Что скрывается за сценой

      — Где же его носит. Через два с половиной часа у него выход, а он шляется где-то! — недовольно бурчит себе под нос Черни, выглядывая из-за кулис. Шопен стоит рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу. Неловкость в данной ситуации все росла и росла, поскольку именно венгр пригласил поляка на его очередной концерт, а тот, по доброте душевной, согласился! А теперь стоит тут и слушает недовольство его учителя, вертя головой во все стороны, надеясь увидеть звезду сегодняшнего вечера. В очередной раз убедившись, что Ференц не появится в мгновение ока, он наконец смотрит на его учителя. Как отмечает про себя Фредерик, Карл, похоже, и сам не рад тут находиться. Хотя, может быть, это из-за задержки Листа? Этого человека никогда нельзя было знать наверняка.       — Фредерик, Вы слушаете? — Шопен вздрагивает и непонимающе хлопает глазами. Черни смотрит на него в ответ, слабо нахмурившись. Он что, с ним разговаривал? Это же надо так уйти в размышления, чтобы не услышать его.       — Н-нет, простите, я прослушал. — виновато говорит поляк, закусывая губу. Повысилось ли чувство неловкости? О да, еще как повысилось. Мало того, что с учителем друга нормально поговорить не может, так еще и мимо ушей слова пропускает.       — Я говорю, пойдите и поищите его. Не дай Господь, он напьется! — восклицает Карл и вновь поворачивает голову в сторону сцены. Шопен слабо кланяется и почти бегом идет к двери. Это было благословение, не иначе! Ему наконец позволили уйти оттуда и хоть немного подвигаться.       Он проходит по коридору мимо сотен дверей и вертит головой во все стороны. И где этого черта носит, когда так необходим?       Резко одна из дверей открывается, и Фредерика затаскивают внутрь. Дверь громко хлопает, закрывая все пути к свету. Кто-то прижимает его к стене, подвигаясь к нему ближе, что мужчина чувствует горячее дыхание неизвестного. Шопен пытается вырваться, вертится во все стороны и толкает человека в грудь, надеясь уйти от настойчивого незнакомца, но за это его руки скрепляют над головой, буквально вжимая в стену. Сердце колотится как бешеное, готовое в каждую секунду выпрыгнуть. Он нервно смотрит по сторонам, пытаясь увидеть хоть что-то, но все тщетно. Почему-то хватка кажется ему до боли знакомой, и Фредерик решается на риск. Он старается успокоить собственное дыхание и перестать волноваться, чтобы голос не дрожал.       — Ференц? — тихо зовет поляк, надеясь, что это именно он. Вместо ответа Шопен слышит сдавленный и очень знакомый смешок. Ну конечно, это тот самый потерявшийся венгр, кто же еще может быть. Неожиданно, Фредерика берут за талию и притягивают, отчего ему приходится положить руки на плечи друга. Его губы накрывают чужие, сначала неуверенно, но после более настойчиво и властно, заставляя Шопена тихо стонать в поцелуй. Целовался он, конечно, миллионы раз, но в качестве доминанта, полностью руководя ситуацией, а сейчас он был явно не главным, что очень сносило крышу и пугало одновременно.       Одна из рук венгра принимается расстегивать пуговицы на рубашке Фредерика, и он, не отрываясь от поцелуя, зацеловывает такие желанные губы, но Шопен кладет свою руку на грудь Листа и слабо отталкивает, словно нехотя. Ференцу приходится остановиться и уставиться в пустоту, прислушиваясь к учащенным вздохам.       — Тебя… Тебя ждут… Н-не сейчас. — тихо шепчет Шопен, будто находится в бреду. Он тяжело дышит, стоя на ватных ногах, готовых в любую минуту отказать держать поляка.       — К черту… Их всех. — голос эхом раздается по комнате, отскакивая от стен. Ференц не отпускает Фредерика, лишь сильнее прижимает к себе, чувствуя его быстрое сердцебиение и тепло, исходящее от него.       — Мне твой учитель все мозги вынес, так что ты идешь обратно. — раздраженно шепчет поляк, отчего венгр не сдерживается в коротком смешке, после чего затягивает друга в очередной поцелуй, который Фредерик не может прервать. Настойчивый Лист оборвал все попытки отступления у Шопена, из-за чего ему пришлось сдаться и просто поддаться. Улыбнувшись в поцелуй, Ференц продолжает расстегивать рубашку поляка, который вздрагивает от каждого прикосновения ледяных рук к его коже. Фредерик жадно причмокивает, запуская одну руку в волосы венгра и тихо мыча от удовольствия. Белоснежная рубашка падает на пол, и Лист отстраняется от друга. Шопен тихо стонет, когда чувствует горячие губы на своей шее, и прикрывает глаза, закинув голову назад. Руки Листа лежат на талии Фредерика, изредка пальцами он рисует узоры на плоском животе, вызывая сладкие вздохи. Ференц зацеловывает всю шею поляка, оставляя бледно-красные отметины, изредка прикусывая кожу и сразу же зализывая следы от зубов, в качестве извинений, заставляя польского композитора вскрикивать и тихо мычать. Шопену очень хочется сейчас увидеть лицо своего друга, посмотреть в его глаза, но вместо этого перед глазами только черная, густая темнота, из-за которой он лучше чувствует все прикосновения к себе.       