Слишком поздно

«Обо мне тоже заплачут!» «Да ладно! Учителя устроят праздник, Тору будет не до тебя из-за тачки, а папе я помогу справиться с горем!» Сейчас Майли проклинает себя за эти слова. Джексон был прав. Она эгоистка. Невозможная, невероятная, отвратительная эгоистка. — Я была неправа. Прости меня, пожалуйста. Девочка стоит возле надгробья, сжимая в руках букет с цветами. — Учителя… Переживали о тебе. Даже очень. Знаешь… Хоть ты и учился плохо, но… Да кому нужны эти оценки, когда, ты, к чёрту, умер!» Её лицо искажает гримаса боли. Она вновь начинает рыдать. Слёзы стекают по её лицу, и девочка шмыгает носом, пытаясь утереться рукавом чёрной кофты. Пальцы в сотый раз поправляют красные розы. Ровно шестнадцать. Столько же было и Джексону. Майли присаживается на корточки и кладёт букет около надгробья. — Знаю, ты бы сейчас разозлился… — она с усилием улыбается и снова сглатывает слёзы, — сказал бы: «Фу, Майлз! Я что по-твоему — девчонка?!» Так бы и было, верно? Тишина. Немного помолчав, Майли продолжает. — Тор тоже очень сильно переживал, Джексон. Ему вообще было плевать в тот момент на тачку. Он сжимал меня в своих огромных ручищах и рыдал. А потом сморкался в свой ужасный огромный клетчатый носовой платок. Помнишь, у него был такой? [1] Тишина. — Папа тоже очень переживал, Джексон. И переживает до сих пор… Знаешь, он даже поседел. Теперь «знаменитые волосы Робби Рэя Стюарта» белые, как снег… — Майли замолкает на полуслове — хоть Джексон и мёртв, она не хочет разбивать сердце и ему,  — прости. Я всё такая же маленькая и эгоистичная девочка. Она рассказывает брату о многом. О Лилли и Оливере. О Рико.