дуть сильнее, обдавая нас холодным воздухом, отчего я сильнее кутаюсь в ничуть не согревающую кожанку. — Погуляй со мной, — не раздумывая ни секунды, предлагает Арсений. Я поднимаю на него глаза с ясно читаемым в них вопросом: «Чё?». — Погуляй со мной, — отвечая на мой немой вопрос, повторяет он, — потом, может быть, я и верну тебе твою пачку. — Как я тебя иногда ненавижу, — беззлобно бурчу я и нехотя плетусь за Арсом, которого несёт так, словно он на крыльях. — Ага, не рассказывай мне сказки, Аська, — мужчина хохочет на всю набережную так заливисто, что я невольно подхватываю его смех, чувствуя, как настроение медленно поднимается выше отметки «ниже плинтуса».***
Чай в термосе, прогулки под дождём и все насквозь промокшие, но счастливые мы — возникало ощущение, что вновь настало то время, когда мы только познакомились и позволяли себе творить всё, что вздумается (в разумных пределах, конечно). За 12 лет изменилась только цифра в паспорте и несколько морщин под глазами, но по-прежнему с Арсом я могу быть подростком с бушующими гормонами, зная, что он и слова не скажет — сам такой же. С Арсом можно веселиться и грустить, плакать и хохотать до упаду. С ним можно быть бунтарём Аськой с сильно затянувшимся переходным возрастом — можно просто быть с о б о й. — Ну Арс, — обиженно тяну я, когда мужчина, проводив меня до подъезда, так и не отдаёт пачку, отводя руку с ней подальше и повыше и играя со мной, словно я котёнок, а пачка — бантик или клубок ниток, который я так мечтаю заполучить. — Отдай! — угрожающе шепчу я, пытаясь вернуть своё. — Поцелуешь — отдам, — Арс улыбается совершенно по-лисьи, поднимая пачку ещё выше над головой, куда я со своими метр шестьдесят явно не дотянусь, поэтому нехотя целую его в щеку, — не-не-не, — Попов, продолжая хитро улыбаться, мотает головой и шепчет мне на ухо, — так дело не пойдёт, малыш… В губы. — Поповский, ты не охуел ли часом? — вопросительно изгибаю бровь, испепеляя собеседника взглядом. Но если Арс что-то решил — переубедить его, будь он даже сто раз не прав, вряд ли получится. Мужчина даже не отрицает своей наглости, лишь коротко кивает мне в ответ с той же хитрющей улыбкой. От безысходности легко прикасаюсь к его губам своими, тут же отстраняясь. — Ась, так дело не пойдёт, — рычит Арс, притягивая меня к себе и пытаясь затянуть поцелуй, но я чётко обозначаю границы, уперев ладони ему в грудь чуть ли не до хруста рёбер. — Но я не буду больше с тобой целоваться, — пою, глядя Арсу в глаза, сжигая взглядом остатки мостов между нами. — Больше не буду скучать. Я снова забуду тебе позвонить. Да, я забуду, Можешь и не набирать мне, Только не напоминай, нет. Любить тебя? Проще бросить курить. И пусть песня совсем не о нашей ситуации — плевать. Это Арс привык к сложностям, а я зачастую от них позорно убегаю, особенно от тех, что в отношениях. И есть ощущение, что я скорее брошу свою вредную привычку губить лёгкие, чем признаюсь в чувствах. Хотя, зачем зарекаться, если всё может поменяться в любой момент? — Кого ты обманываешь, Ась? — Арсений неожиданно хмурит брови, отпуская меня из цепкой хватки. — Ты — тот человек, для которого проще то, что сложнее. Ты скорее в меня влюбишься, чем бросишь курить. — Самоуверенный, чертила, — всем видом стараясь не показывать, что он прав, фыркаю я, наконец возвращая себе пачку, в очередной раз за сегодня затягиваясь спасительным дымом и нагло вру мужчине прямо в глаза. — Я не из тех, кто будет влюбляться в смазливых красавчиков. — Помнится мне, пару недель назад ты нажралась в дрова и признавалась мне в любви, ну а поговорку про «у трезвого на уме» ты и без меня знаешь, — Попов самодовольно ухмыляется, наблюдая за тем, как добровольно травлю собственный организм. — Ага, а ещё месяца три назад и прошлым летом… А ты, я смотрю, ни в одно признание не поверил. — Не поверил. — Ну и зря, — резко выдыхаю я. Из лёгких вышибает воздух, в горле встаёт ком и сердце отбивает о рёбра свой невероятно бешеный ритм — нервы еле выдерживают, чтобы сделать тот самый шаг, что называется, в пропасть. — Потому что на самом деле я уже давно погрязла в тебе по уши…