Лист поцелуями спускается ниже, до самого пупка и обратно. Как бы сильно Фредерик не противился самому себе, а ему эти ласки были очень даже по душе. Неожиданно его подхватывают под бедра, вызывая сдавленный вздох. Он сильнее вжимается руками в плечи напротив, а ногами обхватывает талию. Они отходят в сторону, и Шопена кладут на что-то мягкое, очень напоминающее софу. Фредерик уже хотел было что-то сказать, но его затягивают в поцелуй. Чужой язык врывается в его рот, исследуя зубы, нёбо и язык. Рука венгра сжимает сосок поляка, заставляя его выгнуться в пояснице и до боли сжать волосы друга.       — Какой ты чувствительный. — шепчет Лист, и Шопен даже в темноте знает, что на его лице играет нахальная улыбка. Вместо ответа он недовольно цокает и сам целует венгра, одной рукой снимая с него пиджак и кидая его в сторону. Руки его подрагивают в нетерпении, он пытается быстро расстегнуть пуговицы, но выходит это довольно плохо и медленно. Он справляется с противной рубашкой, и та отлетает в направлении пиджака. Фредерик обнимает Ференца за шею, жадно расцеловывая его губы. Лист кладет руку на брюки вместе с портками Шопена и медленно снимает их, не без помощи второго. Наконец, поляк остается полностью обнаженным, в отличие от венгра. Он наконец прекращает терзать и без того красные, опухшие губы и возвращается к шее, заставляя Фредерика под собой извиваться и мычать. Польский композитор вскрикивает, когда чувствует в себе палец. Он болезненно всхлипывает, тяжело дыша и прикусывая губу. Ференц не двигается внутри него, уделяя больше внимания ласкам, чтобы хоть немного переключить внимание Шопена. Медленно и осторожно, Лист начинает двигать пальцем, не прекращая зацеловывать всю шею поляка, смешивая болезненные ощущения с удовольствием. Вскоре прибавляется второй палец, а потом и третий. Фредерик хнычет от неприятных ощущений внизу, закусывая фалангу на указательном пальце и жмуря глаза. Неожиданно, Шопен громко, но коротко стонет, выгибаясь в пояснице. Лист довольно хмыкает, наконец найдя то самое заветное место, которое будет доставлять поляку удовольствие.       — С-сделай так еще раз, п-пожалуйста. — тихо просит польский композитор, запуская пальцы в волосы венгра. Лист снова пальцами касается простаты, заставляя Фредерика сладко постанывать, который зажал себе рот рукой, чтобы не дай Бог их кто-нибудь услышал. Ференц вытаскивает пальцы, заставляя Шопена огорченно хмыкнуть. Но на смену пальцам приходит что-то побольше и потолще. Венгр входит медленно, прислушиваясь к поляку.       — Все хорошо? — спрашивает Лист, поглаживая Фредерика руками по голым бокам и целуя в висок. Сейчас для него самое главное это состояние его любовника и ничего более.       — Д-да, продолжай. — быстро отвечает Шопен, закинув голову назад. Ференц сам для себя кивает и входит до конца, заставляя польского композитора вскрикнуть. В уголках глаз у него образовались капельки слез, которые Фредерик поспешил убрать.       — Прости. — венгр облизывает его соски по очереди, словно в качестве извинения. Поляк тихо постанывает, закусывая губу и обхватывая Ференца за шею, прижимая ближе к себе. Шопен целует его, одной рукой поглаживая по плечу. Лист нехотя отстраняется от него, опуская руки на его бедра. Ференц медленно двигается в нем, пытаясь вновь попасть по той самой точке, которая сменит боль на удовольствие. Фредерик хнычет, держась за плечи венгра. Простата находится спустя пару минут, заставляя поляка сладко, протяжно застонать. Венгерский композитор начинает двигаться именно в этом направлении, вызывая у поляка стоны.       — Д-да, Ференц. Ах-х!.. П-прошу, быстрее. — просит поляк, получая огромное удовольствие от каждого толчка. Темп становится быстрее, а стоны Шопена все протяжнее и громче. Он вновь закрывает себе рот рукой, но даже это не очень помогает. Поляк чувствует разрядку, поэтому начинает уже сам насаживаться.       — Ф-ференц, я… — Фредерик не успевает договорить и кончает себе на живот. Лист кончает следом с тяжелым вздохом и с хлюпающим звуком выходит из него.       Венгр слышит возле себя тихое сопение и слабо улыбается. Он быстро натягивает на себя одежду, прикрывает Шопена одеялом, которое попалось под руку и, поцеловав того в лоб, выходит из комнаты.       Он знает, что долго Фредерик спать не будет и проснется как минимум через пятнадцать минут.       Он знает, что потом увидит алого, как розу, друга, который будет на него ворчать, но после все равно поцелует его и смущенным куда-то уйдет.       Но это будет после, а сейчас Ференца ждет концерт. А еще спящий в комнате Фредерик.