Раньше и сейчас

Ширакумо Оборо был безнадёжно больным. Каждый день припадки, крики и вой отчаянья. Каждые двенадцать часов вкалывание успокоительного в кровь. У него не было ничего кроме припадков, когда врачи не успевали вколоть очередную порцию лекарства, не было никого кроме двух старых друзей, которые каждый день (без выходных) приходили к нему. По очереди или вместе. Айзава Шота был учителем в старшей школе. Ежедневно толпы громких детей и хмурые коллеги. Допоздна проверять домашние задания и контрольные учеников, планирование следующих уроков. В его суматошной и одновременно закаменевшей в серой рутине жизни было мало толку и смысла, но Шота продолжал существовать ради своего котёнка Суши, ради одного слишком громкого белобрысого друга, который постоянно ходил с наушниками в ушах, переслушивая одни и те же песни. Мужчина жил ради ещё одного человека, нуждающегося в присмотре, которого хотелось обнимать вечно, держать его холодную и дрожащую руку. И каждый день Шота приходил к нему, обнимал и держал за руку - накапливал по капле эту самую вечность. Эти несколько часов с Ширакумо, были единственными, раскрашенными в тёплые цвета, не было чёрно-белых полос перемотки времени, обычно появляющиеся у брюнета во время школьных уроков. Эти полосы уничтожали его будничное время, чтобы как можно быстрее Айзава добрался до белого здания больницы, в палате которой лежал его друг. Сидеть с Ширакумо было приятно до слёз и кривых улыбок. Они могли лишь молчать или вместе лежать в кровати, обнимаясь, или же гулять в парке, держась за руки. И пусть Оборо приходилось катить на специальной коляске, пусть было неудобно до затёкшей руки, которую сжимала другая рука. Пусть. Шота продолжит накапливать их маленькую вечность, проведённую вместе. Возможно, присмотр нужен самому Айзаве, и возможно, это Ширакумо был сиделкой, которая присматривает за растерзанным сердцем учителя. -...Видишь? Ты слишком много думаешь именно потому, что ты такой наблюдательный, Шо. Ты нервничаешь и убеждаешь себя, что ничего не сможешь. Но ты бы мог сдать буквально что угодно, если бы настроился на это! -Что угодно..? Например, управлять детским садом? Или быть учителем? -Ага. Именно. -Попробуй думать, прежде чем говорить. -Чё? Я серьёзно! Хизаши Ямада был ведущим непопулярного радио. Ежедневное множество разговоров ни о чём и наигранная радость жизни, которая зашита психологической травмой. Каждый день слушать нудные отповеди начальника за любую запинку в прямом эфире и при записи. Его жизни нужен был регулятор звука, и Хизаши нашёл его в ежедневных походах к другу. В просторной палате можно было очень долго молчать рядом со спящим или тихо лежащим Ширакумо, слушать его размеренное дыхание. Делать всё настолько тихо и медленно, никуда не спеша, что время само ускорялось для него. Возможно, Хизаши не хватало этой тихой рутины в обычное время, а возможно, ему не хватало друга, который помогал ему раньше найти нужную мелодию души. Блондину нужен был смысл существования, и он нашёл его в присмотре за Ширакумо и в совместных ужинах по воскресениям с Айзавой. Мужчине не нужна была грандиозная цель или главная роль, он лишь хотел обычной жизни с двумя любимыми и любящими друзьями. В кармане лежал старый потрепанный плеер с одним единственным альбомом известной некогда рок-группой. Хизаши не любил пост-рок. Но он не мог перестать слушать эти песни, заполняющие громкие будни странной тишиной. Ширакумо Оборо любил эти песни. Каждое утро, каждый обеденный перерыв, каждый вечер и каждую ночь он слушал плеер, снова и снова отматывая к началу альбома. Это заставляло его жить дальше, имея в сердце надежду на нереальное возможное выздоровление друга. Что будет с ними, когда Ширакумо Оборо - безнадёжно больной, умрёт? А что было бы с тройкой друзей, если бы не произошла та страшная до мурашек по коже и нервной икоты трагедия? Жили бы они такой жизнью, о которой мечтают сейчас? Ширакумо Оборо был их личным солнцем, что сейчас, что раньше.