одолжить сигарету?

сердце непрерывно стучит, будто бы вот-вот выпрыгнет, разбившись на маленькие осколки и разлетевшись на весь подъезд. его удары заглушают крики и громкий шлепок пощёчины. кто-то очень зол, кого-то выкинули из квартиры, кому-то сейчас очень плохо. слышны жалобные всхлипы, щелчок двери и мольбы о прощении. — мама, нет, пожалуйста. пожалуйста, прости меня, пожалуйста. впусти, мама, — ответа нет и не будет, но надежда не угасает. кажется, будто сейчас дверь откроется, за ней будет стоять женщина и просить вернуться домой, будет говорить, что ей очень жаль, что она так сильно ее любит. девушка в последний раз ударила в дверь квартиры и закрыла лицо руками. нужно что-то делать, что-то решать, а не сидеть со слезами на глазах и бессмысленно реветь. это сейчас никому не поможет. она встала, отряхнулась от пыли и протерла лицо. двадцать секунд спокойствия; она берет пакеты с вещами, спускается по лестнице на первый этаж, подходит к двери. рука уже тянется к кнопке, чтобы выйти и забыть это место навсегда, но в голову возвращаются воспоминания, и появляются мысли о том, что же будет дальше. а дальше будет истерика. слёзы вновь наполнили стеклянные глаза, руки дрожали, а волосы, прежде заплетенные в хвост, растрепались и мешали смотреть вперёд. писк домофона, дверь распахивается и девушка оказывается на улице. там, где хочется хватать воздух ртом, будто через секунду он исчезнет. она совсем ничего не видит, бросает свои пакеты и громко кричит. как-будто бы ее никто не слышит, хотя весь двор встрепенуло, что происходит на улице. она опирается на колонну крыльца, опускаясь ниже на корточки, видит перед собой чёрные кеды, на которых красными буквами вышито что-то вроде «red velvet». глаза поднимаются выше и понимают, что рядом стоит худая и невысокая девушка, которая держала в руках сигарету и опиралась на вторую колонну крыльца. минута тишины. выбежавшая не хотела беспокоить кого-то еще после своей матери, а стоящая здесь явно не знала, что и сказать на пронзительный крик и взрыв души человека рядом. — все ок? — она не повернула головы в сторону всхлипов, но брови показывали всю тревожность. — не важно. я не хотела вас беспокоить. — мне как раз нечем было заняться, знаешь, — девушка ухмыльнулась, потушила сигарету и выбросила ее, — у меня осталась последняя, будешь? — достала из кармана пачку и присела также, как и собеседница. — я не курю. и опять минута молчания. они не смотрели друг на друга, но и не уходили с крыльца, за которым хлестал дождь. — меня сон сынван зовут, — говорящая повернулась к девушке напротив, которая все еще лежала головой на коленках и часто шмыгала носом. — меня пак суен, — она подняла голову и решила осмотреть сынван получше. черная кожаная куртка, того же цвета широкие джинсы и кеды, которые суен увидела первыми, — «red velvet» — группа какая-то? — хоть она никогда не видела, чтобы музыкальные группы вышивали на обуви, такое название навевало лишь эти мысли. — ты про это? — сон взглянула на свои кеды, будто впервые, — ну, почти. это моя мечта, скорее, — усмехнулась вновь, но, увидев вопросительный взгляд темноволосой продолжила, — когда-то мы с друзьями хотели создать свою группу. мы даже бас-гитариста в своем городе нашли, — она выдохнула и откинула голову на колонну, — и это должно быть наше название. я его сама придумала. — вы создали? или что-то случилось? — слезы пак уже застыли солеными дорожками на щеках, будто бы она и забыла, что, возможно, больше не зайдет в этот подъезд, не вернется к себе домой. сон затеребила резинку для волос в руках, волнение наполнило ее вены и сердце, словно она потеряла свое детство и мечты, о которых долго и много думала. но время быстрее и умнее людей, оно легко может сделать больно. — да так, забей. у нас ничего не вышло, — они замолкли. вопросы закончились, когда суен увидела волнение старшей, — что у тебя случилось, если не секрет? младшая задумалась. она не знает об этой девушке абсолютно ничего, как она может быть уверена в ее реакции на рассказанное? они знают друг о друге, казалось бы, лишь имена, но и это дает возможность найти собеседника. вдруг все станет только хуже? а если все наладится? — а меня собственная мать из дома выгнала. глаза сидящей напротив девушки широко распахнулись, и она приоткрыла пухлые губы, пытаясь что-то сказать; после тихого «почему» суен продолжила. — я ей призналась, что влюблена в… — она посмотрела в глаза сынван снова и поняла, что ей нечего бояться, ведь худшее уже случилось, — дочку ее подруги, что это взаимно. теперь меня ненавидят как последнюю крысу помойную. — пиздец. пак почему-то засмеялась. стало так невыносимо смешно от всей этой ситуации. от того, что она сидит перед абсолютно незнакомой девушкой и рассказывает то, что, казалось бы, личное и покрывается осуждением со всех сторон. но эта незнакомка ее поняла. — она меня возненавидела, — ухмыльнулась