«Здравствуй, Дорогая Эллаира. Со времени твоего ухода прошло более двух недель. Поиски ведутся так же серьёзно, но помимо гвардейцев Треспийской Короны, за тобой теперь охотится Её Величество — Королева Мегарис. Как ты понимаешь, по просьбе Герцога она усилила поиски и лично отправила одного доверенного человека. Совсем скоро, когда они поймут, что ты нашла пристанище у кого-то, они начнут обыскивать дома простолюдинов, а потом дойдут и до знати. Всё же ты — важная фигура и терять тебя из виду Герцог не намерен.
Меня долго допрашивали о твоём местонахождении, но я упрямо молчал, отвечая, что не имею ни малейшего понятия. Герцог мне не поверил, и поэтому отстранил от службы на неопределённый срок. В скором времени мне нужно покинуть дворец, и так как я свободен от службы, то было бы неплохо находиться в такое время рядом с тобой. Для твоей безопасности и моего личного спокойствия. Доверенные люди будут давать нам информацию из дворца, о том, куда Герцог и Королева собираются наведаться и что планируют делать после.
Через пару дней я навещу поместье Пиэль, надеюсь, Граф будет столь же любезен, как и в первый день, и пустит к себе странного путника.
Будь умницей. Береги себя и будь крайне осторожна. Совсем скоро я снова буду рядом, готовый защищать тебя перед любой опасностью.»
«Твой верный рыцарь Уайотт»
Эллаира улыбнулась, а сердце заходилось от радости и тревоги. Совсем скоро она увидит Уайотта, но новость о его отстранении выбила её из колеи. Дядя, судя по всему, хочет избавиться от всех людей, кто предан ей. Пытается избавиться от всех её союзников. Какие цели он преследует? Чего пытается этим добиться? Одно девушка знала точно — она всеми силами и любыми путями вернёт свободу Треспии, и даже дядя ей в этом не сможет помешать.***
Королева Ксаэля быстрым шагом, но не теряя грации, направлялась к одному единственному человеку, который мог дать ответы на все её вопросы. Напряжение разрасталось по всему дворцу Королевской семьи Треспии и это угнетало. О том, что юная Королева пропала, знали лишь единицы, гвардейцам же было велено лишь найти девушку с необычными глазами, цвет которых значительно отличался. По этому критерию проводить поиски было бы проще, но Осмонт считал, что так они будут её искать как иголку в стоге сена, и по итогу ничего не добьются. Мегарис уверенно подошла к двери покоев Герцога, ожидая, когда два стражника, стоящие по сторонам, пропустят её. — Сообщите Герцогу Гвеневер Имери о моём приходе, — холодно изрекла она. Один из стражников склонил голову и произнёс: — Простите, Ваше Величество, но Герцог сейчас занят и велел никого не впускать. — Дело не терпит отлагательств, немедленно его уведомите. — Прошу прощения, но такова воля Господина. Мегарис поджала губы, задрала голову, а затем толкнула стражников в сторону, бросив гневное и холодное: — С дороги. Она с громким ударом открыла дверь в покои. Прошла вперёд и ярость от увиденного накрыла её с головой. Посреди комнаты, за своим столом, с бутылкой коньяка в одной руке и с портретом какой-то женщины в другом, Герцог, глубоко задумавшись, рассматривал картину и делал большие глотки прямо из бутылки. Девушка на портрете улыбалась, и казалось, что именно это приносит невыносимую боль Осмонту, который после каждого взгляда на неё вновь притягивался к бутылке. Женщина в миг подскочила к нему, и выхватила из рук бутылку. Краем глаза она заметила, что на столе стояла рюмка, но мужчина будто специально её игнорировал и пил с горла. — Что ты себе позволяешь, Осмонт? — змеёй зашипела Мегарис. — По какому праву твоя стража не пропускает меня и почему ты в таком состоянии? Пока мы не нашли твою племянницу — ответственность за страну лежит на тебе. — Не утруждайте себя, Ваше Величество, — поднял на неё усталые глаза Герцог. — Вас не волнует ни моя племянница, ни уж тем более Треспия. Если только, в том случае, что вы вновь не решили обчистить всю казну. Женщина зло прищурилась. — Ты платишь за безопасность, — ответила