***
— Ты уверен, что не забыл ничего надеть? — многозначительно спрашивает Луи, когда находит выход из этого лабиринта комнат и панорамных окон. Потому что Гарри Стайлс надел слишком серьезный полосатый костюм на голое тело, и лишь несколько миллиметров его груди прикрываются крестом на длинной цепочке, а татуировка бабочки, кажется, машет крыльями при каждом движении мышц мужчины. — Жарко, — коротко отвечает он, приглашая Томлинсона к автомобилю, стоящему прямо у входа в здание. Луи смотрит на свои узкие джинсы и обычную футболку в свете солнечных лучей в последний раз и садится на заднее сиденье, собираясь уже начать возмущаться, что он не малыш и может сидеть спереди, как замечает незнакомого мужчину за рулем и неловко здоровается. «Конечно же, у него есть водитель». Если бы Луи мог мысленно закатить глаза, он бы так и сделал. Гарри садится следом, толкая бедрами замершего на месте мальчика, и сухо обьясняет водителю, куда нужно подъехать. Перегородка между незнакомцем и пассажирами закрывается. — Садись, — низкий голос отвлекает Луи от размышлений и заставляет повернуть голову вправо на мужчину, похлопывающего по коленям. — Каждое утро начинаешь с того, что приглашаешь парней сидеть на тебе? Однако он все же поднимается, пересаживаясь, и горбится чуть сильнее, так как почти упирается в крышу автомобиля. Гарри по-хозяйски поправляет тонкие бедра Томлинсона, пользуясь возможностью коснуться упругой задницы и немного сжать ее ладонями под видом того, что старается разместиться удобнее. — Ревнуешь, малыш? И дальше они едут почти молча, лишь иногда переговариваясь насчет чего-то, что замечают за окном пролетающего города. Кондиционированный воздух салона укачивает Луи, и мальчик почти ложится на Стайлса, позволяя обнять себя за талию. Он думает о том, как оказался во всей этой ситуации и почему еще день назад ночевал в своей уютной немного грязной кроватке, а сегодня едет на коленях чертового миллиардера на шоппинг. Гарри смотрит в противоположное окно, наслаждаясь тем, что держит малыша на руках, и мыслью, как потратит на него вопиюще непристойную сумму, чтобы получить улыбку на лице и кое-что еще. Луи не скажет, что специально так часто дергается, ерзая бедрами, чтобы почувствовать, как его задница трется о твердеющие брюки мужчины. И Гарри не скажет, что специально старается ставить колени в максимально неудобное для Томлинсона положение, чтобы мальчик снова сдвинулся и пощекотал его нервные окончания в области паха. И Стайлсу абсолютно плевать, что костюм от этого определенно мнется сильнее обычного.***
Они зашли только в один магазин. Лишь в один. И Гарри уже уверен, что время не должно тянуться так медленно. — Неудивительно, что у вас нет ни одного посетителя! — покидая бутик в сопровождении высокого кудрявого мужчины, кричит Томлинсон, оборачиваясь в последний раз, и Стайлсу наконец удается привлечь его внимание мягкими окликами «Малыш» и рукой на пояснице. — Ты видел чертовы цены?! — продолжает Луи уже собеседнику, яростно жестикулируя. Все же после очередного снисходительного «Малыш» он вздыхает. — Действительно, кому я это говорю… — Малыш, — в который раз повторяет Гарри, и Луи хочет, чтобы он продолжал называть его так весь день. — Я привел тебя в этот магазин, значит и о ценах буду беспокоиться я. И так во всем чертовом торговом центре. Стайлс не добавляет «Хорошо?» или «Ты понял?» в конце, потому что даже не собирается выслушивать чужую точку зрения. Он купит малышу все, что тот захочет, просто потому, что он, блять, может. И плевать ему хотелось на цифры на этикетках. Луи замолкает, пока они проходятся по пустынному коридору дальше, и думает о том, что это, наверное, неправильно. Он не должен пользоваться чужими деньгами. Гарри настаивает, потому что у него есть возможность, и Томлинсон слишком соблазняется этим, потому что, да, пожалуй, он бы чертовски обрадовался новой одежде и обуви, но в нем все еще есть совесть. И Стайлс все еще не назвал свою цену, хотя, очевидно, что их свидания в магазинах одежды когда-нибудь закончатся телами без одежды. Томлинсон и не против, на самом деле. Луи было приятно видеть, как аккуратно Гарри выходил из автомобиля, поглядывая на свой пах после их поездки. — А, знаешь, не только в том магазине нет людей, — мальчик решает перевести тему на более нейтральную. — Тут сегодня в принципе как-то… пустовато, — он обводит носом в воздухе, и мужчина кивает, слишком показательно и серьезно. Слишком по-взрослому, как и обычно. — Что ж, сегодня тут и не должно быть никого кроме персонала и нас с тобой, — невозмутимо бросает он, продолжая придерживать Луи за поясницу, которой хочет коснуться без этой ненужной тонкой футболки, и ощущая, как передвигаются мышцы спины молодого человека при каждом шаге. — Как это? — Я арендовал его, — Стайлс слишком любит пожимать плечами, когда говорит о чем-то, что кажется Луи невероятным. — До вечера он полностью закрыт только для нас. Луи останавливается. Рука не спадает с его спины, когда он хмурится и ищет искорки шутки в лице мужчины. Не получая поддержки в зеленых глазах, мальчик оглядывается по сторонам, судорожно выискивая хотя бы один силуэт. Пусто. Распахнутые двери каждого магазина и каждого бутика и ни души, исключая продавцов-консультантов и кассиров. Нет, такого просто быть не может. — Нет… — парень подбегает к бортику посередине этажа, поднимает взгляд наверх, но и там не видит бродящих шопоголиков с пакетами, увешанными на руки, словно на крючки. Везде поразительно тихо: лишь ненавязчивая мелодия доносится из колонок под потолком. — Ты шутишь. Скажи, что ты шутишь! — слишком отчаянно просит он. — Неужели я так похож на человека, который бы стал этим просто шутить? — драматично оскорбленно, Стайлс закатывает