Мяч заблокирован.
Слух — единственный орган чувств, что быстрее определил исход битвы. Им не нужно разворачиваться, не нужно видеть, чтобы понять итог, поскольку глухой звук уже ознаменовал себя ударом о поверхность площадки. Но они оборачиваются — мышцы бесконтрольны в громкой надежде их синхронизированных ударах сердец. Удушье совершенной ошибки сжимает глотки с невыносимой силой до отчаяния — мяч коснулся поля.Свисток даёт сигнал очка противникам.
Накопленная усталость сваливается одним булыжником на плечи игроков старшей школы Инаризаки. Душно, жарко, им бы хотелось задохнуться, но дышат — делят это мерзкое чувство на двоих. Близнецы Мия отчётливо слышат друг друга — кажется, что тот пульс, давящий ударами, подобно чудовищным ударам меча, отбивается одинаковым ритмом в ушах обоих. Обострённые чувства так хрупко собираются волей в кулак, чтобы поднять голову. Они обязаны. У них нет другого выбора. Однако Осаму не хотел, чтобы брат нашёл в себе эти силы, как нашёл он, по инерции, по странному знакомому ощущению единственного взгляда, отличающегося от остальных, устремив глаза в сторону от основного состава команды болельщиков. Осаму Мия недооценивал брата в этот миг. Единственная его привилегия, вечно вызванная глупой надеждой, и всё же, относящаяся только к Ней. Трибуны разрывала мёртвая тишина. Тишина ошеломления. Тишина поражения. Но в отличие от любого тамошнего взгляда, только один смотрел с обычной невозмутимостью, не хранящей в себе ни горечи, ни удивления. В них что-то разбилось. Оба знали это, оба ощутили в равной мере, подумав, что его брат куда острее. Булыжник проигрыша, усталость, вина перед командой, что скреблась мышью на затворках сознания — исчезли с первого взгляда, однако возросли в ощутимо большем объёме. Перепад этого мига на площадке усилился вдвое, тенью ложась на близнецов команды, мраком обращая внимание десятков глаз. Ноги вросли в площадку. Когда-то его бы подтолкнул Осаму, но сейчас, в эту секунду спустя столько времени — они оба рассыпались миллиардами осколков, что не подобрать команде. Взоры товарищей по игре уставляются обессиленно в то же направление, единым духом безмолвно подтверждая — им не справиться. На этот раз Её волосы собраны, не давая непослушным прядям затмить поле обозрения. Расслабленные мягкие черты лица застыли в том же привычном не интересе к их персонам, с которым раз за разом Она покоряла сердца двух братьев Мия. Ацуму когда-то предположил, что Ей скучно не только с ними, но и с волейболом, однако через несколько дней развеял эту навеянную под луной сказку, слыша Её подстёгивания в их сторону касаемо очередных соревнований, когда мяч перелетал сетку в изящной подаче. Ей никогда не было безразлично на все сто процентов.Но Она не должна была быть здесь. Она отчетливо сказала…
— Я не приду, — её мягкий голос всегда кажется безразличным только к этим двум парням, от чего не редко окружающие могли подумать, будто они чем-то её обидели. — Ты как всегда, — разочарованный в себе вздох Ацумы тих. Они пересекаются взглядами, так и говоря: будто бы стоило пытаться? Но стоило — понимал каждый. — Почему ты не хочешь приходить на наши матчи? Ты же ходишь на чужие. А она пожимает плечами так небрежно, и не слышно от неё ни ответа, ни восторга, ни упрёка. Но она никогда не бросала их, не отворачивалась и не вертела носа от внимания, спокойно общаясь. Как и сейчас, взлетая в небо на качелях, она мягко, затуманенная своими мыслями, меняет тему беседы. Да, верно. Ей никогда не была безразлично на все сто процентов.
Корни ужаса оплетали всё естество. Ацуму уже не волновало, почему Она пришла. Почему Она увидела их крах — вот главный вопрос, застывший в разуме волейболиста. Им надо идти — твердит внутренний голос Осаму, но глаза его не могут оторваться от фигуры на трибунах. Они чувствуют взгляды не только своей аудитории и команды, казалось, надоедливый блокирующий противников прожигал их спину. Победа, сменившаяся недоумением коротышки, сейчас бы пронзала насквозь, если бы не притупившиеся чувства. Подтолкните их кто-нибудь — взгляд тренера говорил всей команде. Но их взгляды яснеют. Осколки чужими руками собираются воедино, будто на этой площадке рождаются новые люди, вдруг осознавшие в одно мгновение все свои ошибки. Изумление уже горит в их глазах, и их обессилие затмевается борьбой — они докажут, что их поражение здесь и сейчас не было ошибкой, они возрастут — и уже не найдётся соперника, который смог бы одолеть их. Поражение станет стимулом найти свой истинный предел, избавившись от показушного названного людьми мастерства. Её улыбка стала озарением, открывшим когда-то неведанный путь. Вещи так просты. Она улыбается им, и никому-либо другому, для Неё они впервые выиграли матч. Наконец-то они поняли, почему Она никогда не приходила. Их заносчивость, любовь к победе и уничтожение противника существовали в их сердцах как должное. До этого момента. Будто отстранённо от них протекает это время, идя своей чередой. Благодарность, рукопожатия, вызов, их маршрут к выходу с площадки — совсем не ощущаются. В мыслях это светлое воспоминание, в мыслях — осознание и тёплая надежда в сердце новым ветром раздувает огонь. Только голос капитана приводит в сознание, но позади него ясные голубые глаза перекрыты пеленой счастливых слёз, появившись так неожиданно. Ей нельзя сюда. Но команде нужно, чтобы эти двое пришли в себя душой. Капитан привёл их рассудок в привычным режим, но большее не даст им никто другой, кроме Неё. Их руки прячут от всех миниатюрную фигуру, будто скрывая от остальных, через силу воли не давая проявиться отвратительному комку в горле слезами на глазах.Ей никогда не было безразлично.