она. — Если ты не хочешь войны, то ты продолжишь это делать. В противном случае тебе и всей Треспии не поздоровится. Осмонт грустно усмехнулся, вновь переводя внимание на портрет перед собой. — Оставь меня, — произнёс он. — Я хочу побыть один. — Ты такой жалкий, Осмонт, — ядовито усмехнулась Мегарис. — Всю жизнь безответно любить покойную жену брата. И даже после кончины оплакивать её. Неужели у тебя не осталось ни грамма гордости? Эта женщина растоптала тебя и выскочила замуж за Овейна. А ведь если бы не ты, она бы так и осталась бездомной танцовщицей. — Замолчи! — стукнул по столу Герцог, ноздри которого зло раздувались. — Ты ничего о ней не знаешь, так что не смей её осуждать! Эвелина была самой чистой и прекрасной женщиной, которую я знал. И то, что она предпочла мне моего старшего брата, ничуть этого не меняет. — Твоя ошибка в том, что ты слишком высоко воздвиг эту женщину, — Королева будто нарочно не произносила её имени. — Ты создал её. Для Овейна. А сам остался в стороне. — Она решила уйти, — выдохнул Герцог. — Я ничего не смог сделать. — Кажется, я поняла, — произнесла Мегарис. — Ты не по этой женщине тоскуешь, а себя жалеешь. Только самобичевание ничего не изменит. — Да что ты можешь понять?! — взорвался Имери. — Ты всю жизнь жила с ненавистью к своему мужу, а потом подняла восстание и казнила его, полностью взяв власть в свои руки. Ты никого, кроме самой себя, никогда не любила. — Не любила? — усмехнулась Королева, но в её глазах мужчина заметил отголоски давней боли. — В отличие от тебя, Осмонт, я не жила всю жизнь с безответными чувствами к чужому мужчине. Меня насильно выдали замуж за покойного Короля и ты прекрасно это знаешь. Но я любила, Осмонт. Я любила своих детей больше жизни. И представь, какого было мне, когда я узнала о смерти своей любимой дочери. Её смерть была на совести бывшего Короля и Совета Ксаэля. Моя Ванора сейчас в могиле переворачивается. Они воспользовались моим отсутствием, вырвали моё сердце… — по щеке женщины скатилась одинокая слеза. — Дочь я не уберегла. Герцог вновь пригубил алкоголь из бутылки. — Поэтому моё горе с твоим нельзя сравнивать, — продолжила она, спустя пару несколько секунд. — Потеря ребёнка приносит гораздо больше страданий, нежели смерть чужой жены. Если бы у тебя были свои дети, ты бы понял, какого это. — У меня есть Эллаира, — ответил Герцог. — Но мы ведь оба понимаем, что она жива лишь потому, что является дочерью Эвелины. Как бы ты не пытался стать ей любящим отцом, ненависть к брату в тебе сильнее. И из-за факта того, что она является и его дочерью тоже, ты был так жесток по отношению к ней. Лишь в короткие моменты ты был с ней приветлив, в остальное же время ранил своим холодом. Ты ведь и сам это прекрасно понимаешь. — Всё сказала? — холодно спросил Осмонт, и не давая ответить, продолжил. — Теперь уходи. Оставь меня одного. Деньги в скором времени будут готовы. Мегарис поджала губы и послушно вышла. Находиться там она и сама больше была не намерена. Герцог же нежно провёл пальцем по портрету, словно впитывая в себя тепло той девушки, которую впервые встретил на главной площади. Она непроизвольно привлекала к себе внимание всех присутствующих. И дело было не в открытом, восточном наряде, а в её энергии. Она заряжала ею всех сполна и люди тянулись к ней, словно мотыльки. В тот день её и встретил Осмонт. В очередной раз, выслушав выговор за непристойное и глупое поведение от старшего брата, ещё будучи принцем, он ушёл из дворца, желая прогуляться по городу. Встреча с Эвелиной для него считалась сродни божьему благословению. Он был увлечён, а после её танцев, рискнул подойти к ней. Он узнал, что девушка приехала в Треспию из Раджахилии. Её наряд и сама внешность говорили о том, что танцовщица не из этих краёв. Вернуться в свою страну она не могла из-за отсутствия денег, которые усердно копила, чтобы вернуться домой. Осмонт сам удивился своему решению пригласить прелестную незнакомку в королевский дворец. Она поначалу