Вишневый куст

Мне кажется, что любые детские воспоминания по мере взросления человека, так или иначе, всегда обретают новый смысл, окрашивая паутину нашего сознания в ранее неведомые цвета. Восприятие ребенком окружающего мира, его суждения о тех или иных вещах со временем кардинально меняются. И, знаете, иногда мне хочется вернуть тот самый наивный взгляд на некоторые события, присущий, действительно, лишь детям. Дед мой был очень трудным, тяжелым человеком. Властный, капризный, никогда не проявляющий слабину, непоколебимо идущий к своей цели. Таким он казался мне тогда. Его уважали, боялись, ненавидели, однако все, абсолютно все, признавали превосходство деда над собой. Его манера держаться и говорить, вовсе не была надменна или жеманна, но уверенна. И даже не обладая большим ростом и крепкой физической силой, он был наделен поразительной способностью смотреть на человека «сверху вниз». Мы понимали друг друга без слов, обожали долгие прогулки в соседнем парке и оба очень любили собак. Звучит наивно, не правда ли? Сейчас, однако, я могу с точностью заверить вас, что у нас с дедом была совершенно особая духовная связь, как-то внезапно и невнятно прервавшаяся. Дедушка мог часами проводить время в небольшом садике, что до сих пор радует жителей всего нашего дома. На сегодняшний день плодом его стараний является лишь маленькая, вкусно пахнущая липа, растущая в тени раскидистого, пышного дерева. К сожалению, было еще одно растеньице, которое дед холил и лелеял с особой любовью. Вишневый куст. Нет, не дерево, а именно куст, поймите, этого уродца нельзя было назвать деревом. Приземистый, слабый, почти крошечный, но твердо заявляющий о своем существовании, хвастающийся горделиво своими сладкими и сочными ягодами. Дедушка умер, когда мне было четыре. Это был второй инфаркт, сломавший его, подло подкравшийся со спины на углу соседней остановки. Я не видела этого, я ничего не помню, даже похороны, по-моему, родители тогда увезли меня куда-то. В моей памяти дед навсегда останется человеком, у которого залегла забавная складка между чуть затронутых сединой бровей, человеком, который очаровывал своими улыбающимися светло-синими глазами. А куст, куст через полгода выкорчевали, заявив, что тот мешает проложить новый асфальт и поставить витиеватую ограду. Я помню, как сильно плакала, казалось, забирают последнюю частичку, связывающую нас. Тогда ниточка совсем оборвалась, перестала существовать, запуталась в клубке воспоминаний. Не знаю. Здесь все описано так сумбурно, возможно нелепо, но, уж простите, сохранились лишь такие жалкие отрывки. Сейчас я знаю, нет, я точно уверена, что если бы дед не был бы настолько самоуверен, мудро рассчитывал свои силы, и хотя бы толику своих проблем, переживаний разделял со своей семьей, если бы он принял во внимание свой первый инфаркт и понял бы, что не может все кругом опираться лишь на него одного, такого маленького, слабого, беззащитного, как его вишня, тогда бы многое было бы по-другому. Возможно, та ниточка так и не оборвалась бы.