На конце радуги

      Иногда, чтобы что-то спрятать, нужно оставить это на самом видном месте. Поэтому Янян прячет всё в своём наигранном смехе и грубых шутках.       — Давай больше никогда не разговаривать, — в шутку бросает он, когда Тэн также в шутку игнорирует его протянутую на прощание руку.       Хочется что-нибудь расколотить в гневе, но он лишь улыбается во все тридцать два.       — Жаль, нельзя выжечь из памяти все плохие воспоминания, — вздыхает Тэн.       — Тогда я больше не смог бы тебе позвонить, — фыркает Янян, а сам думает о том, что его номер и вообще всё, что связано с Тэном выжжено не то, что в его памяти, высечено на его давно окаменевшем сердце.       — Ты прочитал документы перед тем, как подписывать? — Тэн ловит его руку, занесённую над договором, а Янян может думать только о том, что на его коже потом должно быть останутся следы, потому что он т а е т.       — Я доверяю тебе, — звуки идут откуда-то из сердца, а не из скованно улыбающегося рта.       — Ну и зря, — фыркает Тэн, для него всё вокруг — шутка.       — Я доверяю… — повторяет Янян, зная, что для него это нечто большее, чем правда.       Однажды Янян пытался сказать о своих чувствах, но Тэн рассмеялся, назвал его малышом и умчался из общежития на ужин с Тэёном. Янян и правда малыш, становится им рядом с Тэном. Он забывает, как правильно жить, как искренне смеяться, чтобы не выдать своей боли, забывает, как дышать.       Во второй раз, когда он решается признаться, их прерывает Лукас.       — Тэн, пройдёмся?       Янян никогда не понимал, как кому-то может нравиться боль, но он следует за ними, вслушиваясь в тихие стоны Тэна, перемешанные в ночном воздухе с хриплым шёпотом Вона. Он дышит этим воздухом и до крови закусывает ребро ладони. Завтра за это спросят, и первым, кто обеспокоится, будет Тэн, с тревогой заглядывающий в глаза.       Янян знает, что для Тэна, если не Ли/Вон/Со, так найдётся кто-то другой. Кто угодно, кроме него. Тэн просто так живёт. Легко, словно всё вокруг — шутка. Он сам говорит, что в будущее смотреть страшно, и вновь сжигает своё настоящее с кем-то. Порой Яняну кажется, что он — ещё один кот, с которым можно играть и обниматься. Вот только мысли у него — совсем не кошачьи.       Когда в машину подсаживается Ренджун, Лю снова натягивает пластмассовую улыбку. Он и так уже несколько дней ошивается у них. «Тэн-хён! Тэн-хён!». Он ненавидит его сладкий голос до трясучки, до побелевших пальцев, сжатых в кармане бесформенной куртки. Тэн что-то шутит про то, что ему надоело мясо с овощами, которые снова предлагает Ренджун, и он хочет суши. Лю мечтает о том, как окунает Ренджуна головой в хот-пот.       Они сидят в кафе и пишут влог. Тэн смотрит на Хвана так, словно тот произведение искусства. Теряет мысли, запинается. Лю знает, что это означает. И он не готов. Нет, только не Ренджун. Он хихикает над словами Тэна об уединении, и оба смотрят на него с недоумением.       — Вспомнил, как ты каждый вечер зовёшь меня смотреть кино…       Пусть Ренджун знает, в чьих объятиях каждый вечер засыпает его «Тэн-хён». Мелочно, но так приятно.       Вечером за барбекю напитки крепче, разговоры медленнее. Тэн подпевает Ренджуну:       Я думаю, что у нас всё будет хорошо, мы будем сиять как радуга, соединяющая твоё и моё сердце.       На сердце Яняна дождь, и он теперь ненавидит радуги.       Когда догорает закат, Янян понимает, что скоро сгорит сам и, подкараулив момент, переплетает пальцы с Ренджуном. Тот замирает на секунду, но крепче сжимает руку в ответ. Лю знает, что у того своя боль и причины искать чужое тепло, но делиться Тэном не намерен, уж лучше он сам выпьет его заботы с грустной улыбки. Он ловит вздох Ренджуна губами и украдкой смотрит на Тэна, что уткнулся в телефон. Тому плевать, впрочем, это не ради ревности с его стороны, это ради того, чтобы Хван не смог прикоснуться к Тэну.       