Часть 1
19 августа 2021 г. в 16:00
— Я ещё не закончил, — с сомнением говорит Лёша.
— А твой рабочий выходной, — Паша щёлкает по яркому циферблату на руке, — уже да.
Он стоит прямо у входа в родное Лёшино архитектурное бюро — уже загорелый, и когда только успел, в белом поло, очки солнечные на лбу. Расплывается в счастливой улыбке, как только Лёша выходит из здания и начинает вертеть головой, зовёт к себе и обнимает крепко.
Лёша от стальной хватки Пашиных бицепсов вокруг себя всегда тает больше, чем от окутавшей Москву последнюю неделю жары.
— Эй-эй, даже не думай. — Стоит Лёше сделать шаг к машине, как Паша неумолимо хватает его за руку и возвращает на тротуар. Пешая прогулка, и никак иначе, стало быть. Пусть будет так, ладно, в конце концов вряд ли Паша прямо сейчас утащит его прыгать с парашютом.
На всякий случай Лёша оглядывает Пашу с головы до ног ещё раз, пока они идут по одному ему ведомому маршруту мимо бассейна «Чайка», мимо идиллической брассерии «Ламбик». Парашютов, вроде бы, не наблюдается, да и никаких других подозрительных штук нету. Только летний Паша, весёлый и крепко сплетающий их пальцы.
Они переходят дорогу, и сразу на выходе из подземного перехода сталкиваются с двумя весёлыми девушками с огромным заказом из здешнего в кафе в руках. Стаканчики с кофе — два горячих, два холодных, коробочка капкейков, готовящихся вот-вот растечься от погоды. Таинственный пакет из крафтовой бумаги, в котором наверняка тоже что-то вкусное.
В свой рабочий выходной Лёша, конечно, забыл пообедать.
— А вы уже видели нашу выставку во дворе Музея Москвы? — спрашивает одна из девушек. С крафтовым пакетом и капкейками.
— История московских кинотеатров, — подхватывает вторая, и холодный кофе в стаканчике бликует под солнечными лучами. — Там очень интересно и тень!
— Туда и шли, — весело отвечает Паша. Девушки смеются, одна из них кричит им вслед: «Не забудьте сосканировать кюар-код, Анечка сама составляла тест!», а подруга шикает на неё. Лёша сворачивает в арку музейного двора. Оказывается, они шли сюда.
Выставка — действительно в тени, действительно очень интересная, и Лёша привычно ворчит на архитектурном о том, что по дореволюционным фотографиям чёрта с два разберёшь, где именно находится эта точка на Большой Никитской. Не угадаешь переулок, не вычислишь поворот. Вот этот кинотеатр он знает, а вот на этой улице у бюро был реставрационный проект.
Паша целует его в щёку, и Лёша внезапно понимает, что он опять говорит про работу без остановки. Что Паша специально привёл его туда, где он может отдохнуть — но говорить про работу, потому что он любит рассказывать про здания и улицы, про дороги, про смену облика города на разных этапах его жизни и бог знает что ещё.
А Паша не устаёт слушать.
— Итак, — говорит Паша хорошо поставленным голосом главного инженера, у которого всё обязательно должно быть чётко, кратко и по делу, — отсюда у нас есть, допустим, три пути. Центр, Парк Горького, Хамовники?
— Хамовники, — немедленно отвечает Лёша. — Ты только представь, сколько в Парке Горького людей в субботу.
— Не меньше, чем вам отвалят денег за нынешний проект, всё верно.
Тихие переулки наполнены вездесущим Яндексом — по дороге проезжает такси, мимо него на велосипеде гонит курьер с едой, потом они натыкаются на каршеринг и автоматическую машину, а вишенкой на торте могучей экосистемы становится экспериментальный робот-доставщик.
— Погладить хочется, — смеётся Паша, приподнимая солнечные очки. — Как собаку.
Лёше хочется погладить его. Паша иногда, правда, похож на собаку: когда после душа стряхивает мокрые капли с волос или когда тыкается Лёше в предплечье на вечерних просмотрах сериальчиков.
Когда он со сложным лицом разглядывает меню модной едальни в фудкорте (тоже вполне яндексовском), он похож на бумера из интернет-мемов. Лёша, впрочем, не лучше. Лёша хуже.
— Что такое соус чипотле? — тихо спрашивает он, и Паша пожимает плечами. Мол, гугл их знает, спроси чего полегче.
Они берут по сэндвичу, выбирая исключительно по картинкам, и по мисо-супу — простому и понятному, ещё десяток лет назад царившему во всех суши-барах Москвы. По крайней мере, стойка со свежевыжатыми соками ничем не смущает и не загоняет в раздумья. Если не смотреть на список смузи слева.
Всё пакуют на вынос — внутри есть нельзя, так что Паша с Лёшей устраиваются на веранде в тени. Столики маленькие, все заняты, до них доносятся обрывки соседних разговоров — тут ковид, там какая-то война. А за их столиком Паша салютует Лёше розовым арбузным соком.
— С годовщиной, Лёш.