глаза, приближаясь к напуганному и взбудораженному мальчику. — Только ты и я, малыш. И никто нам не мешает. — Никто и не мешал бы, Гарри! Что ты- Боже мой! Как ты это сделал?! — Просто позвонил и- — Нет, блять, стой, даже не пытайся объяснить! Зачем ты это сделал? Зачем ты это делаешь?! — Я уже сказал, что хочу тебя порадовать. Никто никогда не делал… такого. Да, Томлинсону дарили много внимания, ему устраивали лучшие в мире сюрпризы и говорили теплейшие искренние слова, но никто никогда не тратил так много денег, чтобы просто побыть с ним наедине. И Луи не хочет чувствовать себя меркантильным мерзавцем, говоря, что то, что сделал Гарри, ему внутренне приятно до чертиков. — Нет, зачем так сильно стараешься? «Зачем так денежно стараешься?» «Он ведь мог хотя бы попытаться просто затащить меня в постель после первого ужина в ресторане». Стайлс приближается, наклоняя голову, и понижает голос до почти шепота. В любом случае, не то, что бы им тут было тяжело слышать друг друга. — Я очень сильно хочу тебя… порадовать. «А я очень сильно хочу сорвать с тебя одежду прямо сейчас, но не думаю, что это будет корректно даже в закрытом торговом центре». — Ты- — Луи выдыхает, улыбается и качает головой, потому что старается не произносить свои мысли вслух и не находится в словах. — Боже… Мальчик запускает ладони вокруг голой талии Гарри (специально под пиджак) и прижимается щекой к его плечу, чувствуя давление чужих рук на пояснице и лопатках. — Весь центр? — уточняет Луи, поднимая глаза на мужчину, опираясь подбородком на непокрытую одеждой грудь; тот смотрит на детское выражение лица, которое уже явно не принадлежит ребенку, и кивает, мягко улыбаясь. — Весь центр. — И фуд-корт? Старший усмехается. — И фуд-корт. Томлинсон замолкает. Обдумывает, закусывая щеки изнутри, пока разум Гарри конструирует лишь картинки того, как эти же щеки будут втягиваться вокру- Луи снова вздыхает, прерывая его приятные мысли: — Я хочу есть.***
— Малыш, мы не пойдем в чертов Макдональдс, — качает головой Стайлс, когда Луи тянет его к кассе ресторанов быстрого питания и удивленным кассирам, потому что они не думали, что арендовавшие весь торговый центр люди вообще заглянут в их сторону. — Почему нет? Это слишком вкусно. — Нет, Луи, — и он снова как взрослый, запрещающий ребенку конфету. — Пожалуйста? — Нет, малыш, там за углом есть ресторан, мы пойдем в него. — Ну Га-а-арри… — Луи специально начинает ныть, словно ему действительно пять лет, потому что надеется, что это сработает. Спойлер: это не работает, и Стайлс продолжает мягко давить на поясницу Томлинсона, отворачивая от ненавистной ему вывески. — Гарри, пожалуйста. Прошу, прошу, пожалуйста, — кудрявый мужчина сглатывает, прочесывая волосы назад. Мольбы из уст Томлинсона звучат хорошо, думает он. Очень даже хорошо. — Пожалуйста! Мальчик играется, повторяя и растягивая слова просто от скуки и внутреннего детского упрямства, но Стайлс вдруг останавливается, будто бы нажал на переключатель; игнорируя щекотку в штанах, смотрит на малыша исподлобья даже сверху и низким басом произносит: — Попроси еще. Луи немного хмурится, поражаясь, что на его псевдоистерику обратили действительное внимание, но сипло суховато повторяет: — Пожалуйста. — Еще, малыш. Где же твое желание? Так вот, в чем дело, думает Томлинсон. Он прикладывает все усилия, чтобы сдержать улыбку, когда понимает, что нашел ниточку воздействия. — Прошу-у… О, Гарри готов купить весь чертов Макдональдс за то, как Луи тянет эту букву «У». — Это бы тебя порадовало? — вдруг вступает мужчина, ладонью поглаживая немного колючую щеку собеседника. Луи чувствует, как накаляется воздух между ними, как Гарри прожигает его взглядом и как наклоняется все ближе и ближе, уж точно не думая о том, чтобы остановиться. И коленки молодого человека явно не должны так крутить в желании подкоситься или обернуть ноги вокруг пояса этих полосатых брюк. — Да, пожалуйста… — мальчик сипло выдыхает, будто бы уже успел физически устать, и облизывает губы, прежде чем добавить провокацию и посмотреть, что из этого выйдет. — Папочка… Мужчина прекращает поглаживание рукой и всматривается в голубые глаза, утопая в желании пялиться в них, не отрываясь, пока его мальчик будет кричать снова и снова, ударяясь о его бедра и молить этим высоким голоском и тонким протянутым «У». Гарри возбужден, и он еще не ел с утра, так что голод по парню умножается на голод обыкновенный и получается настоящий «бум» ощущений внутри. «Папочка». Одно блядское слово — и Гарри хочет сделать мальчику много подарков. Хочет позаботиться о нем, украсить его одеждой, бантиками и ювелирными изделиями, устроить настоящую кукольную жизнь, которой позавидуют любые Барби и Кен. А затем хочет отыметь его до дрожи в этих тонких коленках и скрипа в сорванном от криков горле. Стайлс привык показывать степень своего желания через сумму. А выкупить торговый центр на весь день означает не только аренду помещения, но и оплату счетов за эти сутки, а также компенсацию упущенной выручки каждого магазина. И Гарри ни секунду не колебался, когда ему сказали, во что ему обойдется прогулка с Томлинсоном. Возможно, по плану мужчины они пройдут до конца торгового центра, зайдут в магазин нижнего белья, и Стайлс покажет комплект, который хотел бы когда-нибудь снять с мальчика. — Скажи еще раз. — Папочка, прошу… — Ох, блять, — шепчет мужчина себе под нос, закатывая зрачки. Он дразнит сам себя и тут же отрывает искушение от рук и сердца. Ему нужно остыть, если он не хочет поиметь мальчика в следующие оставшиеся часы аренды перед глазами продавцов, прямо на стойке долбанного Макдональдса. — Иди и сядь за любой стол. Я все принесу. И он идет в сторону кассира, старающегося казаться незаинтересованным, скупает по две порции каждой позиции меню, оставляет чаевые в несколько раз больше, чем размер чека, и возвращается с чертовым набором бумажных пакетов, которые они все равно не съедят, вызывая у Луи лишь искренний смех. — Если ты перевел все свое возбуждение в бургеры, папочка, то это действительно озабоченность.***
