Запах озона

Сегодняшняя ночь была особенно тихой и навевала тоску. Вайолет брела домой по мощёной плиткой дорожке. Сейчас, когда у девушки были все условия для комфортного проживания, ей даже не верилось, что это происходит и вообще возможно. В голове сформировалась и глубоко пустила свои корни установка — “не заслужила”. Многое поменялось с тех пор, как Эвергарден осознала, что горит. Различные чувства были в избытке, они все свалились на голову разом. Только светловолосая не понимала большей части из них и не умела отличать друг от друга. “Я тебя люблю”, — единственная фраза, которую хотелось понять и прочувствовать всеми фибрами души. Гниль. Липкая и вязкая, она разъедала сознание. Вайолет бы разодрала грудную клетку и выдернула из лёгких чёрный сгусток, но ещё держалась. Каждую ночь эта темнота вырывалась наружу, убивая истерикой и воскрешая вновь. Каждую ночь она поочерёдно чувствовала свои душевные ожоги, отдающиеся невыносимой физической болью. А после горения оставалась гниющая мёртвая плоть. Вайолет всегда улыбалась каждому, будто незнакомец перед ней — лучший человек в жизни. Её научили быть милой девочкой, угождать людям и помогать им переносить свои чувства в красивой форме на бумагу. Иронично, что блондинка лучше всех писала про любовь, не понимая этого слова. Вайолет улыбалась, но даже не знала, зачем. “Так нужно для соблюдения этикета и сохранения приятной атмосферы в разговоре”, — твердила Тиффани, и Вайолет слепо следовала её советам. Она обещала быть послушной девочкой и считала, что хорошо справляется с этой ролью куклы в руках других. Война давно закончилась, но её страшные последствия никуда не исчезли. Особенно для молодой, хрупкой на первый взгляд, девушки, которая когда-то жила от битвы до битвы. Война жила в той, которая бросалась в бой по первому приказу майора, готовая подставить себя под пули, когда у взрослых мужчин и женщин сдавали нервы. Вайолет считала себя полноценным оружием, для неё ничего не стоило — убить человека. Сейчас же всё было не так просто. Никто не объяснял ей, как нужно жить и не учил чувствовать. Никто, кроме майора Гилберта, так прочно засевшего в сознании. Он стал первым дорогим Вайолет человеком. Военный терпел все трудности, связанные с обучением девушки, и ждал, ни за что не отпуская, став для блондинки центром вселенной. Бугенвиллея обещал не бросать и погиб. Тело так и не нашли. От него осталась лишь изумрудно-зелёная, под цвет глаз дарителя, брошь и всего три слова, которые не давали спать по ночам и заставляли усердно работать в поисках расшифровки. Где-то в глубине подсознания юная Эвергарден знала, что тоже любит, не осознавая смысла этого слова, но чувствуя ноющую боль последними живыми клеточками души. Любит и ждёт того, кто уже не вернётся. Того, чья жизнь стала платой за мир, как и жизни сотен тысяч других невезучих. Вайолет не понимала, почему не умерла она. Тёмно-зелёная скамейка, на которой сидела девушка, стала влажной от холодного моросящего дождика. Дымку из мелких капель можно было разглядеть, подняв голову на всё ещё светивший в столь позднее время уличный фонарь. Скамейка тихо скрипнула. Кто-то присел рядом, шурша одеждой. Светловолосая очнулась от бесконечных размышлений о жизни, повернувшись корпусом к источнику звука. Тонкие выбившиеся из причёски пряди волос завились от влажности на улице и прилипли к лицу, доставляя лёгкий дискомфорт. В ту же секунду зрачки Вайолет расширились, будто перед ней сидело привидение, такое красочное и слишком реальное, что наводило страх. — Не ожидала? Прозвучал банальный вопрос, на который нужно было дать не менее простой ответ. Но блондинка только и могла беззвучно открывать рот, словно вмиг лишилась дара речи. Кое-как собравшись с мыслями и сжав протезы, заменяющие руки, в кулаки, она отрицательно покачала головой. — Я здесь ненадолго. Нет желания задерживаться, да и ты прекрасно справляешься без меня. Хотел узнать, как дела. Уже вижу, что не очень. Изумрудно-зелёные глаза светились теплом и радостью, вызывая мурашки. Сердце гулко стучало, и если бы у Вайолет были руки, то кончики пальцев непременно дрожали сейчас. Адамантиновое серебро же в любой ситуации оставалось холодным, прямо как блондинка. Только отчего-то сейчас она чувствовала, как костёр, когда-то оставивший ожоги в душе, снова начал тлеть. Эвергарден не верила своим глазам, но молилась всем существующим силам, чтобы этот миг в итоге не оказался сном. Гилберт поднялся со скамьи и встал напротив девушки, обхватив её лицо своими руками. Сейчас он казался особенно высоким для Вайолет. Она смотрела ему в глаза, стараясь запомнить каждую деталь внешности, выжечь клеймом на подкорке сознания. Только бы никогда не забывать. Было ощущение, что время замедлилось и мир крутился относительно этих двоих. Бугенвиллея наклонился и поцеловал Эвергарден в лоб, этот жест оказался наполненным любовью и нежностью с избытком. Почему-то девушке стало тепло в этот холодный вечер. — Я горжусь тобой, Вайолет. Ты очень повзрослела с момента нашей последней встречи, стала невообразимо прекрасной. Я люблю тебя, как никого не любил. Но ты должна меня отпустить — в этом и проявится твоя ответная любовь. Будь счастлива. Гилберт пригладил окончательно промокшие волосы Вайолет одной рукой, снова улыбнулся и отстранился, развернувшись к ней спиной, собираясь уйти. — Майор... — девушка попыталась схватить Бугенвиллея за рукав военного мундира, но никого перед ней не оказалось. — Что такое счастье? Голубые глаза Вайолет защипали и наполнились слезами, одна за другой стекающими по щекам, подбородку и шее вместе с каплями ненавистного дождя. Сейчас девушка чувствовала себя особенно разбитой, разорванной на тысячи мелких кусочков и развеянной по ветру. Наконец-то пришло осознание, что Гилберта здесь не было и никогда не будет. Он всё так же мёртв, лежит в могиле, заросшей мелкой молодой травкой. От душевной боли стало тяжело дышать. Блондинка зажмурилась и закрыла лицо руками, чтобы больше ничего не видеть. Остались неизменными только Вайолет, холодный моросящий дождь, зелёная лавка, фонарный столб и запах озона. Послышался шум колёс подъезжающей машины. Дорожку перед Вайолет осветили фары уже знакомого автомобиля Ходжинса. Она совершенно не хотела обращать внимание на происходящее вокруг; всё казалось ненастоящим. Подбежала взволнованная пожилая Тиффани, а за ней — Клаудия с большим чёрным зонтом. Они кружились вокруг и что-то эмоционально бормотали. Дождь внезапно прекратился. Девушка наконец подняла на стоящую перед ней мисс Эвергарден красные от слёз глаза. Женщина тут же набросилась на неё с объятиями, игнорируя неприятное чувство от насквозь промокшей одежды Вайолет. — Девочка моя, — Тиффани чуть не расплакалась вместе с блондинкой, — мы так волновались! Весь город объехали. Клаудия держал над ними открытый зонтик, печально глядя на Вайолет, которая успела стать для него как родная дочь. Когда Тиффани отстранилась, юная Эвергарден поднялась со скамьи. — Ты снова видела Гилберта, — заключил бывший армейский офицер. — Да. — Поехали домой, уже поздно, — Ходжинс вздохнул и отвернулся, пряча беспокойство.