отказывалась, но позже всё же согласилась ненадолго погостить во дворце, чему Принц был несказанно рад. Сердце юного Осмонта сгорало от любви к восточной танцовщице. Благодаря ей он взялся за ум, начал усердно учиться, не пропускал занятия, перестал пить и проводить время с распутными девицами. Он желал стать если не Королём, то Герцогом. Но величайшим и мудрейшим, чтобы Эвелина, выходя за него замуж, могла им гордиться. Мужчина до сих пор не мог понять, почему был так уверен, что их брак случится, ведь Эвелина до последнего дня считала его лишь своим другом и поводов для появления влюбленности со своей стороны не давала. Роковой день случился, когда Эвелина и Овейн впервые столкнулись во дворце. Осмонт уведомил старшего брата о гостье, но Овейн до этого не встречал её ни разу, и был не особо заинтересован тем, кого в очередной раз привёл во дворец младший брат. Девушка в тот же день завладела вниманием Короля. Она постепенно отдалялась от Осмонта и проводила больше времени с Овейном, чувства которого крепли с каждым днём. Осмонт поздно смог понять, что к чему. И стоя у алтаря, на свадьбе брата и любимой девушки, проклинал тот злосчастный день, когда позволил чувствам овладеть им. Проклинал самого себя, что позволил этому случится. Он долгое время надеялся, что их брак продлится недолго и они разведутся. Уже будучи на тот момент Герцогом, мужчина был уверен, что скоро мимолётная страсть между Эвелиной и Овейном стихнет, а его любовь с каждым днём разгоралась в сердце всё больше, рискуя сжечь его заживо. Точкой невозврата стала новость о беременности новой Королевы. Герцог в тот день вновь запил, на несколько дней закрывшись в своём кабинете. Теперь, когда Эвелина носила под сердцем ребёнка Овейна, Осмонт был уверен, что они никогда не расстанутся, ведь общее дитя их непременно сплотит. Он ненавидел своего брата. И ненавидел этого, ещё не родившегося, ребёнка. В скором времени Королева родила прелестную Принцессу. И первым, что привлекало внимание в её внешности были глаза, в одном из которых шумело море, а в другому шелестела трава. Все в Треспии желали поздравить Короля с Королевой. И Герцог был не исключением. Как только он взял на руки маленькую Принцессу, сердце его трепетно затрепыхало от того, насколько девочка была похожа на Эвелину. Но в тот же миг, в нём поселилась неприязнь к ребёнку, отцом которого являлся Овейн. Осмонт поспешил положить малышку обратно в колыбель и отойти на безопасное расстояние. Он пытался унять это чувство к невинному созданию, но ничего не мог с собой поделать. Мегарис была права, ненависть в нём сильнее. В один из последних дней жизни, Овейн проводил переговоры с Королём Раджахилии, по поводу сотрудничества между государствами и объеденения в случае войны с другими странами. Король Озер согласился на аудиенцию, но лишь на территории своей страны, Овейну ничего не оставалось, кроме как согласится и отправится в путь. Этим и воспользовался Осмонт. Узнав, что Овейн собирается со дня на день отплывать на корабле в Раджахилию, он нашёл нескольких доверенных людей, которые отправятся вместе с ним и сделают так, чтобы корабль не доплыл до назначенного места. У Осмонта ничего не ёкнуло в душе, от осознания того, что он отправляет брата на смерть. В голове у него была лишь одна мысль — он станет Королём вместо него, а затем возьмёт себе в жёны Эвелину. Вот только он даже подумать не мог, что возлюбленная, соскучившись по Родине, поплывёт на этом же корабле вместе со старшим братом. Похороны проводили по всем обычаям. И даже когда гробы Овейна и Эвелины закапывали в землю, он не проронил ни слезинки, хотя в душе винил себя и медленно убивал. Он не хотел, чтобы так вышло. Эвелина должна была жить. Должна была быть рядом с ним. Но она вновь выбрала не его. И даже умерла, отправившись следом за старшим братом, словно её душа не желала оставаться в этом мире без него. А маленькая Принцесса, которой на тот момент было шесть лет, смотрела по сторонам и не