суен. — мать? или возлюбленная? — да, знаешь, — девушка на секунду задумалась, — обе. они замолчали. дождь все ещё неукротимо стучал по железным подоконникам окон и крыше, капли падали на пол и разлетались, будто стекло в дребезги, попадали на кожу. это заставляло покрыться мурашками и иногда вздрагивать обеих, но одна была в джинсах, а другая в юбке. — тебе не холодно? может, пойдём в бар? — она встала и начала отряхиваться, — подожди, тебе уже можно пить? — нет, но я очень хочу, если честно, — девушка подула на собственные ладони, приподнялась и одобрительно кивнула на идею «в бар». ей было всего семнадцать, не даром мать так долго «терпела» все эти выходки. но сейчас, когда до восемнадцати осталась всего неделя, можно забыть о морали, верно? если дочь забыла о ней, то и мать не обязана, по ее мнению. они сидели долго молча, казалось, что проблема, в принципе, уже была обговорена. сынван долго разглядывала голую шею и щеки новой знакомой: на них виднелись засосы в перемешку с синяками, а на щеках красовался легких свежий румянец, будто бы ее голова и туловище были совсем отделены друг от друга. в плане, будто бы лицо принадлежало невинному ребёнку, а тело уже повидало все: и удовольствие, и боль. это даже пугало. пугало то, что перед ней сидит человек, которого только что выкинули как маленького котёнка, которого бросили, который больше никому не нужен. — ты будешь что-нибудь? — сон мягко посмотрела в карие глаза напротив, ожидая ответа, но собеседница лишь застыла в смущении и раздумьях, — мы же не просто так в бар пришли, согреться чем-нибудь можно. Я оплачу, не волнуйся за возраст. получается, она хочет напоить меня? — думала суен. она не считала, что у них большая разница в возрасте, но стало немного не по себе, вдруг ее хотят обмануть. это ведь просто чужая девушка с улицы. хотя, если подумать, терять ей уже было нечего. — я буду кофейный ликёр, — сынван вопросительно посмотрела на пак, — я уже была здесь однажды… могу вернуть деньги за напиток! — ничего не нужно. я принесу, — девушка ушла. суен осмотрела знакомое помещение, которое грело их уже где-то семь или десять минут. все осталось таким же, как и полгода назад, когда она завалилась сюда с огромной компанией в час ночи, требуя выпивки и громкой музыки. так и случилось, она была единственной несовершеннолетней среди друзей и своей возлюбленной, которой совсем недавно исполнилось восемнадцать. казалось, что и поцелуи от ликера были намного слаще, а прикосновения более долгими и обжигающими. возможно, все было наоборот, но детская фантазия пак была уже совсем не детской, представляя то, что она делала в ту ночь. мама ее не искала, никто ее не искал. а даже если бы искал, это не так важно, ведь рядом было тёплое тело и много-много кофе с градусом. — приятного ликера, мадам, — сон присела за стол, протягивая бокал с ликером суен, — я хотела спросить, если тебе не трудно об этом говорить, — она опустила голову и начала постукивать ногтями по стакану с пивом в руках. выбор простой, но для сынван главным был разговор, нежели качественная выпивка, — какие у вас были с ней отношения? пак остолбенела. вопрос был задан довольно аккуратно, но казалось, будто бы тебе кинули его в лоб. — даже не знаю… — она закрыла лицо волосами, посмотрев на деревянный пол зала. — было тепло, наверное. на этом все. знаешь, мы мало разговаривали, у нас рот все время был занят. наверное, это была ошибка. мы не знали друг друга, встречаясь почти год… да, мы были подругами детства из-за матерей, но… — наверное, такое бывает в несознательном возрасте… — нет, знаешь, скорее дело было не в том, сколько нам лет, а в том, как она относилась к болтовне… я часто пыталась поговорить о наших проблемах или счастливых моментах, но у неё никогда не было времени. а, может быть, просто желания. — а, окей, я поняла, прости — сон подняла голову и отпила глоток. они пили в тишине ещё минут пять, стараясь просто насладиться тихой музыкой и пустым заведением. когда алкоголь уже поступил в вены, а бокалы оказались пусты, девушки решили выйти назад на улицу, все также почти ни о чем не говоря. — знаешь, а ведь я с тобой говорила за сегодня больше, чем за последние месяца четыре с ней. сынван молчала. она не знала, что ответить, просто сохраняла каждую фразу и мысль у себя в голове. почему-то именно эта ситуация ее резко вдохновила, будто и гитара зазвучала в голове, перекрикивая вокал сон и громкие барабаны. — это мой номер, — сказала старшая, когда они решили разойтись. уже было поздно, суен договорилась со своей двоюродной сестрой о ночевке, а сон была рада, что проблема хотя бы на эту ночь решена. они пообещали друг другу увидеться ещё раз, что обязательно случится. но они надеялись, что встретятся только тогда, когда небо заплачет, в кармане появится пачка сигарет, а суен будет счастливо улыбаться. «от сынван к суен, для моего красного бархата»