— Я не знаю… Мальчик качает головой, рассматривая свое отражение, пока за его спиной стоит готовая в следующую же секунду помочь консультантка, а Гарри сидит на мягком кресле, по-хозяйски закинув ногу на ногу, и внимательно осматривает теперь светло-лиловый пиджак на хрупкой фигуре. Девушка держит в руках розовый, который только что сняла с плеч Томлинсона, и терпеливо закусывает губы. Клиент выбирает нужный ему цвет уже добрых полчаса (не считая того факта, что он перемерил почти всю новую коллекцию), и Гарри почему-то даже немного заводит эта капризность. Он старается потакать каждому слову мальчика и чувствует, что готов сорваться в любой момент по его желанию и сделать все, что тот попросит. — Малыш, ты выглядишь в нем великолепно. — Ты говорил то же самое про розовый, — фыркает Луи. Он вздыхает, подходит к мужчине и от безысходности уже думает сесть к нему на колени, обнимая, но вовремя вспоминает про свидетельницу и просто присаживается на корточки, утыкаясь лбом в покрытое тонкой тканью колено. Стайлс протягивает руку и успокаивающе гладит Луи по волосам. — Давай так. Переодевайся в свое или во что-то новое, если хочешь, — Гарри кивает на стопку пакетов, которые он собственноручно носит по центру и которые оставил рядом с креслом, — а я сам выберу цвет и оплачу. Что ж, это, пожалуй, лучший вариант, думает Луи, слишком погруженный в процесс примерки, так что он не будет хныкать о том, как это неприлично дорого. В конце концов, Стайлс уже потратил несколько десятков тысяч — и все на чертову одежду и обувь, в которую Луи влюблялся с первого взгляда. И он старается игнорировать мысли, что ему абсолютно некуда это носить. Слишком пафосно и слишком дорого для его обычной мелочной жизни. Луи любит шоппинг всей душой, и он считает, ему чертовски повезло, что сегодня у него есть сексуальный ходячий кошелек, который периодически называет его малышом и носит тяжелые сумки. Томлинсон переодевается в свой наряд, втягивает аромат одеколона, уже въевшегося в тонкую ткань родной футболки, поправляет волосы и выходит из примерочной, под которую выделена отдельная комната чуть ли не в половину площади самого бутика. Силуэт Гарри виднеется где-то на выходе, и Луи отвечает на вежливое прощание продавцов, направляясь к кудрявому, которому передает нетронутые пока пакеты. Чехлы, которые Стайлс удерживает несколькими пальцами, пока сам важно посвистывает под нос, читая вывески магазинов, привлекают внимание мальчика: — Почему их два? Он уже собирается пошутить про то, что Гарри дали что-то еще в подарок, лишь бы они скорее ушли из магазина, но мужчина кивает на новую покупку и снова слишком серьезно и уверенно в себе поясняет: — Я тоже не смог выбрать. Нет, у Луи определенно к вечеру остановится сердце. Да, это интересная игра. Да, он получает баснословно много. Но он же не может так… Парень вздыхает, собираясь начать разговор он даже не знает о чем. В самом деле, что он может сказать? «Гарри, это уже перебор, но я мерзавец и не сказал это на первых двух десятках тысяч»? — Гарри… — Нет, малыш. Даже не начинай. — Но я- — Я сказал: «Нет». Ты же рад? Почему ты расстраиваешься? — Потому что… потому. Луи просто не знает, как объяснить то, что он чувствует. А в Гарри просыпается еще бо́льший азарт. — Малыш, чего ты хочешь? Скажи — и мы купим. Ты только скажи. Томлинсон вспоминает, как буквально в каждом магазине Стайлс раздавал консультантам по несколько сотен наличными, просто чтобы их обслужили в полной мере тщательно. Просто доставал кошелек и без единого зазрения совести покупал собственные просьбы о приоритетном внимании. «Боже, да он действительно озабочен», — шутливо проносится в голове мальчика, однако завывания Гарри искушают не менее дьявольских обещаний. Он предлагает слишком много и даже не просит ничего взамен, хотя, очевидно, хочет. И Луи, очевидно, тоже этого хочет. — Ты видел все эти вещи в первых магазинах и так радовался, когда примерял их, а сейчас снова расстраиваешься. Ты устал? Может, наконец, заглянем в тот ресторан? — Я не голодный, — тихо бурчит Томлинсон, вспоминая, что им пришлось вернуть бо́льшую часть заказа обратно в Макдональдс, чтобы банально не выкидывать свежеприготовленную пищу, но пожимает плечами, как бы говоря, что, если Стайлс хочет, они могут пойти куда угодно. — Малыш… — они двигаются дальше по холлу, а реплики прерывает лишь стук каблуков мужчины, перемешанный с фоновой мелодией. Луи не откликается, поглядывая в пол, пока ведет настоящий смертельный бой со своей совестью. — Малыш, посмотри. «Нет, я определенно не должен был на все это соглашаться». — Я сказал: «Посмотри». «Но он такой… такой… боже». Перед мальчиком вырастает преграда в виде высокого кудрявого мужчины. Гарри проклинает момент, потому что его руки заняты пакетами с одеждой и он не может взять эти насупившися щеки ладонями, провести по короткой щетине и сорвать томный выдох, касаясь губ большим пальцем. — Я прошу, скажи, что тебя обрадует. Чего ты хочешь? «Твои руки на моей заднице». Ладно. Ладно. Луи сдается. Он не выдерживает и хохочет под напряженным взглядом мужчины, касается его груди, играется с серебряной цепочкой, и закусывает губу, даже не зная, как об этом попросить и имеет ли он вообще совесть просить о чем-то еще после этого. В конце концов, он тоже хочет секса и хороший гардероб, так почему бы не согласиться? — Ладно. Хорошо. Хорошо! Я… Я хочу обувь. Да. Кроссовки. У Adidas вышла новая модель, а я даже еще не видел их… — мальчик запинается, не зная, стоит ли ему тянуть этот разговор в игру, которую они ведут весь день, поэтому добавляет лишь жалобное, — пожалуйста. Стайлс облегченно улыбается, и теперь даже груз покупок в руках не кажется таким тяжелым. Малыш чего-то хочет, просит, и Гарри даст ему это. — Только мы найдем место, где можно оставить все эти пакеты. Ну или я могу договориться с каким-нибудь охранником, и он будет ходить за нами и носи- — Нет! Мы оставим их где-то, — отрезает Томлинсон, и его упрямость и вновь оживленный вид поднимают настроение Стайлса. — Знаешь, когда оба хотят удовольствия, за него порой необязательно столько платить, — бурчит Луи под нос, продолжая путь, и надеется, что Стайлс не услышит. — Неужели эта плата не приносит удовольствие обоим?***
