Не спеша

Мина была живой — шумной, кислотно-яркой, прыгучей, словно беспокойный солнечный зайчик, прихотливо и резко исчезающий с одной стены комнаты, чтобы в ту же секунду очутиться на противоположной только потому, что кто-нибудь, потянувшись спросонья, спихнул ручное зеркальце с тумбы возле кровати, роняя на рядом стоящий стул. Она самозабвенно отдавалась моменту — громко смеялась и возмущалась, широко улыбалась и плакала, если хотела. — Мидория! — Она громко кричала приветствия, особенно когда люди, которых она звала, ей нравились. Изуку улыбнулся: собственно, ей мало кто не нравился. Он махнул ей рукой, проходя в класс. Беспрепятственно дошел до своей парты и опустил портфель, успел только сунуть руку в сумку в поисках учебника, когда почувствовал приближение со спины. Обернулся медленно через левое плечо — и нос к носу столкнулся с улыбающейся озорно девушкой. Ее глаза смеялись, когда он почувствовал, что краснеет от мысли, что они могли столкнуться… не носами. Ашидо была решительной, легкой, очаровательной — и в отношениях с ней Изуку семимильными шагами преодолевал свою нерешительность, перенимал эту ее легкость, ее как будто врожденные навыки общения со всеми вокруг. Но это не отменяло того, что он все еще смущался. Между прочим, Мина тоже смущалась — он сам видел! Но не сейчас. Сейчас было для нее игрой, увлекательной головоломкой родом из детства, когда уверен, что если еще чуть-чуть посидишь, если забудешь о существовании мира вокруг, вот сейчас все получится: стороны сложатся в однотонные цвета, кресты расцепятся, кольца в руках станет два, а то и больше. Изуку нерешительно приблизился, потираясь носом о нос. Он заставлял себя не зажмуриваться, и довольное выражение, появившееся на лице одноклассницы, ощутимо вскипятило кровь в его жилах, и та хлынула насыщенно-алым по ушным раковинам, щекам и шее, и Изуку отстранился, глядя неловко и слегка обиженно. — Ты знаешь, что это называется эскимосский поцелуй? — спросила Ашидо, сияя глазами. Изуку готов был поклясться, что на них сейчас пялится по крайней мере половина класса, и не только из-за мелкой паранойи — из-за опыта и ощущения колючих взллядов на себе. Кроме них с Ашидо, внутри класса парочек больше не было. Точнее, мысленно кашлянул Изуку, о другой парочке не знали или не говорили, — он мазнул быстрым взглядом по сидящему на парте Бакуго заинтересованно наблюдающему Киришиме. Бакуго рядом с ним очевидно на что-то грязно ругался. Изуку вздохнул: он даже мог предположить, на что. — Да, — пробормотал он, кивая, в ответ на вопрос Ашидо, глядя ей в глаза — ярко выделяющиеся золотом на фоне черной склеры. Вся Ашидо была такой — пятном, ярким и неожиданным посреди обыденного и знакомого мира. Изуку про себя вздохнул: он думал, как по уши влюбленный. Изуку скользнул взглядом по всему лицу Ашидо — мягкому, выражающему бескрайнее веселье сейчас, такому, которое хотелось обхватить ладонями, чтобы согреться теплом, чувствующимся при взгляде, поцеловать по-настоящему — прижавшись губами близко. Изуку не мог сказать, что Ашидо любила все выставлять напоказ — она просто не скрывалась и была жадной до прикосновений, контакта, присутствия, но и она наверняка не хотела бы целоваться на глазах у толпы. Изуку улыбнулся особенно тепло. Выражение лица Мины сменилось на игриво-недоуменное. — Я бы хотела пошутить, что ты думаешь о чем-то пошлом, но, знаешь, у тебя такое лицо, что даже Бакуго понял, что ты думаешь о том, кого любишь. Ее губы тоже тронула улыбка — другая, не яркое пятно, а окрашенное в красное заходящим солнцем облако на темнеющем небе. Ругань Бакуго стала гораздо более отчетливой, и Изуку на секунду перевел на него взгляд, неумолимо возвращаясь к лицу своей девушки. Он чувствовал, что с каждым мгновением его губы все сильнее расползаются по лицу, делают улыбку едва ли не шире него, что что-то теплое переполняет грудь, заставляя забыть, как дышать. — Я скучал, — сказал он. Вместо признаний, бессмысленного бормотания и мямления, очень честно, открыто, уязвимо. Мина улыбнулась ярче, тронула его руку своей, на секунды переплела пальцы, чтобы в следующий момент вновь распрямить напряженные кольца пружины где-то внутри, взорваться, расплескивая вокруг себя энергию и солнечные искры. — Я тоже! — и, стремительно чмокнув в губы, убежала обратно продолжать разговор с Серо, с которым как раз говорила, когда он вошел. Она еще махнула ему ладонью, перед тем как развернуться и уже через секунду с размаху усесться на парту напротив общего одноклассника, тут же начиная о чем-то оживленно щебетать — голос ее звучал звонким журчанием воды, спускающейся по камням, и он отвернулся к столу, вынимая учебники и садясь, чтобы продолжить искоса, мягко, ненавязчиво наблюдать за девушкой. Он видел, что кончики ее ушей особенно ярко горят родным розовым, уже переходя в малиновый. Он знал, что видит это не один. Бакуго пристально смотрел на него даже тогда, когда Киришима уже обратил все свое внимание на него, тоже смеясь и о чем-то рассказывая, не заботясь о громкости голоса. Изуку улыбнулся, глядя в чужое лицо. Глаза Бакуго сузились, но он явно смягчил выражение, когда отвел от него взгляд. Изуку удивленно вздернул брови. На насмешливый взгляд Мины, так ясно говорящий «я что-то знаю!», он ответил легким кивком и уходом в себя под сопровождение взятой из дома книги. Вокруг шептались, смеялись и гомонили, и Изуку чувствовал, что это правильно. Тем, кто рядом с ним, это подходит, — шумное тесное сосуществование с сотнями точек соприкосновения, пестрых, как огоньки гирлянд в праздничные дни. И Мина — рядом, стоит только, кажется, протянуть руку. Ох. И сколько продлится его такое состояние? Говорят, спустя время чувства охладевают и приедаются. Изуку думал, что это не будет плохо. Что снизить градус внимательности, восторженности, очарованности он будет совсем не против — это не значит, что он перестанет любить Мину. Обожать ее? Со временем, к тому же, они наверняка узнают друг друга еще ближе. Звонок заставил всех рассесться по местам и замолчать коллективно на краткие минуты начала урока. И начать шуршаще перешептываться, вспыхивая то там, то здесь, будто сломанная, непредсказуемая гирлянда. Они с Миной порой сталкивались взглядами — и, коротко улыбаясь, так же плавно расходились, знающие, что у них есть время. Есть возможность. Есть более подходящие по атмосфере места. Они улыбались.