понимала, почему у всех такие печальные лица и почему многие из присутствующих плачут. Она подошла ближе к Герцогу, прижавшись к нему. Мужчина поднял её на руки, а руки девочки крепко обвили шею дяди. — Ты ведь не оставишь меня одну, дядюшка? Правда же? — Конечно, Эллаира, — произнёс он. — Я с тобой. Я всегда буду рядом с тобой. И не было в тот момент в его сердце ненависти. Лишь скорбь. И огромное чувство вины. Только сейчас он понял, что совершил и по чьей вине девочка, сидящая у него на руках лишилась обоих родителей. Возможно, именно это чувство не позволило ему бросить её. Герцог, воспитывая маленькую Принцессу, старался выбросить из головы назойливый образ возлюбленной, вот только Эллаира, став такой похожей на свою маму, снова возвращала воспоминания. И эти воспоминания породили в нём ненависть к Принцессе, которая живёт в нём до сих пор. Мужчина поставил портрет напротив себя. Взгляд его не выражал ничего, кроме безмерной тоски. — Я бы отдал свою жизнь тебе, Эвелина, — произнёс он. — Если бы ты только пожелала, я бы покончил с собой, — он сделал глоток из бутылки. — Знаешь, возвращаясь по вечерам, я смотрю на окна людских домов. И позже, закрывая глаза, я представляю, что мы такие же, как они. Я прихожу в свой скромный дом, ты приготовила ужин. Вместе с нашими детьми мы садимся за стол. И нет счастливее нас, — мужчина горько усмехнулся. — Всё это в другой жизни. В той прекрасной жизни, в которой ты любишь меня…***
Эллаира внимательно вчитывалась в текст одной книги из библиотеки Графа. Она была расслаблена и довольна собой. Малыми шагами, но она приближалась к цели. От чувства, что она помогла большому количеству людей замирало сердце. Она чувствовала себя нужной. И это так грело душу. Через несколько дней, после того, как она раздала припасы, девушка сама наведалась в Айвидейл, с целью обогатить поля. Она не задумывалась о том, что карета Графа Пиэля может принести много вопросов не только жителям, но и знати, случайно видевших её. Она надеялась, что её приезд останется тайным для неё и людей деревни. О том, что Рейнхольд Ломбарди де Пиэль, якобы «женился», не знал никто, кроме обитателей поместья, жителей деревни и семейства Велавити. Если пойдут слухи, а они точно в скором времени пойдут, Герцог захочет увидеть новоявленную Графиню. Всё же, Рейнхольд — четвёртый по значимости человек в Треспии и проигнорировать такую новость Лорд точно не сможет. Эллаира вновь смогла воодушевить людей. По началу, они отнеслись к новости о посеве урожая скептически — вдруг, это лишь уловка и взамен на эти семена их поработят на долгие годы. Но девушка смогла их всех убедить, что налоги не будут взыскивать до глубокой осени. Определённая сумма будет назначена уже после сбора урожая, но она не будет превышать норму. Таким образом, Эллаира убила нескольких зайцев: по всему Коралловому хребту проводился посев пшеницы и овощей, люди освобождились от налогов почти на пять месяцев, но и казна не останется в минусе — сумма налогов с лихвой компенсирует потраченные расходы и не затруднит жителей. — Ты и правда удивительная, — сказал ей в тот день Рейнхольд. — Я бы никогда не додумался до такого. Всё же, назначить тебя исполняющей обязанности Графини — было определённо правильным решением. И сейчас, девушка впервые спокойно отдыхала. Она была сильна морально, но физически очень уставшая. Поэтому она нашла единственное спокойное место в поместье — библиотеку, желая насладиться запахом книг и бесконечной тишиной. Позади раздались шаги, но Элла никак не отреагировала, ожидая, что Рейнхольд найдёт её сам. Какого было её удивление, когда перед ней, на соседнем кресле, сел Сирил, буравя её тяжёлым взглядом. — Здравствуй, — произнесла она. — Чем обязана? — Твоё имя у всех на слуху, знаешь? — начал он. — Все только и говорят, что о Графине, облагодетельствовавшей весь Коралловый хребет. О том, какая ты милосердная и заботливая, — Сирил сделал вид, будто вытирает слезу. — Сейчас заплачу. — Пожалуйста, не