— Это из новой коллекции, — добавляет девушка, протягивая в руки Томлинсона очередные боксеры, и проводит его, закиданного одеждой, в примерочную. Луи хочется смеяться. Он поглядывает на Гарри, на то, как мужчина серьезно оглядывает полки и что-то обсуждает с этой девушкой, на нижнее белье, которое ему всучили, и готов расхохотаться прямо сейчас. Он никогда в своей жизни не примерял боксеры в магазине и обычно просто покупал их на глаз. «Кто вообще их примеряет? Зачем?» Но Гарри отрезал, что это обязательно, снова всучил девушке деньги и заявил, что им нужно подобрать «идеальное» белье. И когда консультантка ушла в поисках «идеала», Стайлс наклонился к молодому парню со словами: «Ну или я просто очень хочу поглазеть на твою задницу». И пока Луи меняет очередной предмет одежды, по просьбе Стайлса раздевшийся полностью, не считая белья, и чувствующий себя определенно слишком странно и даже мерзко, когда девушка уточняет, не жмет ли ему чертова резинка на поясе, Гарри отвлекается, проходясь по рядам с идентичными шортами. Однако стенд посередине бутика, в котором под стеклом разложены кружевные комплекты, вызывают в нем особый тремор. Это то, о чем он думал. — Будьте добры, подайте нам вот этот, нужного размера, — Стайлс указывает пальцем на белоснежные кружевные шорты и разворачивается, собираясь вернуться и посмотреть, что там делает его мальчик, скрытый в примерочной. — И отгладьте их. На самом деле, Гарри иногда немного брезглив и считает, что высокая температура убивает все микробы. — Простите, мистер Стайлс! — восклицает девушка в догонку, и взгляд развернувшегося мужчины заставляет ее пожалеть о том, что она вообще это сделала. — Простите, но… Но мы обычно не… Мы обычно не гладим кружево, в этом нет необходимости, оно поступает к нам уже в товарн- Гарри цокает, быстро приближается обратно, тянется в карман, достает кошелек и кладет несколько сотен на стеклянный стенд рядом с собеседницей. — Отгладьте. И он уходит, потому что его зовет его малыш.***
— Нет, это просто нелепо!.. — Можно? — уточняет мужчина, вслушиваясь в бурчание за тяжелой занавеской, получает обреченный вздох и согласие и открывает примерочную. И у Гарри замирает сердце, когда он его видит. — Выгляжу, как идиот. Белоснежное кружево, все же отглаженное, идеально подобранное по размеру мальчика, обтягивает его бедра и тазовые косточки, а высокая талия стройнит Луи еще сильнее, если это вообще возможно. Ровная осанка и татуировки по всему телу совершенно не вяжутся с образом ребенка, но определенно точно подходят Томлинсону. Он такой красивый. И такой невинный в этом белом наряде — Стайлс соврет, если скажет, что у него не отвисла челюсть и не зашевелился член в штанах. — Оставьте нас, — хрипло произносит мужчина, не оборачиваясь на девушку позади, и Томлинсон хмуро смотрит на Гарри, не понимая реплики и ожидая дальнейших слов. — Сэр? — Оставьте нас на пару часов. Освободите магазин. — Мистер Стайлс, простите еще раз, н-но я не могу- Гарри закатывает глаза и снова показательно вынимает несколько крупных банкнот, буквально насильно кладет их ей в руки и кивает на выход из бутика. — Беру на себя ответственность, — обещает мужчина. И девушка, без права выбора, уходит под прожигающую интонацию, не уверенная, что могла бы поступить иначе, а Гарри шагает ближе к шокированному Луи, уже повернутому обратно к зеркалу размером на всю стену, рассматривающему новую одежду на себе. Не стесняясь, мужчина подходит близко к мальчику и опускает ладони на его талию, где заканчивается пояс кружева; Луи вздрагивает, когда чувствует крепкие руки на себе. Стайлс несколько секунд стоит так, рассматривая неяркие родинки на спине мальчика, и наклоняется к его плечу, втягивая аромат кожи. С каждым новым вдохом он сжимает пальцы сильнее, и Томлинсон все больше и больше опирается на грудь мужчины, чтобы не упасть от внутренне дрожащих ног. Старший расправляет ладони, в тишине пустого бутика слышит, как Луи закусывает губу, и плотоядно усмехается, широко расставляя пальцы и поглаживая гладкую выпуклость бедер. Кружево легонько царапает кожу, и Гарри сжимает пальцы снова, ноющим и горящим пахом ощущая, как ему необходимо касаться своего мальчика. — Ты выглядишь восхитительно, малыш. Слишком низкий голос и неизвестно откуда взявшая хрипотца определенно уносят Луи в другое измерение. — М-мне кажется, я выгляжу глуп-по… — задыхается мальчик, когда мужчина касается тонких волос под его пупком и одаряет мурашками и теплом собственных рук. — Давай помогу, — Стайлс снова гладит кружево, поддевает пояс сзади и цепляется за него обеими руками, оттягивая резинку от мраморной кожи мальчика. — Так лучше?.. Гарри тянет тонкую ткань в разные стороны и с долгожданным наслаждением слышит треск. Он держался весь день, чтобы не сделать того же в каждой долбанной примерочной. Луи вздрагивает, когда холод кондиционированного воздуха веет на чуть открытую кожу и думает о