Лёша отпивает свой красный грейпфрутовый и внезапно осознает, что ровно год прошёл.
Нет, не с начала отношений. Год с первой встречи — делового завтрака на одной из едва-едва открывшихся после карантина веранд. Паша был приглашённым инженером, Лёша отвечал за бюджет всего реставрационного праздника. До того напрямую они пересекались мало — общие зумы всей команды не сильно сближают.
— Резковат он, — сказал тогда Лёша, просматривая присланные Павлом Пестелем перед встречей документы. — И на рамки бюджета плюёт.
— Все так говорят, — вздохнул в ответ Щербатов. — А потом делают, как Пестель сказал.
Они сидели на улице, как сегодня. Паша был в костюме, приехал раньше Лёшиной команды из бюро. Тоже отсалютовал им тогда в знак приветствия, но чашкой кофе. Паша много говорил, много ел — азартно и с аппетитом, признавался, что утомился за три месяца есть только в своих четырёх стенах.
И у него из расстегнутого ворота белой рубашки все выглядывала татуировка на могучей шее, а Лёша вглядывался сильно больше, чем хотелось бы. На шею, на татуировку, на всего Пашу. Видел все реакции близко-близко, на живом лице вместо крошечного зумовского квадратика.
— Красивая у нас Москва, — сказал Паша потом, когда вышли покурить на углу веранды. — Соскучился.
Возможно, Лёша уже тогда подумал, что и сам Паша красивый. К осени он точно думал это с завидной регулярностью — и где-то там же выяснилось, что взаимно.
А теперь Паша приходит украсть его из офиса в рабочий выходной, они гуляют за руку, Лёша знает, как Паша выглядит после душа и в самом душе, и на горизонте маячит совместная поездка в Анапу.
— Знаешь, чего хочется? — задумчиво говорит Лёша, когда они всё съедают, выпивают и всласть отсиживаются у краснокирпичной стены.
— Чая холодного, — немедленно говорит Паша и показывает руками: — Вооот такой стакан. Чего смотришь? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить, как ты смотрел на кофе у тех музейных фройляйн, а кофе тебе нельзя.
— Три чашки в офисе, Паш. Не выжил бы иначе.
— Вот потому сейчас и нельзя.
Все делают так, как говорит Пестель. Потому что Пестель — прав.
И потому что Пестель жестом фокусника выкладывает перед Лёшей телефон со статьёй о том, как в пресловутом Парке Горького недавно открылась стойка с холодными чаями. Чаи некоторые имеют названия куда загадочнее, чем составные части сэндвичей, и людей в парке всё ещё морское море, но они с Пашей всё равно отправляются туда на поиски.
— Картинки у них в инстаграме больше похожи на выставку современного искусства, чем на меню, — хмыкает Лёша, листая их одну за другой.
— Или на пиво, — Паша показывает ему фото, где человек обнимает огромный стакан с типично пивного цвета жидкостью.
Идут через самый главный Яндекс — знакомая синяя лошадь встречает хвостом, лишь потом показывая голову. Через мост, где Паша едва не сворачивает шею, когда мимо проходят люди с теми самыми стаканчиками. Внизу раскинута летняя набережная. Люди, киоски, электросамокаты (в отличие от людей и киосков — абсолютное зло, решают они с Пашей), на самом подходе виден корги (абсолютное добро).
— Движемся в верном направлении, — говорит Паша после то ли четвёртой, то ли пятой компании с вожделенным чаем в руках.
Идут по Парку Горького, как по следам Гензеля и Гретель. Те кидали крошки, чтобы можно было найти дорогу, здесь в роли крошек выступают люди, дошедшие до модной стойки раньше, чем Паша и Лёша. Стойка и вправду очень модная — очередь вьётся долгая, ещё длиннее из-за правильной дистанции в полтора метра между всеми.
Пашины умные часы — подарок от Лёши на новый год, кстати — показывают десять тысяч шагов, спасибо всем переулкам и кругам. А если отсюда свернуть к Шаболовке, то и все двадцать наберут. Лёша обязательно вспомнит по дороге какой-нибудь важный факт о тамошнем конструктивизме.
Сотрудница в цветистой маске отдаёт им стаканы и желает хорошего дня. Паша фоткает Лёшу и стаканы в сториз, они пробуют — каждый своё, потом друг у друга. На Пашином телефоне загорается уведомление, и глянув на него, Паша едва не давится своим чаем со сложным китайским названием.
— Лёх, Мишка пишет — «Ого, Лёша и два пива! Круто отдыхаете». Ты как думаешь, это значит, что репутация алкоголика у тебя или у Бестужева-Рюмина?
Лёша щурится на вечернее солнце, скользящее по Москве-реке. Москва красивая. Парк совсем не такой, какой был в детстве — без аттракционов, зато с дорожками, аккуратными цветами и хипстерским чаем. И тоже красивый.
Москва всегда была чудесная, красивая и самая лучшая, иначе он бы вряд ли попал в архитектурное бюро на работу ещё в двухтысячных годах. Но с Пашей Москва становится — любящая.