Аутодафе

Эфсун расстегивает пуговицы на блузке очень медленно, почти с неохотой. Ей некуда спешить, на казнь ведь не спешат. Всем своим видом дает понять — ей не в радость здесь быть, она бы сбежала, да поздно. С той встречи на складе — поздно, с того взгляда Азера. Это не объяснить, не обозначить. Не стой рядом Юджель, Азер взял бы её прямо там, на цементном полу. Люди такое прячут, люди такого в себе боятся. Азер верно не человек вовсе, стихия. Огонь, сжигает всё на своём пути. Эфсун тоже сжег. За блузкой наступает черед юбки. Эфсун почему-то не стыдно перед ним раздеваться. Уже не стыдно. Азер сидит на кровати и смотрит как тогда. И его желание Эфсун чувствует так остро и так страшно, что трудно дышать. Эфсун держится, пока еще держится, она так просто не сдастся, пусть они всё это уже проходили. Юбка падает на пол. Каждый раз — это почти больно, почти на грани. Азер не сдерживает себя, Азер не пытается быть нежным и деликатным. Эфсун позволяет и ему, и себе абсолютно всё. Какие там поцелуи — злые полу-укусы, жадные, мокрые. Азер тянет Эфсун на себя, и утром на её руках, конечно, останутся синяки. Эфсун впивается ногтями Азеру в предплечья, рвано ведет вниз по шрамам, Азеру тоже должно быть больно, иначе никак. У Азера черные, совсем пустые глаза. Эфсун всё ждёт, когда он отпустит себя до конца. Когда просто бросит её на кровать, грубо раздвинет ей ноги, начнет двигаться, не давая толком привыкнуть. Не дожидается. Азер груб, но ровно настолько, чтобы Эфсун не захотелось остановиться. Ровно настолько, чтобы Эфсун забывала про всё и громко стонала под ним. Это грязно и дико, Эфсун бы хотела сказать. Это стыдно и мерзко. Но после Азер никогда не отводит свой взгляд, в нем нет осуждения или чувства вины. Лишь обещание — всё повторить. Если только Эфсун того пожелает.