том, что теперь за этот дорогущий комплект (чертовых трусов и мешочка — это ли не смешно?) определенно точно придется заплатить, но Стайлса, кажется, такие мысли даже не посещают. Он слишком затянут видом ямочек внизу поясницы, наконец оголенной перед его глазами, а руки тянутся сжаться чуть выше тазовых косточек Томлинсона, словно ладошки ребенка — вокруг сладкого запретного десерта. Мужчина наклоняет голову, утыкается лбом в правое плечо Луи, пялящегося в зеркало на пальцы на своем теле, и с усладой рассматривает разорванную часть кружева и те самые ямочки. Стайлс почти скулит, когда жмурится и поднимает подбородок вверх, отрывая взгляд от желанного вида, и опирается на плечо стоящего впереди. Гарри внимательно следит за глазами Луи и за тем, как они прикрываются трепещущимися веками, когда он выдыхает ему на ухо и водит носом по мягкой шее, специально щекоча теплым воздухом, и прижимается своим телом к его. — Ты все еще не ответил, малыш, — шепчет он, прикусывая мочку, вновь вырисовывает круги на уже гусиной коже мальчика и переносит свой вес с одной ноги на другую, вызывая легкое трение их бедер. Гарри любит добиваться малышей. Любит топить их в подарках. И любит, когда в итоге получает то, чего хочет. — Так определенно лучше, верно? — дразнит Стайлс, широко улыбаясь от наслаждения ситуацией. Мальчик полностью в его руках — во всех смыслах этого слова — а сам мужчина получает возбуждающее удовольствие уже от такого контакта, не говоря об эстетическом оргазме, настигающем его каждый раз, когда он бросает взгляд в зеркало и видит, как за тонким слоем кружева твердеет пах Томлинсона. — Так определенно лучше… — сглатывает Луи и повторяет с придыханием, сам не понимая, когда начинает наклонять голову, вытягивая шею для бо́льших ласк. Гарри касается ее губами, почти целуя, и продолжает давить хватку на талии, периодически прижимая тело к себе сильнее и отпуская обратно. — Папочка. Стайлс останавливает свои действия и поднимает ресницы вверх, направляя взгляд исподлобья на нового знакомого. Тот определенно пытается скрыть улыбку, закусывая щеку изнутри, однако Гарри своего удовлетворения не прячет, вновь широко улыбается и продолжает то же, что и делал. — Быстро схватываешь. Кудрявый прикусывает тонкую кожу. Луи упирается руками в зеркало, слегка выдвигая бедра назад в твердо стоящего на месте Стайлса, чувствует напряжение, упирающееся в его почти голый зад, и сам инстинктивно подстраивается под ритм трения. Он аккуратно стонет, очевидно, все еще сдерживая себя в общественном месте, и Гарри бурчит, отрываясь от покусываний: — Не хочешь использовать ротик, чтобы быть громким? Тогда поработай им в другом месте. Стайлс кивает вниз, и у Луи стягивает живот, когда он понимает, о чем говорит мужчина. Они смотрят глаза в глаза сквозь зеркало и сразу же понимают друг друга, потому что оба знают правила. Гарри заплатил магазинам. А Луи заплатит Гарри. — Конечно, папочка. Мальчик разворачивается, заглядывает в потемневшие зеленые глаза, и заводит руки под ткань широкоплечего пиджака, стягивая его. Тугая шелковая ткань безжалостно спадает на пол, и Луи снова видит изрисованную грудь полностью открытой. Дразнящий костюм скрывал соски и татуировки на предплечьях Стайлса, и ему это не очень нравилось. Он нежно перекидывает длинную цепочку за плечо, оставляя крестик висеть за спиной Гарри, и прикасается губами к горячей коже, сразу же вылизывая сантиметры ключиц. Луи вытягивается задницей назад и упирается ею в зеркало. Он трется бедрами о гладкую отражающую поверхность несколько раз, оставляя там разводы от теплой температуры тела, и этим привлекает взгляд кудрявого к своему прогнувшемуся виду. И Гарри, словно кот за добычей, теперь следит за покачиваниями задней поверхности бедер своего мальчика в зеркале и не может оторваться, желая сжать в руках это кружево и кожу под ним. Вместо этого мужчине приходится довольствоваться тем, как волосы шатена скользят между его пальцами, а язык — по его коже, змейкой опускаясь ниже и ниже вместе с узлом желания, который заставляет Стайлса сжимать пряди на голове малыша сильнее, срывая глухой стон, врезающийся в его пресс. Луи умело расстегивает пуговицы, несмотря на неудобную позу и свои дрожащие пальцы, и Гарри слишком облегченно выдыхает, когда наконец-то снимает эти брюки, которые начали мешать ему еще в автомобиле по пути сюда. — Не тяни, малыш, — говорит он, а низкий голос звучит подобно приказу. Томлинсон поднимает ресницы, поглядывая на своего папочку, и кивает, стягивая брендовые боксеры вниз. Уже напряженный, член оказывается в холодной ладошке, и Гарри шипит сквозь сжатые зубы, то ли от резкой смены температуры, то ли от приятных ощущений. Луи отталкивается от зеркала, и шагает ближе, чтобы сесть на корточки, а затем и на колени. Ткань рвется сильнее, в тишине примерочной снова раздается треск ниток. Гарри задыхается, поднимает голову к потолку и почти сдерживает стон. Он кладет ладонь на макушку мальчика, и тот старается медленно втянуть весь большой орган в себя. Губы Луи растягиваются с едва заметной болью, и он стонет в попытке расслабить нижнюю челюсть. Стайлс вновь смотрит в зеркало, видит свою голую грудь, видит макушку Луи, дергающуюся под его рукой около паха, и видит, что кружево разошлось чертовски идеально, открывая вид на бо́льшие очертания задницы мальчика. Посасывающие звуки, которые издает горло Томлинсона под покачивания бедер Гарри, почти прекращаются, когда Стайлс насильно удерживает голову мальчика на месте и входит в его послушный рот до самого основания, замирая так на несколько секунд и повторяя действие снова. — Молодец… Хороший мальчик. Луи скулит, когда на третье такое погружение в его глотку чувствует тошноту, и Гарри резко толкается