У Ренджуна губы мягкие, движения плавные, боль своя, и свет в комнате гаснет, скрывая лица, каждому из них хочется видеть рядом совсем другого человека. Хорошо, что не одного и того же. После, Лю курит, слушая Ренджуна. У него всё ещё сложнее, в его уравнении переменных слишком много, чтобы однажды всё-таки найти ответ. Янян вздыхает: в его уравнении два постоянных, а третий — всегда какой-то новый делитель, что делит напополам их с Тэном, сердце Яняна, его душу. Он никогда не любил математику, поэтому, наверное, никогда не сможет найти ответ, как и Ренджун.       — Мы встретимся снова? — Хван выхватывает сигарету.       — Не кури, испортишь свой ангельский голос, — Янян вспоминает про вопрос. — Конечно увидимся, ты ведь только у нас и ошиваешься.       — А наедине? — Хван делает ещё одну затяжку, а Лю отбирает и тушит окурок.       — Если пообещаешь не трогать мои сигареты.       — Я много у кого ещё могу их взять, но твои, так и быть, не трону… в следующий раз.       Ренджун шутит, смеётся и Яняну даже кажется, что смеётся и он сам, не наигранно громко, а по-настоящему.       Тэн всё не вылазит из телефона, улыбаясь собеседнику через экран и смайлики, которых по мнению Лю слишком много. Поцелуйчики, сердечки, баклажаны… Кто-то новый. Даже парные шорты, купленные Хваном для них, не способны заставить снова смеяться искренне.       Он почти не спит из-за работы, практически не ест, ссылаясь всё также на работу, и визажист на съёмках просит его хотя бы пить достаточно воды.       Они смеются и дурачатся, это они умеют лучше всего.       — Ребят, посмотрите друг на друга, словно влюблены, только не страстно, а именно нежно, — оператор пытается поймать нужный ракурс.       Янян улыбается Тэну, Тэн — Яняну, и сердце его пропускает удар, впрочем, как обычно. Тэн фыркает и отводит взгляд спустя 10 секунд, для него всё это шутка. Янян с безразличным видом продолжает смотреть на такого близкого, но всё равно принадлежащего другим человека.       Они устали. Он устал, и голова Яняна на коленях Тэна, что перебирает его волосы.       — Тебе словно от единорога гриву пересадили.       — А тебя словно в таз с перекисью окунули, только продержали мало, — Лю касается высветленных висков, скользя рукой по красному камешку в мочке уха, опускаясь ниже, мечтая коснуться губ, изогнутых в кошачьей улыбке.       — Ты восхитительный грубиян, люблю тебя, — от небрежно брошенных слов сжимает в груди, и Янян почти ловит пальцами родное-чужое дыхание, чтобы самому иметь возможность вдохнуть. Дверь распахивается, заставляя Тэна отвернуться, и пальцы Лю замирают в воздухе.       — Вы закончили? Я всё пишу, а ты не отвечаешь.       От этого голоса под кожей расползается иней.       — Да, бегу, — Тэн бережно перекладывает его голову на подушку, вытаскивая своё бедро, обходит диван и с лёгким выдохом целует того, кто на этот раз занял место делителя. Яняну не надо этого делать, но он выглядывает из-за спинки дивана.       — Привет, Кун…       — Кун-гэ, — поправляет его старший и выходит. Больнее от того, что он единственный, кроме Ренджуна, кто всё знает.       — Пока, малыш, — Тэн подхватывает куртку и выходит следом, на ходу хватая Куна за ладонь, что крепко сжимается в ответ.       Янян как всегда смеётся, хотя в душе кошки давно уже проскребли дыру и сбежали вслед за тем, кто так по-кошачьи улыбается уголками губ.       Малыш… Он давно не малыш. Скорее уж котик.       Мяу-мяу, блять.       Рука тянется к телефону.       — Придёшь сегодня с аквариумом возиться?       Позже они курят одну сигарету на двоих, и Янян, не попадая в ноты, подпевает сатиновому голосу Ренджуна.       Мечты, которыми мы грезили вместе, уже не принадлежат нам, они призрачны, но мы находимся в одном и том же сне.