стесняйся. — Но шутки в сторону, — тут же посерьёзнел мужчина. — Пусть тебя и считают Ангелом Хранителем, меня не проведёшь. Ты лживая настолько, что даже находится с тобой рядом опасно. Поэтому я спрашиваю тебя в последний раз, — он неожиданно выставил вперёд руку с саблей, приставив её к горлу девушки. Та лишь холодно взглянула, но ничего не предприняла. Она слишком устала. — Я хочу знать, кто ты такая на самом деле? Ты действительно незаконнорожденная дочь одного из Маркизов? Его подозрения начнут только расти, если Эллаира начнёт оправдываться. Мужчина же ожидал ответа. Он видел, что она не просто хорошо говорит, важнее то, что она своими словами располагает к себе, позволяет доверится. Иногда строгая, иногда нежная, словно знает, что хотят хотят услышать люди. — Ты явно не бастард. Так что скажи, кто ты, Эллаира? — Это так важно сейчас? — Что? — растерялся Сирил. — Это настолько важно, что ты пришёл ради этого сюда? — повторила девушка. — Ты должен знать, что люди бояться тебя и Графа. Даже если вы не хотите, вы должны обеспечить их своими припасами. Если причина твоего гнева в этом, то делай, что считаешь нужным. — Ты не отступишь, да? — нахмурился помощник Графа. — Ты думаешь, я буду растроган твоей отвагой и этой душещипательной историей? Ты уже знаешь, что я за человек. Ты думаешь, я хоть на секунду буду колебаться, прежде… — он подставил саблю ближе. — …чем отрубить тебе голову? — Мне более нечего сказать, — вздохнула Эллаира. — Поэтому прошу тебя, делай то, что пожелаешь. Если ты всё ещё сомневаешься, у меня нет другого способа оправдать себя. В твоих руках меч. И всё, что я могу, это довериться твоему здравомыслию. Наступила тишина. Желваки на лице Сирила ходили ходуном, пока Эллаира внешне оставалась спокойна, хотя в душе негодовала и думала, что предпринять, чтобы обман не вскрылся. Мужчина надавил на меч сильнее, в надежде, что девушка испугается и тут же всё расскажет, но наткнулся на ледяную, непробиваемую стену спокойствия. — Проклятье! — вскрикнул он, отбрасывая меч в сторону. — Должен же быть предел твоему упрямству! — Что это здесь происходит? — раздался справа громогласный голос. Помощник и Королева в миг повернулись в сторону. В проходе, между шкафами с книгами, подперев один из них, скрестив руки на груди, стоял злой Рейнхольд. Взгляд его остановился на Сириле, тот передёрнул плечом. — Ваша Светлость, это не то что вы подумали. — Да? — вскинул брови Граф. — Тогда объясни, по какому праву ты задерживаешь Графиню и проводишь ей допрос. — Мы просто разговаривали. — Я видел, — нахмурился мужчина, бросая взгляд в сторону. — Меч тебе тоже нужен был для разговоров? Сирил пристыженно замолчал, а Рейнхольд прошёл вперёд. — Ты разочаровываешь меня, Сирил, — произнёс он. — Ты совершенно забыл о манерах и поведении, но самое главное, ты забыл, где твоё место. — Но, Господин, я уверен, что новая Графиня — лазутчица или обычная самозванка! — принялся оправдываться помощник, Эллаира бросила на него короткий взгляд, уловив на себе ответный. — Если вы не прислушаетесь ко мне, то тогда эта девушка станет вашим концом! Рейнхольд подскочил к Сирилу, хватая его за грудки, и приближая к себе. Помощник впервые видел своего Господина таким злым, свирепым. Он никогда прежде не видел его взгляда, который говорил о том, что Граф намерен кого-нибудь убить. Неужели, Эллаира так глубоко засела в его душе? — Лучше молчи, — прошипел он. — С этого дня больше не вмешивайся в мои дела! Если скажешь хоть слово, или сделаешь что-то, так и знай, я самолично убью тебя! — а затем, отбросив Сирила в сторону, подошёл к Эллаире и взяв её за руку, повел за собой, к выходу из библиотеки. Оставаться он здесь был не намерен, и оставлять гостью тоже. Он мысленно продумывал, как объяснить своё агрессивное поведение Эллаире, а она тем временем, послушно шла за Рейнхольдом, не спрашивая куда он её ведёт, потому что поняла — где бы она не оказалась, если он рядом с ней, то ей ничто не повредит.