бедрами еще раз, прежде чем освободить губы мальчика. Стайлс чувствует, как на него находит постепенно ослепляющая волна уже не контролируемого желания. Мальчик прокашливается, растирает слюну по подбородку, но не успевает полноценно вздохнуть, так как Гарри сжимает его челюсть двумя пальцами и заставляет взять орган снова. Надавливая на щеки, он призывает мальчика втянуть их и удовлетворенно стонет, когда чувствует, как сужается его рот. — Да, малыш. Вот так. Томлинсон старается не думать о том, что ему не хватает воздуха. Он смахивает слезы ресницами, и его взгляд мутнеет от жидкости перед глазами. Сверху лишь силуэт кудрявого мужчины и его дикий взгляд. Уголки губ мальчика будто исцарапаны, горло горит, слюна течет вниз и капает на коленки, а заглатывающие вакуумные звуки разносятся на весь пустой магазин. Гарри так долго ждал этого. Мужчина отрывает мальчика от пола, все так же вытягивая его за челюсть и игнорируя факт того, как резко и неожиданно вырывает орган из его рта, и Луи послушно тянется наверх за своим знакомым, постанывая от головокружения. Гарри грубо удерживает его, поворачивает за подбородок в разные стороны, рассматривая мокрую кожу, и размазывает свободной ладонью слюну и слезы по щекам. Наклоняется, грязно проводит языком липкую дорожку по линии челюсти парня, ощущая соленый вкус пота, слез и перемешанной слюны. С губ мальчика вырывается неконтролируемое «Ах», и мужчина улыбается, победно прикусывая тонкую шею, на которой тут же остаются красные следы. Луи стонет от того, что давление пальцев Гарри становится слишком больным, а старший лишь сильнее кусает в ответ, как бы призывая выдержанно терпеть. И Томлинсон ждет, пока Стайлс полностью насладится его кожей и искусает этот участок вдоль и поперек, будто бы собираясь выпить кровь, как во всех фильмах про вампиров, и старается сдерживать свои крики удовольствия и боли из уважения к общественному месту, даже и пустующему. О, черт, Гарри действительно снял весь торговый центр, чтобы трахнуть кого-то, думает Луи. «Он озабоченный», — проносится в его голове, и, если бы мальчик мог снисходительно улыбнуться и его челюсть не была зажата, он бы так и сделал. Наигравшись, Стайлс рассматривает темнеющие участки кожи, пока клокотание внутри его живота вырывается на свободу в виде естественной смазки на головке члена и рычании полнейшего удовлетворения, в которое он сейчас нырнет. Гарри толкает Томлинсона, наконец отпуская его подбородок, который теперь ломит от недавнего давления. Мальчик обессиленно шагает по направлению, и вскрикивает, когда две руки крепко хватают его за бока и перемещают на широкий бархатный подлокотник, перекидывая через него. Луи чувствует нажим в нижней части живота, которой упирается в борт кресла, и давит локтями в мягкое сиденье, пока его согнутые ноги касаются пальцами пола. Шлепок, прожигающий кожу сквозь остатки кружева, вызывает смешанный с визгом высокий стон. Гарри хватает мальчика за пряди и оттягивает назад, чтобы сделать больно и снова вытащить с него скулёж. — Тебе нравится? Еще один удар приходится прямо по незащищенной тканью нежной коже, и Луи не может обессиленно опустить голову вниз, вытянутый, словно струна, в руках старшего. Он дергает коленками от ожога и двигает бедрами, попутно вызывая трение собственного члена сквозь кружево о бархатное волокно, но Гарри сжимает область, где появляется красный след его пальцев, и задерживает мальчика на месте. — Д-да, папочка… — бурчит Томлинсон, все же опускаясь в сиденье, закатывая глаза от боли с двух сторон своего тела. — Повтори. — Да, папочка! — воет мальчик, а его сердце готово выпрыгнуть прямо здесь и сейчас. Член болезненно ноет, как и задница, которую Гарри легонько похлопывает и мнет, наслаждаясь видом трясущейся кожи. — Хочу, чтобы ты был громким, малыш. Мужчина разрывает кружево окончательно и бросает его вниз к ступням молодого парня. Он садится на корточки, кусает открывшуюся ему кожу, безжалостно шлепает по бедрам и, кажется, делает все, чтобы на его мальчике осталось как можно больше побоев. Томлинсон скулит, выгибается и трется на месте, но это лишь дразнит его еще больше. Мальчику срочно нужен член. И чтобы кто-то занялся его собственным, иначе он разорвется как это самое кружево. — Пожалуйста, папочка! Прошу! Гарри щипает кожу и встает, растирая свой истекающий смазкой член о задницу младшего. Она горит после шлепков, и чистая мраморная кожа грязнеет от каждого жесткого прикосновения. Стайлс проходится короткими ногтями по спине под высокое «А-ах» и оставляет красные следы, цепляющие ямочки на пояснице. Он ведет линии до выпуклости, в которую упирается пахом, и в завершение царапин шлепает снова. — Завтра тебе снова придется сидеть на моих коленях, потому что по-другому ты не сможешь, малыш. — Папочка, прошу, пожалуйста, прошу, прошу-у… — Что такое, малыш? — Гарри придавливает Луи к мягкому поролону за шею, и Томлинсон поворачивает голову на бок, чтобы иметь возможность кричать и дышать. — Потрогай меня, по- пож-жалуйста… — мальчик дразнит старшего, покачивая бедрами в стороны, и чувствует, как несколько капель падают с члена мужчины прямо на его зад. — Мне больно… Прошу! — Тебе и так сегодня досталось непозволительно много, не находишь? — шепчет Стайлс, наклоняясь, прижимаясь грудью к спине прогнутого Томлинсона, и парень высоко мычит, представляя, что если бы член Гарри сейчас был не снаружи, а внутри него, то он бы обязательно задел все самые нужные точки в такой позе. — Мхм… Пожалуйста, — уже шепчет уставший Луи, одной рукой охватывая мужчину за собой и прочесывая его кудри, пока сохраняет болезненное, но необходимое трение бедер о кресло с одной стороны и член Стайлса — с другой. — Ты не слушал меня, когда я говорил пойти в ресторан… — томно продолжает Гарри, шлепая боковую часть ноги. — Кричал в магазинах и капризничал… — старший щипает кожу и сжимает ее, будто пытается отжать тряпку. — Я сделал так много, а ты просишь чего-то еще? — Пожалуйста, папочка, мне нужен член, прошу. — Просишь что, малыш? — Гарри, на самом деле, тоже мало понимает, плененный запахом пота и визгами Луи под собой. Стайлс скоро разорвется, и он плохо осознает, что говорит. — Прошу член, — повторяет мальчик и сглатывает, задыхаясь. — Прошу трахнуть меня, наконец. Мужчина усмехается. — Такой дерзкий упрямый малыш… — он получает внутренний оргазм каждого узла в животе уже сейчас, когда слышит такие искренние и разбитые мольбы мальчика. — Такой капризный… А я старался потакать каждой твоей хотелке. — Это мое последнее желание на сегодня! Прошу-у… Отымей меня, папочка. Гарри мычит, носом поглаживая голые плечи и область лопаток, и покусывает места, где до этого оставил царапины. Ему чертовски, до боли в солнечном сплетении нравится ситуация, в которой они оказались. — Отымей меня, папочка, за все то, что ты мне купил, — Луи пытается поднять голову, но остается придавленным весом старшего. — Там стоят пакеты… Пересчитай их и отымей меня за каждый. И, что ж, Гарри думает, что заплатил достаточно, чтобы согласиться на такую сделку. Он кусает шею в последний раз, слышит уставший стон и ухмыляется, когда вновь касается мягкой поясницы. Стайлс подносит пальцы к губам Томлинсона и открывает их, надавливая на язык. Малыш послушно принимает и это, облизывая до костяшек, и ниточка слюны тянется от уголка его рта до ладони, которую Гарри достает обратно. Он кладет ее на середину выпяченной задницы и надавливает сначала средним пальцем, чувствуя, как сжимаются и разжимаются мышцы Луи. Мальчик клокочет, и его бедра начинают неконтролируемо трястись, так что мужчине приходится надавить второй рукой сильнее, удерживая тело. — Ты… — начинает кудрявый, замечая, как относительно свободно скользит его смоченный палец, и добавляет второй, срывая гортанный выкрик. — Д-да, папочка! Я рас-стягивался сегодня утром… в т-твоем душе… для тебя, — Томлинсону приходится делать короткие затяжки воздухом, и он лишается и лишается кислорода с каждой из них. Гарри погружает два пальца, медленно и тягуче растягивая малыша, и выпускает комочек слюны, направляя его на дырочку. — Боже, папочка, хочу глубже, пожалуйста… Луи льнет грудью к мягкому месту на кресле и от этого выпячивает задницу выше, погружая пальцы в себя. Стайлс оставляет еще один шлепок на только начавшей успокаиваться коже и шипит, вынимая руку под скулеж и мольбы «оттрахать его как можно скорее». Гарри размазывает новообразовавшуюся смазку по своему члену и на секунду подбирает брюки с пола, чтобы достать оттуда карманный пакетик. Мальчик щурится и понимает, что это, по мере приближения мужчины. — Носил это весь чертов день в кармане и молчал? — Собирался трахнуть тебя еще в первом магазине, но ты начал ругаться с продавцами, малыш. Луи шипит, когда холодная жидкость выливается на чувствительное место; Стайлс выдавливает остатки на ладони, разогревает смазку трением и погружает два пальца снова, пока свободной рукой стимулирует ноющий член. Гарри шумно выдыхает, поглаживая собственную головку, чувствуя скольжение пальцев в заднице своего малыша и его напряженные попытки не кричать и не подрываться на месте с каждого движения. Стайлс освобождает обе руки, шагает ближе и направляет член ко входу, урчит от кружащего голову удовольствия, почесывая чувствительный кружок своим кончиком, вызывая скулеж Луи и очередные судорожные: «Прошу, отымей меня, папочка, папочка, прошу, прошу, прошу!». Гарри готов поклясться, что слышать стоны Луи и погружаться в него, ощущая, как податливо он расслабляется и принимает все, что мужчина дает, — лучшее на свете чувство. Щекотка наслаждения заполняет каждое нервное окончание его тела. Томлинсон шипит от легкого натяжения и блаженно принимает больше, пока член папочки не оставляет ему даже возможности дышать. Луи лишь чувствует твердость в своей заднице и рычит, когда Гарри делает первый толчок, задевая все точки, которые только можно себе представить. — Черт! Такой большой… — мальчик шипит с очередным толчком, ритм которых быстро выходит на слишком яростный уровень, раскачивающий даже тяжелое кресло на полу. — Да, папочка, так хорошо! Рычания Гарри сопровождаются его диковатыми толчками, его шлепками по коже и новыми царапинами на боках мальчика. Кудрявый дует на выбивающиеся пряди, с которых начинает течь пот, и смотрит в зеркало, чтобы увидеть лицо младшего. Высшая степень удовольствия, изображенная на этих прикрытых глазах, и то, как он тщательно, но безуспешно пытается маскировать стоны покусываниями губ — причина закатанных глаз Стайлса, его щипаний, клокотаний внутри грудной клетки, и смешанных порывах экстаза в крови. Такой тугой и одновременно мягкий малыш — Гарри большего и не нужно. Послушание Луи буквально сносит мужчине крышу: на участках тела мальчика, попадающих в поле зрения стоящего, нет свободного от покраснений места, и старший хочет еще, сжимая задницу в своих руках под сдавленные в бархатной поверхности крики. — Будь громче, малыш. Я же не зря заплатил за чертов магазин и весь торговый центр, верно? И Луи послушно стонет, подставляя бедра под удары о них паха Гарри и его ладоней. Смазка скользит между их телами, всхлипывая вместе с мальчиком, и оба эти грязных звука перекрываются настоящими визгами, когда Стайлс находит простату, бьет по ней пару раз, а затем меняет положение, раздразнивая мальчика, в чью кожу продолжает впиваться до следов в виде синяков и ссадин от даже коротких ногтей. — А-ах! А, да, да, блять, п-папочка- — шлепок по уже розовой коже, звук соприкосновения ладони и голой поверхности и новый крик. — Да, да, папочка, вот там, прошу, прошу, сильнее! Луи чувствует, что очень-очень скоро кончит такими темпами. Его член несильно покачивается под его весом и растирается о бархат кресла, которое намокает от естественной смазки. Мальчик вертит ногами и пытается упереться ими в пол, чтобы приподняться и попробовать коснуться своего болящего органа, которому он уделяет так мало важнейшего внимания, но Гарри снова шлепает его. — Нет, ты слишком юн, чтобы трогать себя так, малыш. Мужчина перехватывает запястья, заводит назад и удерживает около поясницы, одновременно надавливая на нее. И Луи готов умереть, распластаться прямо здесь и сейчас, пока его тело податливо качается и принимает все, что делает с ним папочка, а мышцы плеч тянутся с тем, как они оба стремятся к разным сторонам. — Мне больно, папочка, я хочу кон- — Нет, я хочу смотреть в твое лицо, когда ты это сделаешь. Гарри очевидно не собирается останавливаться, потому что его шлепки не прекращаются даже после того, как на коже Луи остаются крапинки кровоподтеков. — Я не могу больше терпеть, папочка, пожалуйста!.. Мужчина тянет малыша за волосы, скользит из него и поднимает на ноги. Стайлс видит, что сам стоять Луи не в состоянии, но и посадить его на кресло будет слишком больным для его поврежденной задницы. Стайлс садится сам, сидение немного влажное от слюнок лежавшего тут шатена, и хлопает себя по коленям, затягивая Томлинсона за руку. Мальчик выдыхает, переводя дыхание, и кладет ноги по обе стороны бедер мужчины, шипя и хмурясь от растяжения и ожогов на задней поверхности ног. Гарри снова скользит в него, откидывает голову назад и перемещает руки на поясницу Луи, позволяя коже чуть ниже немного отдохнуть после ударов, которые теперь приходятся на часть тела сверху. Стайлс движет Луи, доставляя себе удовольствие от ударов об его стенки, и агрессивно мурчит, вновь кусая шею. Сегодня, думает Томлинсон, он определенно будет прокусан или пробит на одном из участков тела. Не то, что бы он против. Новая поза не отсрочивает подступающий экстаз. Мальчик кусает плечо Гарри, пока тот все еще терзает его шею, хнычет от боли, усталости и удовольствия, напрягающего его все сильнее, и начинает сам подскакивать на таком большом и таком идеально нужном члене, подыскивая нужный угол в попытке вытерпеть боль от ударов бедрами. Луи сам не следит за моментом, как вдруг начинает непередаваемо скулить, чем даже привлекает внимание мужчины под собой, и по-зверски дергается, рвано и страстно. Волна удовольствия, лавина пота и крики, постепенно стихающие, как тело мальчика полностью расслабляется, падая на мужчину. Горячая белая жидкость обжигает нижние части животов обоих и моментально растекается вниз, пачкая тканевую поверхность мебели. Уткнувшийся носом в шею кудрявого, Луи старается не кричать и не всхлипывать от того, как же действительно больно, и думает лишь о хорошем, потому что Гарри шепчет ему грязнейшие вещи в ухо, толкается в него бедрами и слишком долго стонет на пороге наслаждения. Еще чуть-чуть. Еще немного и- — Блять, черт, малы-ы-ыш, — шипит мужчина, почти сдавливая Луи в своих руках, пока тот делает то же самое с его членом, сжимая мышцы для бо́льшего контакта. — Пожалуйста, папочка, дай мне это, — собирая последние силы, Томлинсон вкладывается в общее дело на оставшееся время и пытается не отключиться после своего оргазма. — Залей меня полностью, папочка. За все то, что ты сделал для меня сегодня… — Да, малыш, да… Гарри лишь поддакивает, потому что в его глазах начинает темнеть. — Ну же, папочка, я так нуждаюсь в этом, прошу! — Луи расслабляет ноги, чтобы Стайлс мог беспрепятственно уничтожать его зад, мять его и направлять так, как ему нужнее и приятнее. И когда мальчик снова визжит от боли от следов шлепка и впивающихся в его кожу пальцев, Гарри выпускает гортанный рык и заполняет Луи горячей жидкостью, откидываясь на спинку кресла от отключающего сознание удовольствия. Член выскальзывает вниз, опадая, задница Луи горит и сжимается, выдавливая смешанную со смазкой сперму, и Гарри быстро проводит по дырочке пальцами, на что получает высокий подавленный вздох. Мужчина подносит пальцы ко рту малыша и тот лениво втягивает их за щеки, слизывая сладко-соленое окончание их шоппинга. «Как же чертовски хо-ро-шо». Луи сидит на Гарри еще некоторое мирное время, смотрит на их тела в отражении зеркала и почти мурлычет от того, как снова нежно обращаются с ним руки старшего, гладящие по голове и прочесывающие волосы. — Что, теперь купишь мне кольцо и мы заживем долго и счастливо? «Такой дерзкий». — Теперь куплю тебе кляп и заткну твой милый ротик, малыш. Мальчик усмехается и потирает сонные глаза. Он пиздецки устал после целого дня лучшего в его жизни шоппинга и такого же секса. — Думал, тебе больше нравится затыкать его своим членом, — бурчит Луи, опускаясь лбом к плечу и потирая щекочущее место. Все его тело горит от боли, но мальчик слишком расслаблен, чтобы что-то с этим сделать. Гарри анализирует сказанное и через несколько секунд отрывает парня от своей груди, оттягивая его лицо двумя руками под внимательный сканирующий взгляд. — А ты верно говоришь… — мужчина поджимает губы, рассматривая покусанные мальчика и вспоминая недавнюю картину, несколько раз кивая, и серьезно задумывается, отводя глаза. Он ухмыляется, обхватывает свой член ладонью и проводит по нему, ощущая вновь наступающую щекотку. — Пакеты еще не закончились… На колени, малыш. Слишком обессиленный, Луи хмурится, не понимая, что значат такая серьезная интонация и вновь темнеющие широкие зрачки на фоне изумрудной радужки. Гарри облизывает губы и ведет бровью: — Не смотри на меня так удивленно. Я сказал: «На колени».